***
Что такое память? Память — это и дар, и проклятье. Дар, если у тебя большинство воспоминаний наполнены радостью и счастьем. Проклятье, если все с точностью наоборот. Кто-то, наверное, посмеется над моими философскими изречениями, но… Что мне еще делать в пять утра? Как я и предполагал, переступив порог учебного заведения, я оказался в ловушке собственных воспоминаний. Накануне, едва моя голова коснулась мягкой подушки, а уставшее тело решило успешно отключиться и отдохнуть после трудного дня, мой искалеченный разум преподнес сюрприз. Досадный сюрприз в виде воспоминания из детства. Не то чтобы мое детство было отвратительным и ужасным. Оно было вполне нормальным, если учесть, что у некоторых личностей его вообще не было. Все бы ничего, я был бы рад теплым воспоминаниями о доме и матери, если бы не несколько досадных поправок: во-первых, все мои воспоминания о доме и матери имели связь с отцом, о котором я с радостью забыл бы. Во-вторых, воспоминания о маме до сих пор отдавали болью в сердце. После мыслей о леди Крауч, погибшей ради меня, я обычно был немного благодарен отцу за «Империус», которым он меня наградил в свое время. Если бы не это заклинание, вытравляющее из головы жертвы все «лишние» мысли, неизвестно сколько бы я протянул на этом свете. Чувство вины и разочарование в себе убило бы меня намного раньше пневмонии, которую я подхватил в Азкабане. Иными словами, ночка, благодаря призракам прошлого и сильному нервному напряжению, выдалась жаркой. Очень скоро воспоминание о моем пятом дне рождения сменилось чутким поверхностным сном. В нем я бродил по темному лабиринту, полному всяких опасных тварей. Стены этого лабиринта шевелились, и едва я к ним подходил, желая найти спасительный выход, из мрака вырастало множество рук, которые хватали меня за шею, лицо и пытались утащить куда-то. Я отчаянно им сопротивлялся, но рук было слишком много, они появлялись из ниоткуда и исчезали в никуда. Однако я не собирался спокойно плыть по течению и ждать, когда невидимые противники меня одолеют. Я сопротивлялся из последних сил и, наверное, с десятой попытки вырвался на свободу, чтобы со всех ног ринуться по узкому лабиринту, стены которого начинали сходиться с тихим скрежетом. Страх, нет, ужас с каждым мгновением рос в моей душе, он пронзил каждую клеточку организма, из-за него я не мог трезво думать. Ко всему прочему тело, не подготовленное к длительной нагрузке, очень быстро слабело, легкие обжигало огнем, как тогда, в мой пятый день рождения, когда я тонул в прудике. Но на этот раз рядом не было матери, готовой ради меня пройти огонь, воду и медные трубы. Я был совершенно один. Один. Это были мои последние мысли после того, как я, измученный длительным забегом, свалился на холодную землю и пополз на четвереньках неизвестно куда. Я не знал, кто за мной гнался, но точно знал — я должен от них убежать. Обязан. Ради Темного Лорда, ради моих друзей, замурованных заживо в Азкабане.2 сентября 1994 года. Магическая Британия. Шотландия. Школа «Хогвартс».
Я со вскриком подскочил в постели и, запутавшись в одеяле, свалился с кровати на пол, когда попытался встать на ноги. Ополоумев от ужаса, я не сразу понял, что что-то не так. А именно: я чувствую обе ноги, вижу обоими глазами, и у меня чешется та половина носа, которой нет у Грюма. Мерлин, дай мне сил! Действие оборотного зелья кончилось во сне, а я и не понял этого. Я наконец выпутался из проклятого одеяла, которое успел возненавидеть из-за падения с кровати. Почему-то в мою бедовую голову начали лезть мысли, что сейчас в комнату ворвутся авроры и арестуют меня. Им даже связывать меня не пришлось бы. Это за них сделало ночью одеяло. Так, ладно, спокойно, Барти, все нормально. Никто не знает, что ты это ты. Без паники. Не могу сказать, что глубокое и размеренное дыхание после ночного кошмара и сражения с одеялом мне особо помогло. Но попытаться-то стоило. Я начал подниматься на ноги, и в этот момент у меня появилось ощущение, что за мной следят. Довольно-таки неприятное чувство, как будто кто-то сверлит тебя тяжелым взглядом. Я нащупал на прикроватной тумбочке огрызок от волшебной палочки Грюма и, взмахнув ей, зажег крохотный огонек. Только после этого я заглянул под кровать, готовый в случае чего до последнего вздоха бороться за жизнь. Но… этого не потребовалось. Вместо этого из моей груди вырвался истеричный смешок. Под кроватью, на пыльном полу, который, видимо, в последний раз мыли во времена Основателей, валялся искусственный глаз Грюма. Честное слово, иногда мне кажется, что проклятый магический протез живет своей жизнью. Вот и теперь глазное яблоко, покачиваясь туда-сюда, уставилось на меня. Черный зрачок на голубой радужке сузился под действием света, зажженного на кончике волшебной