All that is, was and will be Universe much too big to see Time and space never ending Disturbing thoughts, questions pending Limitations of human understanding Too quick to criticize Obligation to survive We hunger to be alive yeah. Metallica "Through the Never".
— Он из ума выжил? — возмутился Зольф, неприязненно сверкнув ледяными глазами. Ночь окутала Аушвиц чёрным бархатным пологом, с которым сейчас с трудом справлялись даже яркие прожектора, безжалостно заглядывавшие во все окна, до которых могли дотянуться своими щупальцами-лучами. Эта ночь могла бы стать отличным прикрытием для самых неприглядных дел и самых тайных разговоров. — Как я куда-то передам сыворотку, если все реактивы строго подотчётны? — Кимбли сжал зубы. Они лежали на белом казенном белье в залитой скупым блеклым светом комнате; с улицы через щели в окнах вползала ядреная прохлада безжизненной осени вперемешку с вонью, которой пропиталась вся земля, на которой стоял лагерь, и люди — вместе с ней. Ласт повернулась в нему и обвила руками его напряжённую шею: — Зольф... Не знаю. Я лишь передаю его слова. — Знаю, — проворчал Кимбли, обнимая её в ответ. Он понимал, что его жена не виновата в кульбитах оторванного от военных реалий мозга Отца. И срываться на неё он не имел ни малейшего морального права. — Что будем делать? — она перебирала его волосы длинными пальцами. — Понятия не имею, — вздохнул Зольф. — Не хочу сейчас об этом думать. — А чего хочешь? — промурлыкала Ласт ему на ухо. — Сама-то как думаешь? — ухмыльнулся он, накрывая её губы своими. Она страстно подалась ему навстречу. В последнее время у них оставалось всё меньше и меньше времени друг на друга, отчего оба подчас становились раздражительными и несговорчивыми. Поэтому сейчас, пользуясь моментом, они вновь жадно наслаждались теплом и страстью друг друга. Кимбли горячо целовал и ласкал её тело, спускаясь ниже и ниже; она же, забыв о приличиях, дала волю чувствам и громко стонала от наслаждения, вцепляясь в его длинные распущенные волосы. Мустанг что-то по-собачьи пробурчал, деликатно спрыгнул на пол и свернулся калачиком у изножья кровати. Ласт задышала чаще в предоргазменном лихорадочном состоянии и не услышала, как где-то совсем неподалёку грянул взрыв. Зольф запоздало вскочил и устремился к окну. — Эй! — обиженно протянула Ласт, не получившая ожидаемого. Тишину разорвал ещё один взрыв, а потом ещё и ещё. — Совсем рядом бомбят, — казалось, Зольф уже восстановил дыхание и был абсолютно равнодушен ко всему, лишь глаза его блестели и кончики пальцев подрагивали. — Что? — Ласт непонимающе посмотрела на мужа всё ещё подёрнутыми поволокой страсти глазами. Кимбли приоткрыл окно и втянул носом ночной воздух. После резко захлопнул окно и, срываясь на бег, направился в небольшой коридор, к тумбочке с аварийными средствами. — Что такое? — на пороге спальни стояла обнажённая Ласт, от взгляда на которую у Зольфа перехватило дыхание. Он за все эти годы так и не насмотрелся на неё, ему необычайно хотелось впитать в себя её красоту, сделать так, чтобы это наслаждение длилось вечно. Поэтому намерение Ласт и по возвращении в Аместрис остаться семьёй на какое-то время повергло его в некое подобие эйфории. А если удастся вернуть всё остальное: алхимию, взрывы и адреналин от хождения по грани, то он сможет по праву называть себя самым счастливым человеком на свете. Однако же мечты об этом всякий раз разбивались о препоны, что чинила им суровая реальность, и эти препоны постоянно отдаляли миг исполнения желаемого. И порой настолько, что Зольфу казалось, что всё это так и останется прекрасной несбыточной мечтой. — Держи, — он протянул ей противогаз. — Надевай. — Зачем? — вопрос вышел неразборчивым. Сквозь стёкла фиалковые глаза Ласт глядели удивлённо, а сама она выглядела комично — обнажённая, со спутанными волосами, выбивающимися из-под противогаза. Зольф чуть было не рассмеялся, но осознал, что и сам смотрится не лучше. Да и повод, по которому пришлось прибегнуть к этой мере, вернул Кимбли к реальности. — Они разбомбили химический завод.* * *
