Have you ever been alone at night Thought you heard footsteps behind. And turned around and no one's there? And as you quicken up your pace You find it hard to look again. Because you're sure there's someone there. Iron Maiden "Fear of the dark".
Ноа едва успела сомкнуть глаза, когда в её комнатушку мягкой кошачьей поступью вошла красавица, что оказывала ей медицинскую помощь. — Пойдём, — прошептала она. — Только накинь что-нибудь, очень холодно. Цыганка одевалась, из-под ресниц рассматривая ночную гостью. Ей было не по себе, но она успокаивала себя тем, что красавица ей никогда не делала ничего плохого и, вообще, друг. Выскользнув в вязкую тьму холодной ночи вслед за Ласт, она только гадала, отчего та ведёт её максимально тёмными закоулками. — Пришли, — прошептала красавица, указывая на грузовую машину и открывая заднюю дверь. — Тебе сюда. Только тихо. Больше ты не вернёшься сюда. Ноа вздрогнула. Какая-то частичка внутри неё отчаянно вопила о том, что сказанное нежданной гостьей может означать не только счастливое избавление от тягот лагерной жизни, но и конец всему, смерть. И далеко не факт, что лёгкую. — Вы там на какой стадии? — спросил появившийся из темноты Зольф, придирчиво оглядывая кузов машины. И скривился — откуда-то из глубины фургона отчётливо пахнуло кровью и гнилой плотью. Оттуда же, похоже, что из одного из добротных деревянных комодов, донеслось противное чавканье. Ноа узнала говорившего. Страх парализовал её конечности, холодной цепкой лапой схватил за горло — враг! Теперь точно не ждать хорошего! Она встряхнулась, прикусила бледную губу и пронзительно закричала. Зольф, оглядываясь, словно ночной вор, крепко выругался сквозь зубы; Ласт же, метнулась, как молния, схватила Ноа за волосы и впилась в её губы злым поцелуем. Прямо как некоторые из тех. Дыхание цыганки сбилось, из глаз потекли колючие слёзы. — Заткнись, погань, — зло прошипела Ласт, отстраняясь, но не выпуская волос Ноа из тонкой сильной руки. — И чтобы не звука, поняла меня? Иначе все из-за тебя подохнем! Ноа закрыла руками рот и часто закивала. — Лезь в комод, — приказала Ласт. — И я ещё раз повторяю — чтобы ни звука! Иначе потом тебе всё, пережитое здесь, раем покажется! Ключ дважды повернулся в замке. Внутри было темно, тесно и душно. Ноа не знала, сколько ей предстоит сидеть в проклятом ящике, словно в гробу, но решила повиноваться. Она никак не могла понять, как же вышло так, что красавица, её друг, смогла так поступить, предать... Хотя, если она, несмотря ни на что, была заодно с мужчиной с хвостом... Тяжёлые раздумья Ноа быстро перетекли в поверхностный беспокойный полусон-полубред. — Всё готово? — шёпотом осведомился Кимбли. — До рассвета полтора часа. Поедем сейчас или с первыми лучами солнца? — Сейчас, — тяжело выдохнул подоспевший Зайдлиц. — Формально уже второе, нас задержать не имеют права. — Лишь бы не досматривали, — Кимбли облизнул пересохшие губы: он отчего-то чертовски нервничал, хотя и старался не подавать вида. — Тогда я позову шофёра, — кивнула Ласт. Кимблеры устроились в кабине, Зайдлиц облюбовал местечко на лавочке в кузове, сославшись, что там места больше и удастся поспать, хотя спать он, конечно, не собирался. Шофёром оказался сухопарый парнишка лет двадцати от силы, улыбчивый, но невероятно блёклый, будто прежде чем написать его портрет, кто-то щедро вымазал палитру белилами. — А кто орал-то? — добродушно осведомился блёклый, выруливая из ворот Аушвица. — Я, — кокетливо наклонив голову, призналась Ласт. — Видите ли, мне показалось, что