And it really doesn't matter if I'm wrong I'm right where I belong I'm right where I belong See the people standing there who disagree and never win and wonder why they don't get in my door. The Beatles "Fixing a Hole".
— Что-то рано в этом году у вас задождило, — дребезжащим голосом отметила безупречно одетая старушка в элегантной шляпе, одной рукой опиравшаяся на трость, другой — на заботливо подставленную руку седого благообразного мужчины. Она нарочито чётко выговаривала английские слова, однако немецкий акцент всё же был очевиден. — Всего-то октябрь, а погода — полное die Scheiße.(1) — Тётушка, — скривился изрядно постаревший Веллер, — здесь прекрасный климат, рядом океан. Полно вам. Сейчас возьмём такси, и я покажу вам дом. Огромный дом на двоих хозяев, построенный по личному проекту Веллера, располагался в стороне от городской суеты и тем паче в стороне от трассы на Лос-Анжелес. Неподалёку от океана, около кампуса Калифорнийского университета жили он, Готтфрид Веллер, профессор медицины, и Эрнст Шаттерхэнд, учёный-естествоиспытатель и тоже профессор. Разумеется, так как Шаттерхэнд был инвалидом и нуждался в посторонней помощи, социальная система Соединённых Штатов только с облегчением выдохнула, что можно не отягощаться этим делом: весь уход за гениальным физиком взял на себя бывший немецкий военный врач. Точнее, всю оплату ухода, осуществлявшегося молодыми сиделками, исключительно чёрными. Трудолюбивых и талантливых мужчин в Санта-Барбаре приняли приветливо. А когда речь пошла о создании ядерного оружия ни для кого иного, как для США, им предоставили всё. — Ну, посмотрим, — с сомнением проронила старуха. — В тебе-то я не сомневаюсь, а вот твой приятель из другого мира кажется мне человеком, начисто лишённым художественного вкуса. Однако, вопреки ожиданиям, дом Магду Веллер не разочаровал. Особенно её привел в восторг тайный ход в библиотеке, соединяющий обе части особняка, и плавно едущий лифт бронированного стекла, благодаря которому без малого столетняя фрау могла не утруждать себя подъёмом по роскошной лестнице. Также благоприятнейшее впечатление на Магду произвела оранжерея, занимавшая изрядную часть площади половины Эрнста. В ней росли, цвели и благоухали редчайшие растения: по большей части, разумеется, столь любимые физиком кактусы. Но более всего её удивил сам Шаттерхэнд, безукоризненно одетый; на лице его сияла совершенно неискренняя голливудская улыбка. И это самое лицо его, казалось, ни капли не изменилось с того момента, когда Магда видела Шаттерхэнда — тогда еще на немецкий манер Шаттерханда — в последний раз. Ни новых морщин, ни седых волос, но всё те же шрамы. — Доброго дня, херр Шаттерханд, — очаровательно, словно флиртуя, улыбнулась фрау Веллер. — Вы, как я посмотрю, ни капли не изменились. Говорят, вы разрабатываете оружие, но, судя по вашему внешнему виду, это больше похоже на эликсир вечной молодости. Не поделитесь? — её глаза лукаво засверкали. — О, мисс Веллер, — Шаттерхэнд поднялся из-за стола, чтобы подвинуть женщине стул. Старуха ничем не выдала удивления. Он отлично помнила, что у полусумасшеднего учёного не было обеих ног чуть выше колена и что передвигался он всегда в инвалидном кресле. Выходит, этот гений инженерной мысли придумал рабочие протезы? Шёл он медленно, но уверенно. Или же её племянничек выдумал новый способ пересадки конечностей? Как бы там ни было, она вежливо наклонила голову и села на заботливо придвинутый стул, решив, что всенепременно ещё получит ответы на свои вопросы, коих скопилось немало. Ещё до начала Второй мировой