На следующий день в Аушвице умерло несколько сотен заключённых из тех, что жили в бараках, наиболее близких к подразделению IG Farben, также в народе называемому IG Auschwitz. Ещё сотни заболели; личный состав СС ходил мрачнее тучи и белее мела. Ласт и Энви чувствовали себя прекрасно, но из осторожности не демонстрировали данного факта. — Ты как? — участливо спросила Ласт, положив руку на плечо Зольфа. — Прекрасно, — он растянул пересохшие губы в усмешке. Глаза Кимбли нездорово блестели. Он, ссутулившись, сидел на краю широкой кровати и часто и мелко дышал. — Я серьёзно, — поджала губы Ласт. — Я тоже, — он растянул губы в улыбке сумасшедшего. — Они разбомбили завод, так что хрен Советам, а не сыворотка. Он истерически засмеялся, после чего зашёлся в приступе сухого кашля. Ласт покачала головой: — Я принесу тебе молока. — Ненавижу молоко, — скривился Кимбли. — Ты как старший Элрик, — упрекнула мужа Ласт. — Тот тоже вечно орал, что не будет пить эту дрянь. А оно выводит токсины, между прочим! — Ты хочешь, чтобы я поселился в уборной? — возмутился Зольф. — Чтоб наверняка вывести из организма всё, что там есть, вместе с этими чёртовыми токсинами? Она, сев рядом, обняла его и покачала головой, успокаивающе гладя по спине, прикрытой промокшим насквозь хлопком рубашки. Зольф обнял её дрожащими руками, судорожно прижимая к себе, прильнув головой к пышной груди. — У нас, кажется, незапланированные выходные, — хрипло отметил он. — Да, я тоже сказалась больной ради безопасности, — отозвалась Ласт. — Правильно. Он попытался опрокинуть её на спину, но мышечная слабость дала о себе знать. — Что ты делаешь... — притворно возмутилась Ласт. — Тебе сейчас нужен покой! — И немного нежности, — Зольф упал на спину, глядя в потолок. — Голова кругом идёт от твоей близости, — он неловко улыбнулся. — Это не от моей близости, а от отравления цианидами и прочей вашей химической дрянью, — проворчала Ласт, убирая налипшие на его лоб длинные пряди. — Только лежи спокойно, я всё сделаю сама.* * *
Порядка недели понадобилось для относительного восстановления здоровья большей части эсэсовцев. Войдя в привычный ритм, они, не слишком-то обращая внимание на состояние бесплатной рабочей силы, отрядили несколько тысяч узников на восстановление завода. Именно это подразделение снабжало Аушвиц и фронт отравляющим газом и проводило множество опытов, в том числе со взрывчаткой. Даже недолгая утрата такой единицы тут же сказалась на жизнедеятельности конвейера смерти. Теперь подлежащих ликвидации не отправляли в газовые камеры, а расстреливали, причём контрольные в голову не осуществлялись: разнарядки на то, чтобы тратить подобным образом патроны, не было. Поэтому зондер-командам часто приходилось отгружать в крематории ещё живых. Паёк оскудел ещё больше. Множество предметов ежедневного обихода не поставлялось вот уже который месяц. — Чёрт возьми! — прошипел сквозь зубы Зольф, с раздражением уставившись на бритву. — Последнее лезвие... Он уже перевернул это злополучное лезвие в станке не один раз, успел пожалеть, что выбрасывал когда-то ещё пригодные, но, по его мнению, недостаточно острые