около машины была змея... — В такое-то время года, — словоохотливый шофёр хохотнул. — Что-то вам и правда, похоже, отдохнуть не помешает. — Да, моя жена очень много работает, — проговорил Кимбли, со стороны казавшийся абсолютно спокойным и немного сонным. — Вас же в Тшебиню? — уточнил шофёр, приглядываясь к неровностям тёмной дороги, которую скупо освещали тусклые наполовину заклеенные фары. — Да, — кивнула Ласт. — Нас намедни звал в гости к сестре Клаус Дильс, помните его? Вот мы и решились, до Мюнхена-то путь неблизкий... — Да уж, — согласие отчего-то вышло таким же блёклым, как и его изъявитель, — сейчас то тут, то там бои, опасно дюже... Не подадите сигарет? А то я опять забыл в карман переложить... За непринуждённой беседой они и не заметили, как подъехали к первым блок-постам. Военные придирчиво осмотрели удостоверения всех, кто ехал в кабине и, кивнув на кузов, потребовали открыть его для досмотра. — Что везём? — Хауптштурмфюрера. Контрабандой, — ухмыльнулся Кимбли. Энви сделал вид, что только проснулся, взирая на любопытствующих сонными глазами, — это, впрочем, получалось у него великолепно. Постовой неодобрительно смерил взглядом Зольфа, задержав взгляд на погонах. — Дурные шутки, господин штурмбаннфюрер, — покачал он головой. — Будь на вашем месте кто другой... — Виноват, — Кимбли вытянулся по струнке, но это отчего-то выглядело издевательски. — Личные вещи и два комода. — Два комода, говорите... — постовой посветил вглубь фонариком. — И зачем же это вам мебель понадобилась? — О, поймите, мы люди семейные, — начала Ласт, одарив постового самой очаровательнейшей из улыбок. — Один нам, второй Дильсам. Вы же слышали о том, что после того, как в Тшебине разбомбили трудовой лагерь, выживший персонал расселили по заброшенным домам. А старина Клаус жаловался, что его сестре там и вовсе не в чем вещи хранить. Стоило офицеру отвернуться, как из кузова раздался громкий звук сытой отрыжки. Постовой изумлённо обернулся, подозрительно глядя на Зайдлица. — Это... Вы, простите? — Увы, — виновато развёл руками Энви. — Видимо, ужин оказался не слишком качественным. — Или слишком обильным, — недовольно проворчал постовой. — Только подождите... Мне показалось, что звук был оттуда, — он неопределённо махнул рукой в дальний угол кузова, противоположный тому, где обретался Зайдлиц. — А вы вон где сидите... Офицер снова посветил в сторону источника звука. Принюхался. Скривился. Никого и ничего, кроме комода, там не было. — Откройте комод. — Полно вам, у молодого хауптштурмфюрера проблемы с пищеварением, — проворковала Ласт. — Представляете, какая незадача для молодого красивого офицера, — её голос наполнился притворным сочувствием, в глазах плясали черти. — Я медик, вот и приходится быть в курсе столь интимных тонкостей. От него даже все дамы из-за этого шарахаются. Постовой почесал затылок. Ему не хотелось возиться с обыском. Хотя доверия к источнику звука и странного запаха у него всё же не было. — Ладно, чёрт с вами, — махнул он рукой. — Лечите парня-то... — он с явным сопереживанием посмотрел на Энви, на лице которого было написано совершенно искреннее возмущение, которое постовой истолковал по-своему. Подпрыгивая на ухабах, грузовичок вкатился в неприветливый город. Первые лучи ласкового солнца осветили Тшебиню сквозь лёгкий утренний туман, придавая ещё больше мрачности искалеченному войной поселению. Контраст играл с призрачным пейзажем злую шутку: казалось бы, рассвет должен был возвестить о возрождении надежды, но больше напоминал поминки