палочки. Я, протянув руку под кровать, взял протез и после этого, наконец, встал на ноги. В голове тут же появилась тупая ноющая боль, а к горлу подкатила тошнота. После тринадцатилетнего заключения под непростительным заклинанием — это нормальные симптомы. Но я все еще не мог к ним привыкнуть, поэтому, чтобы от этой боли не свалиться в обморок, я в больших количествах пил специальное обезболивающее зелье, которое иногда дурно отражалось на рассудке. Нет, я продолжал анализировать ситуацию, скорость моих реакций была такая же, как обычно. Но иногда искалеченный разум приносил сюрпризы в виде приступов неуемной ярости и бешенства. В такие моменты я мог выкинуть все что угодно и ненавидел всех чистейшей, прямо-таки сверкающей яростью. Впрочем, это мое нормальное состояние. Конечно, можно было подобрать другое лекарство от этой страшной напасти, но проблема была в том, что большинство обезболивающих зелий на меня банально не действовало. За это, как выяснилось, я могу поблагодарить своего горячо нелюбимого папочку. Ох, когда-нибудь я его обязательно отблагодарю… Но, увы, не сегодня. Ощущая отвратительную дурноту, я нетвердой походкой подошел к одному из сундуков, в котором хранил Оборотное зелье. Открыв замок, я обвел мутным взглядом множество склянок. От головной боли я не мог четко видеть, сознание уплывало, но я титаническим усилием пытался удержать себя в реальности. Я дрожащей рукой достал один стеклянный флакон и закрыл сундук, наложив на него с десяток заклинаний, чтобы, в случае чего, никто не смог раскопать мой стратегический запас. Когда я накладывал чары, мое сознание в очередной раз помутилось, перед глазами поплыли серые тени, и мне пришлось опереться о стену, чтобы не свалиться без чувств. Моргана, если что-то со мной случится, если я лишусь чувств, мне никто не поможет. Скорее всего, к вечеру начнут искать Грюма и обнаружат меня. В таком случае я покину школу только вперед ногами. Такая перспектива меня мало радовала. Поэтому, переждав приступ мучительной головной боли, которая усиливалась каждую минуту, я добрался до кровати, сел на нее и дрожащими руками принялся откупоривать склянку с оборотным зельем. Нужно было поскорее принять образ Грюма. Меня не покидало чувство, что за дверью в комнату стоит отряд авроров, готовый вот-вот ворваться в мои апартаменты и скрутить меня. Я открыл зелье и, чудом не расплескав его, сделал большой глоток, стараясь особо не думать о том, что я пью. У зелья был мерзкий вкус, словно я хлебнул горькой тягучей слизи, а пахло оно… Лучше никому не знать, как пахнет Оборотное Зелье. Я, стараясь не держать варево во рту лишние мгновения, с усилием проглотил его. Горло тут же напряглось, а желудок скрутило, тошнота заметно усилилась. Меня едва не вырвало, но, к счастью, я удержал рвотный позыв. Около минуты ничего не происходило, я продолжал бороться с мучительной тошнотой и головной болью… Но потом начались изменения. Сначала испортилось зрение, я перестал видеть одним глазом. Потом появилась уже знакомая фантомная боль в том обрубке Грюма, который по ошибке называют ногой. Затем я почувствовал, как перестает нормально функционировать локтевой сустав правой руки. Я банально не смог ее согнуть. Мерлин, кто бы мог подумать, что быть Аластором Грюмом так отвратительно. Но и в этом были плюсы. Благодаря травмам аврора я не чувствовал всей полноты головной боли. Вздохнув, я поставил на место искусственный глаз, который все это время держал в ладони. После этого взял протез и прикрепил его на обрубок искалеченной ноги. Теперь можно было привести себя в порядок. Хотя с такой отвратительной физиономией, как у Грюма, можно и не пытаться. Все равно толку нет. Я, встав с кровати, поставил склянку с оборотным зельем на прикроватную тумбочку и поковылял в ванную комнату, где намеревался умыться и причесаться. Конечно, можно было принять водные процедуры в настоящем облике, но я опасался, что в уборной имеется говорящее зеркало. Должно быть, я стал тем еще параноиком, но я опасался, что проклятый артефакт, увидев мое настоящее лицо, кому-то откроет мою личность. Хотя откуда зеркало может знать, кто я? Да уж, Барти, тебе точно нужно лечиться. Крыша едет, дом стоит. Но, как однажды заметил Долохов, параноики живут дольше всех. А я-то умирать ой как не планировал. Мне хотелось жить и, по возможности, счастливо. В уборной зеркало, еще не видя моей страшной рожи, пожелало мне доброго утра. Я в ответ мысленно послал его куда подальше… А после артефакт что-то нечленораздельно пискнул, когда я посмотрел в него, и затих. М-да, лицо Грюма даже зеркало напугало. Странно, что оно не треснуло. Я быстро умыл физиономию и причесал сивые патлы Грюма, после чего поковылял к выходу. Мерлин, я непонятно зачем встал в пять утра. Нет бы