пластинки. Теперь, в который раз проводя по подбородку тем, что у него осталось, он всё ещё не был удовлетворён результатом, зато кожу нещадно жгло. — Что-то не так? — спросила его Ласт из комнаты, задумчиво пересматривавшая лабораторный журнал: работы после вынужденного перерыва было настолько много, что приходилось брать её на дом. В ответ послышались негромкие ругательства и звон чего-то, брошенного в стакан. Ласт покачала головой — обычно он был предельно аккуратен, что же на этот раз вывело его из себя? На пороге спальни показался Зольф. Был он мрачнее тучи, на полотенце, которым он вытирал лицо после бритья, виднелись небольшие пятна крови. — Порезался тупым лезвием, — раздражённо пояснил он. — Обработаешь? Он только скривился, пока Ласт обрабатывала небольшую, но неприятную царапину. Кимбли всегда придирчиво следил за гладкостью кожи на лице, выбирал только самое высококачественное мыло и крем, часто менял лезвия в безопасной бритве и не допускал раздражения. Сейчас же... — Спроси у Менгеле, — неохотно вздохнул Зольф. — Может, у него найдётся парочка... — Нет, — Ласт грустно покачала головой. — Он только вчера жаловался, что все вышли, а новых так и не привезли. Кимбли нахмурился пуще прежнего. Сейчас он был на свободе — и не имел такой элементарной возможности... — Погоди, — Ласт заглянула ему в глаза. — Я спрошу у Энви. Ему-то, наверное, без надобности.* * *
— Держи, сестрица, — Энви протянул нераспечатанную коробку с лезвиями. — Мне всё равно не нужно, — он потёр гладкий подбородок и ухмыльнулся. — Спасибо, — кивнула Ласт. — Ты как? Подозрений не вызвал? Они стояли в пыльной подсобке, неподалёку от одного из "канадских" помещений. Энви удалось выяснить, что дотуда не дотянулись длинные лапы-провода адских звукозаписывающих машин; и они с Ласт в последнее время встречались там для приватных разговоров всё чаще. — Не-а, — протянул гомункул. — Сказался больным на три дня, осматривать всерьёз не стали — да кому я рассказываю? Сама знаешь, у вас там целый конвейер. Как наш подрывник? Оправился? — Оправился, — вздохнула она. — Испугалась за него? — неожиданно доверительным шёпотом проговорил Энви. Ласт повела плечами и отвернулась. Ей не хотелось отвечать на вопрос брата. — Молчишь... — недовольно отметил Энви. — Он решил, что делать с приказом Отца? Или его ты тоже не передала? — Если так хочешь — поговори с Зольфом сам, — Ласт скрестила руки на груди. — Не боишься? Что расскажу ему сам о том, о чём тебе бы следовало? — гомункул прищурил фиалковые глаза. — Равноценный обмен и всё такое... Он не заметил, как скрипнула дверь и на пороге возник Кимбли собственной персоной. — Равноценный обмен? — Зольф расхохотался. — Сказочки для детей? Энви приоткрыл рот от изумления — он не ожидал, что их диалог с сестрой прервут так бесцеремонно. — Только не говори мне, что ты сам в это веришь, — продолжил Кимбли, так и не прекратив смеяться. — Думаешь, алчная тварь, сидящая там, хоть что-то отдаст тебе, чем бы ты ни пожертвовал? Если изучить философию этого мира, всё становится на свои места, — неожиданно серьёзно проговорил он. — У этого самого "бога" есть монополия на создание человека, и конкуренции он не потерпит. Вот вы слышали об успешной человеческой трансмутации даже при помощи философского камня? — Чёрт тебя дери, Кимбли, — Энви предпочитал не поднимать эти темы. Гомункула вполне устраивало то, что алхимики в Аместрисе либо попросту выполняли приказы, либо легко велись на искушение камнем, а уже кому он для какой цели — какая разница, пока из них выходят хорошие марионетки? — Ты бы поостерёгся вслух о таком... — Энви