фрау Веллер, прислушавшись к свистящему в водосточных трубах ветру перемен, монетизировала большую часть имущества семьи, позже перевела эти накопления во всегда ценное золото и, собрав оставшийся скарб, спешно уехала в Швейцарию. Ставка оправдала себя на все сто: Швейцария придерживалась позиции нейтралитета и стояла на ней непоколебимо. — Боюсь, это не мне необходимо раскрывать вам свои секреты, — Эрнст вежливо улыбнулся, — коих у меня, впрочем, и нет, а вам — вашего потрясающего долголетия и, как я надеюсь, крепкого здоровья. Он дал знак стоявшей у входа горничной, чтобы та несла обед. — О, проще простого, — старуха сверкнула рядом ровных жемчужных зубов. — Я каждый вечер пью рюмку превосходного коньяку, заедая её долькой горького шоколада. А ещё я никогда не имела детей и ни дня не была замужем. Готтфрид Веллер усмехнулся — его тётка, как и он на протяжении долгого времени, была изгоем и позором семьи. Он же был счастлив, что этой женщине хватило прозорливости и сил отстоять своё мнение. Магде Веллер он был не только как сын, но и как союзник и друг. Впрочем, коварство тётки он тоже никогда не сбрасывал со счетов. Она всегда ухитрялась извлекать выгоду из самых патовых ситуаций, и редко когда делилась этой самой выгодой с кем-либо. — Итак, — она неприязненно зыркнула на прислугу-негритянку и придирчиво поковыряла вилкой еду, — у меня будут к вам новости, господа. Но поделюсь я всем этим позже. Я женщина старая, мне необходим отдых после долгой дороги, да и у вас тут день с ночью местами поменялись. — Разумеется, тётушка, — кивнул Готтфрид, кидая упреждающий взгляд на нетерпеливого аместрийца. Эрнст едва заметно вздохнул — он не хотел выдавать ажиотажа этой старой карге. — Вот ответь мне, Готтфрид, — она ещё раз поковыряла вилкой в тарелке, — неужели нельзя взять в прислугу нормальных людей? — О чём вы? — Готтфрид удивлённо приподнял бровь. — Об этих грязных обезьянах, — скривилась старуха. — Особенно на кухне. Вдруг они разносят заразу? Эрнст недобро прищурился, но промолчал. — Тётушка, право слово, — примирительно покачал головой Веллер, — в стольких семьях они готовили и продолжают готовить еду, и всё в порядке. — А скольких рабы отравили? — стояла на своём Магда. — Они не рабы, — усмехнулся Готтфрид. — Просто им можно платить вдвое, а то и втрое меньше, чем белым. А вы же понимаете, деньги никогда не бывают лишними. Веллер выразительно посмотрел на Шаттерхэнда и, к своему спокойствию, понял, что тот не собирается встревать в разговор. — И всё же, — старуха капризно изогнула губы, — до тех пор, пока у меня есть моё состояние, я прошу... Нет, настоятельно требую! Слышите, я требую нанять мне белую горничную.* * *
— Оставьте, — почти весело махнул рукой Готтфрид, раскуривая трубку, после того, как почтенная Магда Веллер отправилась почивать с дороги. — Она всегда была со странностями. — А вдруг она окочурится до завтра? — недоверчиво покачал головой Безногий, гладя белого ангорского кота, лежащего у него на коленях. — И как мы тогда получим новости? Веллер выпустил облако дыма и усмехнулся: — Поверьте, дружище, она ещё нас с вами переживёт. Если вы не бессмертны, конечно, — он развёл руками. — А то судя по тому, как вы всё ещё выглядите... Эрнст помрачнел, задумчиво перебирая пушистую шерсть. Он не знал, отчего его организм словно находился в безвременье. Веллер неоднократно предлагал провести — разумеется, тайно — ряд исследований его тканей, но Шаттерхэнд наотрез отказывался. Отчего — он сам не знал. Отчасти ему было страшно. Отчасти — он не хотел, чтобы Веллер использовал