поспать еще часочек хотя бы. До Азкабана я был прирожденным соней. Но полгода в магической тюрьме и тринадцать лет под Империусом оставили на мне неизгладимый отпечаток. Я спал мало и беспокойно, меня мучили кошмары, а страшные головные боли и серьезные проблемы со здоровьем сделали из меня ходячего мертвеца. Я, честно сказать, не знаю, почему все еще жив. Наверное, миссия, возложенная на меня Повелителем, придавала сил. Прекрасно зная, что работа выдворяет из головы все ненужные мысли и воспоминания, я принялся распаковывать оставшиеся сундуки, наполненные всякими артефактами. К моей радости, Грюм был тем еще параноиком, впрочем, как и я. У старика было полно артефактов, направленных на защиту разума и жилища, на поиск врагов… Но больше всего мне нравился артефакт, который указывал на недоброжелателей, которые должны были вот-вот атаковать. Я почти два часа распаковывал сундуки и расставлял артефакты по комнате, чтобы по максимуму обезопасить себя. Нужно отдать Грюму должное, он помешан на безопасности и бдительности, поэтому некоторые артефакты были в двойном экземпляре. Меня это успокоило. Я решил расставить некоторые защитные артефакты в своем рабочем кабинете. Бдительность никому не помешает. В этом Аластор Грюм бесконечно прав. Но, к счастью, его она от меня не спасла. Расставив все артефакты, я перелил в походную фляжку Оборотное зелье, засунул в карман обезболивающее. После чего, переодевшись в более приемлемую для работы одежду, на которой защитных амулетов было в два раза больше, чем игрушек на рождественской ели, я посмотрел на часы и криво усмехнулся. Моргана, дай мне сил. Начинался мой первый рабочий день. Интересно, кто составлял расписание на сегодняшний день? Если это тот же человек, который в свое время составлял расписание для меня и моих однокурсников, то я удивлен, почему он все еще жив. Его за сдвоенные с Гриффиндором пары проклинала вся школа… И с той поры мало что изменилось. Я веду сегодня две пары. Сдвоенные. У шестого и седьмого курса. Гриффиндор и Слизерин. Интересно, чем руководствуется человек, составляющий расписание? Что студенты враждующих лагерей на занятиях перебьют друг друга, и Второй Магической Войны не будет? Нормальная стратегия. Главное, чтобы я от приступа человеколюбия никого случайно не убил. И, если я сегодня никого не покалечу, мне должны вручить Орден Мерлина первой степени. Не меньше.***
К сожалению, чем дольше я общался со студентами, тем сильнее понимал, что Орден Мерлина первой степени я вряд ли получу. Чем больше я с ними общался, тем сильнее мне хотелось приласкать некоторых личностей непростительным заклинанием. Круциатусом, например. Уверен, почувствовав на себе подобное наказание, многие ощутили бы непреодолимую тягу к учебе. Особенно Гриффиндорцы, которые на паре занимались всем, но не уроком. Некоторые личности, разместившись за последними партами, не стесняясь, читали маггловские любовные романы и глупо хихикали, не понимая, что мой волшебный глаз видит через бумагу. Другие, видимо, не выспались ночью и пытались спать на занятии. Третьи вообще писали эссе по трансфигурации, которое нужно было сделать на летних каникулах. Все вышеперечисленное в большинстве своем относилось к студентам Гриффиндора, некоторые из которых по причине происхождения не были знакомы с легендарной личностью Аластора Грюма. Впрочем, даже выходцы из волшебных семей вели себя неподобающе. Они, видимо, считая себя светлыми и благородными, думали, что Грюм не будет обращать на них внимания, поскольку сам воевал на стороне Ордена. Но я не Грюм. Я — Бартемиус Крауч, сторонник Темного Лорда. — Мисс Коул, я, конечно, безмерно рад, что Юджина отдалась Джасперу на берегу моря, но, может, вы соизволите обратить внимание на меня? — спросил я. Мой вкрадчивый голос разнесся по аудитории. Студенты тут же начали переглядываться. Я посмотрел на главную нарушительницу порядка, которая сидела со стайкой подружек и читала маггловскую мерзость про то, как два идиота… кхм… полюбили друг друга на берегу моря. То ли я слишком старый, то ли дети сейчас взрослеют рано, но это меня почему-то смутило. Светловолосая миловидная девчонка сначала побледнела, затем залилась густой краской и поспешила убрать интересную книжечку в сумку. — Элизабет Коул, скажите-ка мне, что такое Темные Искусства? — спросил я. Пунцовая от стыда девушка встала со своего места и замерла, смешно выпучив глаза и открывая-закрывая рот. Она была похожа в этот момент на рыбу, которую выкинуло волной на берег. — Ну, это заклинания, которые могут убить или причинить существенный вред здоровью, — невнятно проблеяла Элизабет. Ее тут же поддержали гулом остальные гриффиндорцы. Впрочем, что с них взять? Я уже достаточно долго вел опрос студентов и пытался объяснить им всю