по ней. — Вот мы и на месте, — шофёр потёр уставшие глаза. — Вы это... И правда помогите парню с желудком-то... А то на этих харчах... — Поможем, — кивнул Зольф, протягивая ладонь для рукопожатия. — Зайдёте к Дильсам? Перекусить, выпить или, может, поспать с дороги? — Не-е, — отмахнулся шофёр. — Куда уж мне: работы по горло, ещё в несколько мест заехать надо. Вам помочь или сами выгрузитесь? — Сами, — заявил злой как чёрт Энви — он никак не мог стерпеть такого позора и собирался высказать всё и даже больше и сестрице, и Глаттони за его выходку. — Ну, бывайте, — шофёр с сомнением посмотрел на Зайдлица и Кимбли. — Вас когда обратно-то? — Через десять дней, — улыбнулся Зольф.* * *
Эдвард был мрачнее тучи. Мало того, что этот пьянчуга Дильс, хотя и рассказал им о Ноа, отказывался ехать в Аушвиц или налаживать контакт с Кимбли до окончания своей увольнительной, ссылаясь на "натыканные всюду диктофоны и чёртову прослушку", так ещё и накануне им почтальон принёс письмо. На имя никого иного, как Эдварда Элрика. В письме говорилось о том, что им следует девятого числа декабря сего года проследовать в Бреслау; и там, в одной из церквей им всенепременно дадут информацию о том, что они столь долго и, к сожалению, безуспешно ищут, а также расскажут о здешнем проекте, посвящённом разработке аналогичного оружия. Письмо было подписано неким "доброжелателем". Точнее, не совсем подписано — весь текст был склеен из букв, некогда вырезанных из газет. Из газет страны, обходившейся базовой латиницей. Оба Элрика пришли к выводу, что за каждым их шагом следят, иначе откуда бы этому "доброжелателю" знать их место дислокации? Оба сходились в одном: ловушка это или нет, но поехать стоило, иначе они потеряют уникальную возможность узнать хоть что-то. Утро второго декабря выдалось, словно издевательски, ясным и стылым. Влага и холод пробирались в дом, оставляя на окнах туманную дымку и заставляя всех кутаться в битые молью затхлые пледы и подбрасывать побольше дровишек — которых тоже был ужасающий дефицит — в шумно работающий камин. Дильс с утра был зол и похмелен — похоже, вчерашний шнапс не дал ему спать крепко и спокойно, и теперь он жадно пил воду, ворчал и мёрз. Гертруда спала чутким сном на продавленной тахте, время от времени подрываясь и принося страдающему брату воду, стараясь ступать мягко и неслышно. Нежданный стук в дверь заставил вздрогнуть всех: никто не ждал гостей, а нежданные гости в подобной ситуации были злее самой старухи с косой. — Я открою, — вздохнула проснувшаяся Гертруда. Эд и Ал подскочили, услышав знакомые голоса. Похоже, на этот раз госпожа удача всё-таки решила одарить их своей неповторимой улыбкой. Но не только она — из прихожей на них, изгибая накрашенные губы в хищной ухмылке, смотрела Ласт. Братья переглянулись и решили пока молчать. — О, кого я вижу, — соизволивший встать Клаус направился нетвёрдой походкой в сторону гостей. — Тут-то можно не по званиям, разрешите? — он развязно посмотрел на Зольфа. — Валяйте, — тот махнул рукой, но взгляд его был устремлён отнюдь не на хозяина их временного пристанища. Кимбли изучал глазами обоих Элриков и, казалось, всем своим видом говорил им молчать. Энви, ничуть не изменившийся за это время, было дёрнулся в сторону братьев, но Ласт мягко перехватила его на полпути едва заметным жестом. Гомункул как-то враз поник, вынужденный сдержать свой порыв. — А вот молодые люди говорят, что знают вас, — хохотнул Дильс. — Видите, увольнительные объединяют! Да что мы стоим, чёрт подери, Гертруда! Налей нам