эти его свойства в своих целях. Ему льстило отношение к его персоне здесь, он был в шаге от того, чтобы лучи славы озарили его с ног до головы. И он очень не хотел утратить некоторую "эксклюзивность". — И я настаиваю на том, чтобы не менять прислугу, — жёстко сказал Шаттерхэнд. — Ей персональную горничную можете нанять хоть зелёную, хоть синюю! — Успокойтесь, — остудил пыл коллеги Веллер. — Никто не собирается ограничивать вас в ваших слабостях. Лучше расскажите, как там ваш "Малыш". А то за всей этой суматохой... "Малыш" был отдельной гордостью Безногого. Бомба, ещё более совершенная по сравнению с той, что он создал в Аместрисе. Конечно, были ещё "Штучка" и "Толстяк", но Шаттерхэнд упорно отдавал преимущество урану, а не плутонию, и пушечной схеме. Вероятность самоподрыва, по мнению учёного, компенсировалась ничтожным процентом отказов, а стабильность урана была выше. — О, мой "Малыш" почти готов, — лицо его осветила абсолютно искренняя улыбка. — Я доработал всё, что было из сомнительных недостатков у моего сокровища. По приезду в США великолепному физику, занимающемуся разработкой урана понадобилось совсем немного времени для того, чтобы присоединиться к исследователям радиоактивности, а позже — войти в Урановый Комитет Бриггса. В процессе этой работы Эрнст получил доступ к засекреченному оружию, добытому в 1924 году спецагентом американской разведки в Баварии, в котором учёный и узнал свое потерянное детище, своё сокровище. У Шаттерхэнда открылось второе дыхание. Он, помимо ядерной физики, увлёкся радиоэлетроникой и бионикой, и вскоре, не без помощи Веллера, смог создать подобие автоброни — облегченных протезов, работающих благодаря мини-трансформаторам, преобразующим импульсы нервной системы в переменный ток. Пока эти протезы оставались слишком сложными и дорогими в производстве, а также не всегда корректно работающими, чтобы выйти на массовый уровень, но парой относительно рабочих конечностей аместриец всё же обзавёлся... Пропустив половину эмоциональной речи Эрнста мимо ушей, но вежливо кивая и поддакивая, Веллер уловил момент, когда стоило всё же проявить более живое участие в разговоре. — Это грандиозно, дружище, — он с энтузиазмом посмотрел на собеседника. — Не зря я говорил вам, что вы — гениальный человек. Шаттерхэнд зарделся. Он никак не мог привыкнуть к тому, что где-то кто-то и правда ценил его наработки по достоинству. — Впрочем, — Веллер зевнул, прикрывая рот рукой, — утро вечера мудренее. У вас же завтра выходной? Дождавшись от собеседника подтверждения, Готтфрид самодовольно усмехнулся: — Отлично, тогда завтра и выслушаем нашу почтенную тётушку. Она обычно приносит если не добрые, так хотя бы ценные вести. Покойной ночи вам, друг мой, — он лучезарно улыбнулся и почесал за ухом кота. — И тебе, Вилли Второй.* * *
Готтфрид не понимал, отчего тётка решила приехать в Штаты. То ли и правда предчувствовала близкую кончину, то ли собиралась ещё со свойственным ей азартом ввязаться в очередную авантюру. Мнения его и Магды очень часто не совпадали: она ставила на тех людей, в сторону которых сам Веллер бы в жизни не посмотрел, но при этом отвергала такие перспективные варианты... Веллер с досадой вспомнил Ульриха. Мальчишка ещё некоторое время после их отъезда из Германии исправно выходил на связь, съездил хвостом за Элриками во Францию, оставил им подсказку на следующий объект — даже ухитрившись не попасться им на глаза! — а потом... Потом непонятно зачем решил заняться самодеятельностью. Говорил же ему Готтфрид — не нарывайся на конфликты с полицией, а он всё же