глубину термина «Темные Искусства», что белой или черной магии не бывает, что все зависит только от желания человека причинить вред или нет. Но раз за разом каждый студент повторял одно и то же: «Темные Искусства — это заклинания, которые убивают». Они знали только абстрактные понятия, которые на протяжении многих лет старательно вбивали им в головы. К сожалению, большинство даже не могли объяснить, что представляет собой темная магия. И как они, не зная, что такое Темные Искусства, собираются от них защищаться? И если студенты Слизерина имели хоть какие-то знания, но скрывали их по некоторым причинам, то студенты Гриффиндора, в большинстве своем представленные магглорожденными, даже не пытались изучить это понятие. Для них мир делился на черное и белое, и такова уж человеческая природа, все хотели отнести себя к белому, а значит, старательно отвергали все, по их мнению, черное. Иными словами, я поражался человеческому идиотизму. Хотя в свое время я тоже был очень категоричен в суждениях, впрочем, мало что изменилось с того времени. — Сядьте, мисс Коул! — прорычал я, с трудом держа себя в руках. Девушка плюхнулась на свое место и начала тихо шептаться с подружками, косясь в мою сторону. Я же, подойдя к доске, начал писать термины, которые по умолчанию нужно было записать в свитки. Большинство начали переписывать информацию с доски, кроме… — Мисс Роули, рисуете вы, конечно, очень красиво, но вы не на изобразительном искусстве, — резко сказал я. Ребекка Роули, занявшая место на последнем ряду, лениво рисовала в свитке. Услышав мой скрипучий голос, девушка даже не вздрогнула. Она медленно подняла рыжеволосую голову и смерила меня ледяным, презрительным взглядом. На хорошеньком личике не отразилось ни одной эмоции. Розовые губы изогнулись в усмешке, после чего треклятая Роули продолжила рисовать в тетради, глядя мне в спину. Мерлин, у этой девицы явные проблемы с инстинктом самосохранения, впрочем, я не удивлен. Если она действительно дочь моего давнего знакомого, то все становится понятным. У всех Лестренджей на наследственном уровне атрофирован инстинкт самосохранения. Я, понимая, что девчонка меня вряд ли послушает, повернулся к учащимся лицом и, остановив взгляд на нарушительнице, двинулся в ее сторону. Студенты замерли в волнении, все взгляды были прикованы ко мне. Кто-то смотрел с беспокойством, кто-то с насмешкой сверлил взглядом мисс Роули, последнее относилось к факультету Годрика. — Вы настолько уверены в своих знаниях? — спросил я, остановившись у парты наглой студентки. Ребекка даже не изменилась в лице, продолжая расслабленно сидеть на стуле с насмешливой ухмылкой на губах. Во мне вспыхнули искорки гнева, хотя по сути должно быть глубоко плевать на заскоки наглых детишек. Но, проклятье, я распинался у доски уже половину занятия, а она даже не соизволила начать конспект. Я даже на долю секунды посочувствовал Грюму. — Что понимают под термином «Темные Искусства»? — спросил я, глядя тяжелым взглядом на девушку. На хорошеньком личике не отразилось ни одной эмоции. Вот это выдержка, не каждый выдержит взгляд Грозного Глаза и его, то есть мою, мерзкую физиономию. — Под термином «Темные Искусства» понимают то, чего вы не знаете, — с расстановкой, чеканя каждое слово, изрекла мисс Роули, продолжая испытывать мое терпение. Если бы я был собой, то несомненно похвалил бы девушку за смелость, но я не я. — К доске, — рявкнул я не своим голосом. Да, в последнее время у меня были проблемы с рассудком, а бессонная ночь и растущая паранойя добавляли масла в огонь. Я двинулся в сторону доски, на которой успел записать пару терминов. Благодаря волшебному глазу я мог прекрасно видеть даже через затылок. Девушка, цокнув, медленно встала из-за стола, отложив в сторону свои художества. После чего нарочно медленно пошла за мной. Я, не обращая внимания на ее кислую мину, подошел к столу, на котором стояло множество самых разнообразных склянок. Я растянул губы в ухмылке, которая еще сильнее исказила мое обезображенное лицо и покосился на наглую студентку, которая встала у доски, скрестив на груди руки. Почему-то мне захотелось стереть с ее милого личика надменную ухмылку. Я взял самую большую банку, в которой находился один из самых крупных пауков в мире. Откупорив сосуд, я взмахнул волшебной палочкой, чтобы изъять мерзкую тварь из банки. Паук барахтался в воздухе, дергая мохнатыми темно-коричневыми лапками, словно пытаясь встать на ноги. Я вернул банку на ее законное место на столике, после чего взмахнул палочкой и опустил тварь на пол, чтобы она тут же ринулась под ноги девчонки. — Кто-нибудь знает, что это за тварь? — спросил я с маниакальной улыбочкой, что с обезображенной рожей Грюма создавало ужасную картину. — Нет даже предположений? — Я усмехнулся, глядя