выпить! Та неодобрительно покачала головой и поджала губы. — Тут сухой паёк, — деловито ткнул на неказистую коробку Зольф. — Не трогайте, мы всё отнесём на кухню, только покажите, куда. — Вам самогона или водки? — спросила Гертруда. — Шнапс весь вышел. — Ничего не надо, благодарю, — Кимбли наклонил голову. — Не утруждайтесь, мы сами о себе позаботимся. Она как-то странно посмотрела на него — ей казалось, что эти люди, будучи выше её брата по званиям, тотчас бросятся наводить здесь железной рукой свои порядки. — Мы привезли вам мебель, — улыбнулась Ласт, но от её улыбки по спине Гертруды пробежал холодок. — Вы очень добры, — женщина отвела взгляд. — В наше время мебель очень дорого стоит... Вы... хотите чего-то... — Хочу, — жёстко сказала Ласт, прищурившись. — Молчания. Гертруда осела в кресло. Она бы предпочла, чтобы на пороге её дома не появлялись все эти люди: ни Элрики, ни сегодняшняя делегация, да что там греха таить — ни её брат, который отчего-то с детства умудрялся с разбегу вляпаться в самую глубокую и вонючую лужу. Что сейчас, похоже, произошло в очередной раз, только масштабы были покрупнее. Ласт же выудила из кармана формы, сидящей на её фигуре как-то совершенно развратно, два ключа и открыла один из комодов, откуда немедленно, кряхтя и причмокивая, вывалился отвратительного вида толстяк, волокущий нечто, более всего напоминающее обглоданную и частично сгрызенную человеческую руку. Дильса обильно вырвало прямо на пол. Гертруда схватилась за сердце. — Ласт! Моя Ласт! — завопил урод, обнимая освободительницу. — Я кушать хочу! Очень! А можно я их съем? — он указал огрызком руки на обоих Дильсов. — Нет, нельзя, — терпеливо ответила она. — Можно снова молчать. И сесть во-он туда, — Ласт указала жестом на стоящий в противоположном углу комнаты колченогий стул. — Ну вот... — толстяк обиженно шмыгнул носом, но послушно поплёлся на указанное место, продолжая глодать свой омерзительный трофей. Когда же Ласт открыла второй комод... — Ноа! — не выдержал старший Элрик, бросившись к цыганке, и, обняв её, повёл к Алу, походя укутывая в плед и помогая присесть на продавленный диван. Ноа тряслась мелкой дрожью и молчала. — Что здесь происходит? — дрожащим голосом начала Гертруда. — Кто эти люди? А если к нам заявятся... — У вас есть сердечные капли? — невозмутимо спросил Зольф. — Вам бы их принять. А за этих людей не беспокойтесь: всё под контролем. — Да, Гертруда, у него всё точно под контролем, — Дильс как-то даже протрезвел. — Знаешь, какой он зануда... — он осёкся и посмотрел на Кимбли, но тому, похоже, не было до его слов ни малейшего дела. — Ладно... — пытаясь собраться, проговорила несчастная Гертруда. — Ладно... Пойду, соберу на стол. Энви переминался с ноги на ногу, нетерпеливо ожидая, когда же сможет вступить в диалог с теми, по кому он так самозабвенно скучал. — Пошли, поможем, — Ласт потянула Зольфа за рукав и призывно улыбнулась Дильсу, который даже потряс головой, чтобы убедиться, что ему не привиделось. — Пусть они, наконец, поговорят, — шепнула она на ухо Зольфу, когда Клаус скрылся в дверях кухни. — С каких пор ты стала сентиментальна? — усмехнулся он, обнимая её за плечи: со стороны могло показаться, что супруги застыли в коридоре, чтобы одарить друг друга мимолётной лаской. — Двадцать лет женаты, ты посмотри, а! — хмыкнул Дильс, указывая сестре на отставшую пару. — А всё туда же... — Прекрати, — строго одёрнула его Гертруда, накрывая на стол. — Сразу видно — крепкая семья, приличные люди, между прочим! Не то что ты, оболтус...