решил творить свою вендетту. Напал на этого инспектора, Хана, кажется. Веллеру удалось даже узнать подробности: отчего-то его не поймали и не посадили. В дело тогда вмешался некий Эрвин Циммерман, который сначала спас полицейского и невесть как отговорил его предавать дело огласке. А потом зазвал Ульриха на съёмки какого-то детектива. Там-то и произошло странное. Абсолютно все отчёты говорили одно: несчастный случай. У самого же Веллера осталось множество вопросов о личности этого Циммермана. Он прекрасно помнил, что именно этого юношу хвостом за Элриками отправил Шаттерхэнд. Он помнил, что тот предал его приятеля. И, судя по всему массиву полученной Готтфридом информации, этот Эрвин обладал очень, очень странными способностями. Ни один из разговоров с Эрнстом не пролил ни капли света на эту проблему. Со временем Веллер перестал спрашивать, отложив вопрос в долгий ящик. Однако он был убеждён в том, что Шаттерхэнд что-то знает, но упорно молчит.* * *
— Должна отметить, что с открытым окном у вас и правда спится превосходно! Магда Веллер была свежа и благостна. Она даже не отпустила ни одного комментария по поводу прислуги: племянник ещё не успел подсуетиться и нанять ей в помощь белую девушку. — Кстати, юноша, — она обратилась к Шаттерхэнду, — у вас прекрасная кошка. Давно хотела поинтересоваться, что за порода, — старушка посмотрела на Готтфрида. — Ты же не возражаешь, если я заведу пару кошек? Веллер тяжело вздохнул. Делать было нечего: — Хоть троих, тётушка. — Отлично, — старуха просияла. — Вы же посоветуете мне питомник, милейший Эрнст? Лицо Шаттерхэнда приняло такое выражение, словно ему свело нижнюю челюсть: — Всенепременно. — Ладно, — вздохнула Магда. — Вернёмся к нашим баранам. Фридхен, дорогой, — нарочито слащаво произнесла она, и пришла очередь Готтфрида пытаться сохранить лицо, — в одном из моих путешествий мне довелось пообщаться с одним из католических легатов... Веллер даже не попытался скрыть удивления: он никогда не был ни добрым католиком, ни вовсе религиозным человеком. В какой-то момент он даже испугался, не выжила ли старуха из ума. — Как это относится ко мне? — немного раздражённо переспросил он. — Не перебивайте меня, Фридхен, — озорные огоньки заплясали в старушечьих глазах: по её лицу было отчётливо видно, что доводить племянника идиотским обращением внезапно стало ей жизненно необходимо. Веллер только вздохнул — каков со стариков спрос? Что они, что дети, право слово. — Всё-всё-всё, — он шутливо поднял руки, показывая тётке пустые ладони. — Сдаюсь. Продолжайте же! — Если говорить коротко — на сколько-нибудь обстоятельный разговор, вы, молодежь, нынче не способны... — продолжила старуха, и Готтфрид никак не мог взять в толк, издевается она или говорит серьёзно. — Готтфрид! С тобой очень хочет выйти на контакт никто иной, как Папа Римский. И с вами, юноша, — она кивнула в сторону Эрнста, — тоже. Оба "юноши" опешили и переглянулись. — Тётушка, — начал выходить из себя Веллер. — Я понимаю, вас всегда отличало особенное чувство юмора. Но вам не кажется, что это чересчур? Магда нахмурилась и поджала аккуратно накрашенные губы. А после принялась расстёгивать узловатыми старческими пальцами ридикюль. — Смотрите сами, коль на слово не верите, — скривилась она, швыряя на стол конверт с сургучной печатью. Веллер дрожащими пальцами выудил желтоватую бумагу из явно дорогого конверта. Внутри него лежало именное письмо для "херра Готтфрида Веллера и херра Эрнста Шаттерханда", подписанное лично Папой Римским Пием ХII, с его личной печатью. 1) Die Scheiße — дерьмо (нем.).