на перепуганные лица семикурсников. Для выпускников у них что-то слишком слабая психика. Непорядок. Нужно это исправить. — Это Theraphosa blondi — один из самых крупных пауков в мире, — лекторским тоном начал говорить я, наслаждаясь произведенным эффектом. — А он ядовит? — со смешком спросила какая-то блондинка в форме Гриффиндора, глядя на побледневшую мисс Роули, у ног которой бегал паук. — Обычно нет, но эта особь — да. Лет двадцать назад один ученый, у которого были особые отношения со своей психикой, модифицировал этот вид. Ох и намучились авроры, когда из лаборатории этого чокнутого сбежали несколько таких и скрестились с акромантулами. Так в нашем мире появились одни из самых опасных существ, яд которых убивает в течение двух минут, вызывая остановку дыхания и шок. — Я закончил речь, припоминая слова Темного Лорда, когда он обучал меня обращаться с акромантулами. Я-то знал, что того чокнутого ученого звали Август Руквуд, и это был добрейшей души человек, который, впрочем, ради науки готов был переступить через любые законы природы и морали. Я с усмешкой на губах посмотрел на провинившуюся студентку. Ребекка Роули стояла у доски будучи бледной, как снег. Хотя на ее хорошеньком личике застыла маска спокойствия, девушку с головой выдавали перепуганные до смерти зеленые глаза. Она неотрывно, не моргая, смотрела на огромную тварь, которая крутилась у нее под ногами и то и дело терлась о нее. Надо отдать Роули должное, до нее хотя бы дошло, что нужно вытащить волшебную палочку. Я смотрел на Роули и злорадствовал. Она направила деревяшку на объект и с волнением смотрела на него. — Что будешь делать? Он может в любой момент укусить тебя, — «успокоил» и «поддержал морально» я студентку. Ребекка вздрогнула и обратила на меня беспомощный взгляд, ее губы едва заметно подрагивали, словно она боролась с подступающими слезами. — Ну же! Думай! — Арание Эрзуме! — четко произнесла мисс Роули, помещение осветила яркая голубая вспышка. Паука отбросило прямиком в меня. Нда, она либо от страха перед тварью это сделала, либо до такой степени меня ненавидит. Я взмахнул палочкой, и паук, кружащий у моих ног, оцепенел, откинувшись на спину. — Неплохо, но я думал, что вы проявите воображение, — проговорил я с насмешкой. Девушка посмотрела на меня, закусив губу. Ее бледное лицо покрылось красными пятнами, а глаза заблестели. — Все же вы додумались изобразить меня и дементора в поцелуе, лежащими в обнимку в свежей могиле, — проговорил я, припоминания художества студентки на пергаменте. Сокурсники Роули тут же захихикали. — За неуважение к преподавателю я назначаю вам отработку. В пятницу в шесть вечера, надеюсь, вы выучите достаточно заклинаний, чтобы одолеть всех пауков. — Я красноречиво покосился на стол, на котором стояло множество банок с самыми разнообразными насекомыми. Ребекка Роули все-таки смогла взять себя в руки и надменно ухмыльнулась мне, вздернув острый подбородок. Она нервным жестом убрала с лица пряди темно-рыжих волос. Нет, она определенно дочь Рудольфуса. Лестрейндж точно так же поднимал подбородок и таким же жестом убирал от лица волосы. На секунду мне показалось, что она что-то мне скажет, но девчонка, к счастью, сдержалась. Я велел ей сесть на место и заняться уроком, после чего раздал студентам на двоих по баночке с миленькой зверушкой в виде какого-нибудь насекомого. И дал школьникам задание: определить вид, возможную угрозу и способ нейтрализовать данное существо и повреждающий фактор. Студенты разбились на пары, чтобы начать работу. Я встал у доски и, ощутив вновь приступ сильной головной боли, тяжело оперся спиной о стену и прикрыл на мгновение обычный глаз, пытаясь не застонать от боли. Мне казалось, что мне в голову вбивают нечто острое, и раз за разом это «что-то» проникает все глубже и глубже. Я засунул руку в карман плаща и вытащил из него пузырек с обезболивающим зельем, которое очень часто вело к нежелательным последствиям в виде вспышек ненависти и гнева. К счастью, я начал принимать его еще пару месяцев назад, когда меня освободил из плена Темный Лорд. Поэтому я знал о побочном действии и принимал лекарство только в крайних случаях. Обычно я обходился без него, терпел боль, загонял ее в дальние уголки сознания. Помогало это слабо, но все же помогало. Я боялся, что под обезболивающим зельем совершу что-то из рук вон выходящее, и это «что-то» в конечном итоге приведет к катастрофическим последствиям и привлечет ко мне лишнее внимание. Я боялся, что прием этого лекарства отразится на операции и на Темном Лорде, именно поэтому я истязал себя, терпя раз за разом жуткую головную боль. Но сейчас я уже не мог терпеть. Перед глазами все плыло, мозг не воспринимал окружающую обстановку, а очертания учебной аудитории расплывались