воровато оглянулся по сторонам. — Да, поэтому ты сам и начал этот разговор, — голос Кимбли сочился ядом. — Хватит уже. Тот факт, что я человек, не делает из меня того, кого стоит оберегать от всякой информации. — Не делает, — перешёл в контратаку Энви. — Так что спрошу напрямую: как тебе идея нарушить Табу и оставить примерно половину, если не больше, твоей драгоценной туши сраной Истине? Ты же, разумеется, охотно на это пойдёшь, прямо побежишь, не так ли? Он сжал кулаки так, что впился ногтями в ладони. Не то чтобы ему было жаль Зольфа — скорее, он по-своему, по-гомункульи, сопереживал Ласт. Хотя отчасти в нём говорила обида: разве не он, Энви, закрывал Кимбли от пуль? Разве не рисковал ради него? И снова все достижения Энви остались незамеченными! — Не твоё дело, — отрезал Зольф. Пускаться в пространные рассуждения не было сил. Говорить же при Ласт правду о том, что понятия не имеет, что с этим делать, он не собирался. Лично Энви — тоже: тот наверняка бы передал всё сестрице. Уж она-то сумеет выпытать из братца правду, и так, что не будет иметь значения, собирался он ей о чём-то рассказывать или нет. — Ах вот, значит, как? — Зайдлиц сорвался, и теперь его фиалковые глаза гневно сверкали, а растрёпанные волосы, казалось, встали дыбом. — То есть я ради тебя подставлял свою задницу, спасал твою гнилую шкуру — а ты мне... Вот так... — Стойте, оба, — Ласт встала между ними, вытянув руки в стороны, и вовремя: Энви был готов броситься на Кимбли с кулаками. — У всех сейчас тяжёлые времена. Энви, Зольф не хотел тебя обидеть. Энви побледнел от едва сдерживаемого гнева — он всегда был чересчур импульсивным, а тут приходилось следить за каждым шагом, каждым словом, каждым вздохом и гомункул нечеловечески устал. А Кимбли посмел оказаться настолько неблагодарным, что невзирая на все его, Энви, заслуги, готов вот так выбросить его за борт пусть даже только умозрительного круга посвящённых в свои планы? — Правда, Зольф? — Ласт выжидающе и строго посмотрела на Кимбли. Тот чувствовал себя абсолютно по-идиотски. Словно вновь вернулся в детство, и мать растаскивала их после драки со сводным братом по разным углам и вынуждала извиняться — как правило его, ведь он был старше. — Правда, — нехотя выдавил Кимбли, чувствуя себя ещё гаже от этой дурной мизансцены.* * *
— Я всё понимаю, — Энви мерил шагами всё ту же "глухую" комнату. — Но всему должен быть предел! — Брось, — Ласт небрежно махнула рукой. — Признайся сам — ты на взводе. Он ничего такого не сказал. Может, он и сам ещё не решил, что делать? — Выгораживаешь его, — презрительно выплюнул гомункул в лицо сестре. Энви казалось, что Ласт целиком и полностью встала на сторону обнаглевшего алхимика. Что он сам больше ничего не значит для сестры — так, пустое место, плюнуть и растереть. Не то что Кимбли. — Не завидуй, — она заглянула ему прямо в глаза, и Энви осёкся. Его разрывало между желанием по-идиотски отшутиться, дурашливо объясняя свою мотивацию именем, на которое не поскупился добренький Отец, и готовностью в истерике биться головой о стену от осознания того, насколько для него, гомункула, унизительно осознавать, что сестра сказала правду. Подобный момент в его жизни уже был, но тогда всё обстояло значительно хуже: ему в душу заглянул никто иной, как цельнометаллическая фасолина. Ещё и при свидетелях. — Завидовать человеку... Вот ещё! — пробурчал Энви себе под нос, чувствуя, как горят щёки. — Тебе нужно развеяться, — примирительно заметила Ласт, ероша его непослушные волосы. — Давай навестим Глаттони? Надо выяснить, как там у них дела после бомбёжки завода...