и раз за разом становились более размытыми. Нет, я точно не могу отключиться сейчас. Да и вообще никогда. Если я свалюсь в обморок, студенты поднимут шумиху, позовут мадам Помфи, и тогда моя настоящая личность будет раскрыта. В этой ситуации меня в лучшем случае отправят в Азкабан, а в худшем сразу на поцелуй дементора. Но за себя я особо не переживал. Больше всего я переживал за Повелителя. Если выбирать из двух зол, лучше выбрать меньшее. Лучше я выпью обезболивающее с сильным побочным эффектом и попытаюсь ни с кем не контактировать несколько часов, чем лишусь чувств от боли и подведу всех и вся. Я откупорил пузырек с лекарством и быстро его выпил. Оно хотя бы не было таким мерзким на вкус, как оборотное зелье. Уже после первого глотка мой разум прояснился, и стало легче дышать. Комната вновь приобрела четкие очертания. К сожалению, из-за дурноты я не заметил, как за моими действиями внимательно следила Ребекка Роули, которая и не думала приступать к занятию.***
После боя колокола студенты стремительно покидали аудиторию, чему я был несказанно рад. Еще одно занятие закончилось. К счастью, на сегодня у меня больше не было уроков. Я решил скрыться у себя в комнате, опасаясь, что очень скоро побочное действие зелья даст о себе знать. Уж лучше я пережду приступ в одиночестве, чем кто-либо пострадает, попав под горячую руку. Думая о том, как бы без приключений добраться до скромных апартаментов, я шел по коридору замка. Туда-сюда сновали студенты, которые расступались, едва завидев меня. И слава Мерлину. Общество сопливых идиотов меня нещадно раздражало. Я преодолел очередной поворот и начал спускаться по лестнице, чтобы выйти в холл перед Большим Залом, где толпились школьники, спешащие, видимо, на ужин. Тут-то мне открылась занимательная картина. Гриффиндорская троица, о которой мне рассказывал Темный Лорд, стояла плечом к плечу и сверлила гневными взглядами троих студентов в форме Слизерина. Какое милое представление, школьники готовы друг друга перебить из ненависти. Если Мальчик-Который-Выжил помрет в школьной драке, будет неплохо. — Иди-ка ты знаешь куда, Малфой? — сказал Поттер презрительно. — Пошли, Рон… — Он похлопал по плечу рыжеволосого юношу в обносках братьев. Да уж, зачем столько рожать, если не можешь обеспечить ребенка одеждой? Идиотизм чистой воды. В стиле Гриффиндора, впрочем. — Ах да, ты же был у них этим летом, я не ошибаюсь, Поттер? — продолжал веселиться светловолосый мальчишка с зачесанными назад волосами, в котором я еще вчера определил сыночка предателя — Люциуса. — Скажи-ка мне, его матушка на самом деле такая жирная или только на фотографии? — Фу, как некультурно. Разве аристократы так выражаются? Кажется, у Малфоя явные проблемы с воспитанием единственного сыночка, раз он так себя ведет. Мне в свое время за такие слова серьезно влетело бы от отца… — А твоя мамаша, Малфой? — огрызнулся Гарри, вдвоем с Грейнджер-Или-Как-Там-Ее, оттаскивая красного от злости Уизли за мантию, чтобы тот не набросился на Малфоя. А лучше бы набросился. Кто-то должен стереть с физиономии зарвавшегося мальчишки улыбку. — Такое впечатление, словно она только что унюхала кучу дерьма у себя под носом — скажи-ка, у нее всегда такой вид или это от того, что ты был рядом? — Я внутренне усмехнулся, вспоминая милое личико Нарциссы Блэк, которое почти всегда было искажено надменно-презрительной гримасой. Молодец, Поттер, пять баллов за смекалочку! Это же надо такое сказать. В голове очень вовремя всплыло наставление Темного Лорда: «Дамблдор и его пешки считают Гарри Поттера избранным, словно он герой, на самом деле он всего лишь глупый зарвавшийся школьник, возомнивший себя героем. Его окружение старательно поддерживает иллюзии мальчишки. Будет неплохо, если ты с ним подружишься и будешь делать вид, что относишься к числу тех, кто восхищается им. Ты должен стать ему другом и наставником, подобраться как можно ближе, чтобы в решающий момент, ослепив его своими речами, осуществить план». Я, вспомнив слова Милорда, недобро усмехнулся. Кажется, я знаю, как заслужить доверие Поттера. Он — подросток. А подростки делят мир на черное и белое. Чтобы стать для героя «своим», я должен показать, что поддерживаю его во всем. Тем временем покрасневший от унижения Малфой, который с каждым мгновением бесил меня все больше и больше, пискляво взвизгнул: — Не смей оскорблять мою мать, Поттер! — Тогда заткни свою грязную пасть! — отрезал «избранный» и повернулся, чтобы уйти. В этот момент Малфой выхватил палочку и направил ее в спину Гарри Поттера. Это окончательно меня разозлило. Трусливый, глупый, ничтожный, готовый в случае чего ударить кого угодно в спину. Такой же, как его отец — предатель. Я выхватил волшебную палочку и взмахнул ей. Мой разум затуманился от гнева и ярости, хотя на границе сознания мелькали какие-то адекватные мысли. С кончика моей палочки сорвалась белая вспышка, направленная на Малфоя. Эх, жаль, что не зеленая. Раздался оглушительный грохот. Несколько человек вскрикнули, схватившись за головы и пригнувшись. Школьники перепугано заозирались по сторонам. Поттер засунул руку в карман, видимо, ища волшебную палочку. Какой идиот носит артефакт-оружие в кармане? — НУ УЖ НЕТ, ПАРЕНЬ! — рявкнул я не своим голосом, спускаясь по лестнице. Поттер круто обернулся, во все глаза таращась на меня. Я с злорадной усмешкой направлял волшебную палочку на белого хорька, дрожавшего на мощенном плитами полу как раз на том месте, где только что стоял Малфой. В холле наступила гробовая тишина. Никто не мог даже пошевелиться. Я смотрел здоровым глазом на перепуганного белого зверька, а мой искусственный глаз посмотрел на ошарашенного Поттера. — Он тебя задел? — прорычал я. Не могу сказать, что под влиянием зелья я не соображал в этот момент. Нет, я все прекрасно понимал, но мое сознание было затянуто некоторой дымкой. Да, я презирал и ненавидел Малфоев за предательство в восемьдесят первом году, за то, что они за все эти годы даже не пытались помочь Милорду, а жили в свое удовольствие. Побочный эффект от зелья только усилил мою ненависть и неприязнь. А когда появился объект, чтобы выместить всю злобу, мне сорвало крышу. — Нет, — ответил Гарри. — Промазал. — Оставь его! — рявкнул я, заметив, как толстый неуклюжий мальчишка пытается подобрать хорька-Малфоя. — Оставить кого? — растерянно спросил Поттер. — Не ты — он! — рявкнул я, ткнув большим пальцем через плечо Поттера, указывая на Крэбба, который в страхе замер, таращась на меня с ужасом. Его маленькие глазки в страхе округлились. Да, в магическом глазе был явный плюс. Он мог видеть сквозь затылок. Я захромал по направлению к Крэббу, Гойлу и хорьку, который, испуганно пискнув, что было сил припустил ко входу в подземелье. — Не думаю… — пророкотал я, вновь направляя на хорька волшебную палочку. Тот взлетел в воздух футов на десять, потом звучно шлепнулся об пол и снова подскочил вверх. Да-а, я, наверное, был тем еще психопатом, раз решился на такое. Это в дальнейшем, анализируя ситуацию, я пойму, что поступил весьма импульсивно. Но в этот момент звук того, как хорек шлепает о пол, был для меня подобен музыке. — Мне не нравятся люди, которые нападают на противника со спины, — рычал я, вымещая всю злость на Малфое. Ох, за прошедшие годы во мне накопилось очень много яда. Кто-то скажет, что мой поступок низкий, что нельзя вымещать гнев, причиной которого являются отцы, на их детях. Но мне плевать. К тому же Драко Малфой доказал на практике, что является таким же скользким ублюдком, как и его папаша. Я с ухмылкой смотрел, как скулящего от боли хорька заклинанием подбрасывало все выше и выше. — Гнусный, трусливый, подлый поступок… — Хорька швыряло в воздухе, его лапы и хвост беспомощно болтались. — Никогда. Больше. Так. Не. Делай, — говорил я, произнося каждое слово, как только хорек ударялся об пол и опять взмывал вверх. — Видит Мерлин, я был точно не в себе. И не замечал никого и ничего вокруг, даже столпотворение ошарашенных детей не могло меня образумить. — Профессор Грюм! — прозвучал возмущенный голос. Я даже не обратил на возглас внимания, поскольку был слишком увлечен наказанием, представляя на месте хорька Люциуса Малфоя. По мраморной лестнице спускалась профессор МакГонагалл с громадной стопкой книг в руках. — Привет, профессор МакГонагалл, — спокойно сказал я, заставляя хорька подскакивать все выше. — Что… что это вы делаете? — спросила профессор МакГонагалл, следуя взглядом за взлетающим все выше хорьком. — Учу, — ответил я спокойно, как будто мне задали вопрос о погоде на улице. — Учи… Грюм, это что, студент? — вскрикнула профессор МакГонагалл, и книги посыпались у нее из рук. У женщины был такой ошарашенный вид, что я с трудом удержался от того, чтобы не испустить смешок. — Ну да, — ответил я, все так же сохраняя спокойствие. — Быть не может! — ахнула профессор МакГонагалл, бросаясь вниз по ступеням и доставая волшебную палочку. Через секунду на месте хорька с треском появился Драко Малфой — он кучей лежал на полу, его роскошные белые волосы упали на ставшее ярко-красным лицо. Пошатываясь, он поднялся на ноги. — Грюм, мы никогда не используем трансфигурацию как наказание! — сказала профессор МакГонагалл слегка севшим голосом. — Профессор Дамблдор вам наверняка об этом говорил! — Да, кажется, он упоминал об этом, — кивнул я, безмятежно почесывая подбородок. На самом деле я вообще не знал, что говорил Грюму Дамблдор, хотя перед операцией хорошенько покопался в памяти старого аврора. — Но я подумал, что хорошая встряска… — Мы оставляем после уроков! Или сообщаем декану факультета, где учится нарушитель! — возмущенно проговорила Минерва, сверля меня гневным взглядом. Да уж, прям, как в старые добрые времена, когда я случайно нарушал школьные правила. — Пожалуй, я это сделаю, — согласился я, с острой неприязнью покосившись на Малфоя, белесые глаза которого все еще были полны слез от боли и унижения. Он злобно посмотрел на меня, пробормотав неразборчиво что-то о своем отце. —Да ну? — спокойно заметил я и, хромая, сделал два шага вперед, чтобы приблизиться к Малфою. Тот отшатнулся от меня, как от инферала. — Что же, я давно знаю твоего отца, парень… Скажи ему, что Грюм как следует присмотрит за его сыном… передай ему это от меня… — Да, я с радостью присмотрю за белобрысым выродком Малфоя. Я даже не знаю, как бы отреагировал Люциус, узнав, что в школе под личиной Грюма я. Интересно, кого он опасался бы больше? Аврора или коллегу по некоторым делам? — Кстати, это Снейп будет твой декан? — спросил я, хотя прекрасно знал, кто декан Слизерина. Перед операцией Темный Лорд просветил меня по всем важным вопросам. Но я решил уточнить, делая вид, что не знаю подобной информации. Все же Аластору Грюму было глубоко плевать на дела школы. Он вполне не мог знать, что Снейп — декан Слизерина. — Да, — с негодованием ответил Малфой, в его серых глазах отразилась ядовитая злоба. — Еще один старый знакомый, — прохрипел я. — Мечтал я побеседовать со стариной Снейпом… — Тут я точно не лукавил. Я действительно мечтал с ним побеседовать. Все же интересно, как Северус выкрутился из западни в восемьдесят первом году. Ох, я никогда ему не доверял. Никогда. К тому же Милорд сообщил мне, что ни Малфоям, ни Снейпу доверять нельзя. Я должен полагаться только на себя и свои силы. — Пойдем-ка, ты… — несвязно прохрипел я, после чего, ухватив Малфоя за тощее плечо, повлек его ко входу в подвал. Драко сперва пытался вырваться из моей стальной хватки. Но я еще сильнее вцепился в тощее плечо мальчишки. Тот снова вспомнил про отца. Я усмехнулся, но ничего не сказал на сей счет, хотя в голове множились самые разнообразные мысли. Как у Люциуса Малфоя, человека, который при Темном Лорде добился огромных высот благодаря уму и хитрости, мог родиться столь заносчивый, глупый и импульсивный сын? Я не понимал этого. Впрочем, это их проблемы. Лет через пять Малфои с наслаждением вкусят плоды невоспитанности сыночка. Мы с Малфоем шли по мрачному подземелью, и я старательно пытался припомнить, где находится кабинет декана Слизерина. Если мне не изменяет память, он рядом с кабинетом зельеварения. Да, так и должно быть. Я остановился у нужной двери и, не удостоив себя приличиями, поскольку мне хотелось поскорее отделаться от общества Малфоя, отворил дверь и толкнул опешившего мальчишку в кабинет. Снейп, который до этого сидел за письменным столом и что-то увлеченно читал в свитке, обратил на Драко холодный взгляд. Я вошел следом за студентом и притворил за собой дверь, скользнул равнодушным взглядом по убогому интерьеру, в которым преобладала мебель из темного дерева, и задержал взгляд на Северусе. Как же он меня раздражал, еще со школьной скамьи. Магглолюбец, слабак и глупец, бегающий за рыжеволосой грязнокровкой. Только одного этого из всего перечисленного хватало для неприязни. А если вспомнить про вероятное предательство в восемьдесят первом и мирную жизнь в уютном местечке, поводов прибавлялось. — Чем обязан вашему визиту, профессор Грюм? — спросил вкрадчивым тихим голосом декан Слизерина, вставая со своего места и напряженно сверля меня взглядом. Я на всякий случай невербальным заклинанием активировал амулеты, защищающие разум от постороннего вторжения. Все же я помнил, какие успехи делал Снейп в ментальной магии. — Ваш подопечный. — Я ткнул пальцем в притихшего Малфоя, который все еще сгорал в пламени обиды и унижения. Он даже не пытался успокоиться и привести себя в порядок. Его одежда был измята, а волосы растрепаны. Кто бы мог узнать в этом униженном заморыше сыночка Люциуса Малфоя? — Нарушил школьные правила. Напал на Поттера со спины. — Даже так, — проговорил Снейп, смерив Драко внимательным взглядом. — Примите меры, иначе их приму я. Сначала они нападают на ровесников, потом начинают изучать Темные Искусства, а затем начинают убивать. Вам ведь знакомы эти моменты? — спросил я, вспоминая школьные годы. Да, я был свидетелем сколок Снейпа с Мародерами. И историю его вступления в ряды Пожирателей Смерти я также знал прекрасно. — Не волнуйтесь, профессор Грюм, я приму меры, — проговорил Северус, наклонив голову немного вправо. Он скользнул по мне взглядом и поджал губы. — Надеюсь на это, иначе билет в Азкабан без права возвращения ему обеспечен, — произнес я, после чего вышел из кабинета, стуча по полу проклятым протезом.