Между прошлым и будущим

***

1 сентября 1972 года. Дом Краучей.       Я сидел на аккуратно застеленной кровати, рассматривая внимательным взглядом узор на обоях. В голове билась только одна мысль: почему так получилось? Почему в столь важный день отец предпочел работу, а не меня? Пусть мы с ним не были близки, не играли в квиддич, не гуляли по саду, он не учил меня играть в шахматы, но тем не менее он был моим отцом. Отцом, которого мне так не хватало всю жизнь.       Я тянулся к нему, поскольку желал отцовской ласки, но отец закрывался от меня и каждый раз отталкивал. Но почему? Я не знал ответа. И, иногда глядя в зеркало, думал, что дело во мне. Я слишком слабый и болезненный, отец не уставал повторять об этом. Он был разочарован во мне, хотя я всеми силами пытался оправдать его доверие, которого, к слову, вовсе не было.       Когда случился первый стихийный выброс, а случился он около года назад, мать вздохнула с облегчением. У родителей было предположение, что я сквиб. И, согласно традициям, мне следовало стереть память и отправить в мир магглов, чтобы я нашел себе место под солнцем. Не знаю, смогла бы мама меня бросить, но отец, я был в этом уверен, с радостью от меня избавился бы.       Моей радости после стихийного выброса не было предела. Я пожелал стать таким сыном, каким родители могли бы гордиться. И в первую очередь, чтобы меня заметил отец. За год я в теории освоил программу первого курса, всем сердцем желая стать лучшим учеником по всем предметам. Я заваливал маму десятками глупых и интересных вопросов, на которые очень часто она не знала ответа, и мы вместе искали их в библиотеке отца. О времени, проведенном рядом с мамой, я буду помнить до скончания дней.       Отец же словно не замечал моего живого интереса к магии. Когда я приставал к нему с вопросами о чем либо, он ссылался на дела и говорил, чтобы я не задавал глупых вопросов. В его глазах я был настолько глупым, что не мог понять элементарных вещей. Но я, несмотря ни на что, продолжал тянуться к отцу, потому что любил его.       А он любил свою ненаглядную работу. Отец стремительно поднимался к вершинам власти, а сгущавшиеся над страной тучи только способствовали этому. Бартемиус Крауч с головой ушел в работу, теперь он даже не завтракал и не ужинал дома. Уходил в Министерство сразу после пробуждения, выпив кофе, и приходил поздно вечером, когда я уже спал. Иногда отец даже оставался на работе на ночь, там было много дел, которые были выше нашей семьи.       После таких ночей мама ходила с заплаканными глазами и в растрепанных чувствах, и родители ссорились за закрытыми дверями кабинета отца. Как правило, после ссор отец куда-то исчезал и приходил вечером. А мама же находила утешение во мне. Я, к слову, зная о ссорах родителей, злился на отца, и иногда мне казалось, что я его ненавижу. Но эта ненависть была детской и минутной.       — Барти, ты все вещи уложил? — спросила мама, войдя в мою комнату.       Я посмотрел на нее и кивнул. Винки еще накануне уложила все необходимое в чемодан, и я солгал матери после завтрака, что что-то забыл. Мне нужно было осмыслить происходящее и успокоиться. Хотя на самом деле я пытался максимально оттянуть момент отправления на заветную платформу девять и три четверти. Я надеялся, что отец не сможет пропустить такое знаменательное событие в моей жизни. Отправление в Хогвартс. Для каждого ребенка этот день особенный, самый счастливый. Он поступает в школу и становится волшебником. Во многих семьях поступление в Хогвартс воспринимается как семейный праздник. И детей, как правило, провожает вся семья.        — Барти? — Мама, заметив мое состояние, присела рядом со мной на кровать и обняла за плечи. — Я знаю, ты расстроен, — проговорила она.       Матушка всегда тонко чувствовала моя состояние, она во мне души не чаяла и любила до помешательства, и все мои переживания непременно отражались на ней. Вот и теперь она нахмурилась, а в ее голубых глазах проскользнула печаль.       — Почему он выбрал работу, а не меня? — спросил я с плохо скрываемыми слезами в голосе. Проклятый характер, вернее, его отсутствие, давало о себе знать. Мама в знак поддержки сжала мое тощее плечо и поцеловала меня в макушку.       — Папа очень занят, сынок, у него важные дела, — попыталась меня успокоить она, но не помогло. Я извернулся из ее объятий и вскочил на ноги.       — Что может быть важнее сына? — спросил я и вышел из комнаты.       Матушка пошла следом за мной и догнала меня уже у лестницы.       — Барти, послушай меня, — произнесла мама, когда я начал спускаться по ступенькам. — Он тебя любит.       Я остановился и посмотрел на мать, которая нагнала меня и положила руку на плечо.       — Не переживай из-за отца. На следующий год он обязательно проводит тебя, — успокоила меня мама, но я только покачал головой, ощущая горькую обиду. На первый курс поступают раз в жизни, и я так ждал этого момента, представлял как мы — я, мама, отец, — отправимся на вокзал, и отец гордо положит мне на плечо руку, когда мы будем проходить через барьер. Я представлял, как отец даст мне свое напутствие, и я отвечу, что оправдаю его надежды. Но, увы, реальность была иной.       На платформе было многолюдно. Когда мы пересекли барьер, у меня дыхание перехватило от восторга. Я увидел красный Хогвартс-Экспресс, выпускавший белые клубы пара, и чуть не вскрикнул от радости. Разочарование, вызванное занятостью отца, оказалось заглушено восторгом.       Мы с мамой и Винки, толкавшей тележку с чемоданами, пробивались сквозь толпу волшебников и волшебниц, облаченных в теплые одежды. (Сентябрь начался с холодных ливней по всей стране, погода резко ухудшилась, что говорило о том, что осень будет суровая и ранняя). Я с глупой улыбкой на губах разглядывал присутствующих, и, видит Мерлин, мне казалось, что я готов обнять их всех.       Матушка увидела рыжеволосых Пруэттов, которые стояли у поезда. Все семейство было в сборе, и я сразу же, вспомнив про памятный пятый день рождения, почувствовал к ним отторжение. Я бы с превеликой радостью сделал вид, что не заметил их, но мама была рада увидеть знакомых.       Мы подошли к ним, и я хмуро оглядел с ног до головы Фабиана и Гидеона, которые о чем-то спорили между собой, их мать с улыбкой наблюдала за сыновьями, а отец был занят беседой с рыжеволосым и долговязым юношей, лицо которого было усыпано веснушками. Этот юноша держал за руку повзрослевшую Молли, которая заметно раздалась в боках. Приглядевшись, я увидел немного округлившийся животик, скрытый юбкой платья.       — Мелания, здравствуй, — промолвила миссис Пруэтт радостно, обнимая мою маму.       Я тут же поспешил спрятаться за ее спиной. Хоть мне было уже одиннадцать лет, внимание я по-прежнему не особо любил. Матушка поприветствовала миссис Пруэт, начавшую трещать как заведенная. Она говорила о своих детях, об их успехах. Оказалось, что Фабиан вошел в сборную Гриффиндора, а Гидеон по итогам экзаменов вышел отличником. Также дочь Пруэттов, Молли, вышла замуж за бедного, но перспективного работника Министерства Артура Уизли.       Я без особого интереса слушал болтовню матери моих недо-товарищей и почему-то ощутил раздражение. Мне показалось, что от ее назойливого голоса у меня вот-вот заболит голова. Упоминание о достижениях Пруэттов почему-то сильно укололо самолюбие.       — А вы здесь какими судьбами? Неужели вашему сыночку уже одиннадцать? — спросила миссис Пруэтт, и я мгновенно напрягся. Матушка кивнула и, сделав шаг в сторону, явила свету меня. Я немного покраснел от смущения, но тут же почувствовал спокойствие, когда мама положила руку мне на плечо. — Ой. Какой хорошенький. Все такой же робкий и стеснительный? — спросила женщина и взъерошила волосы на моей голове. Я готов был взвиться ужом и отскочить от нее. Я не любил чужих людей и смущался их, а еще больше меня пугали чужие прикосновения.       Я исподлобья посмотрел на миссис Пруэтт, и та нашла мой хмурый вид забавным. Да, я не особо хотел с ней беседовать и ее радости абсолютно не разделял. Все же этот день для меня начался с разочарования.       — Где Бартемиус-старший? –подал голос мистер Пруэтт, удостоив нас вниманием. Я мгновенно напрягся, посмотрев на него.       — На работе, у него важное совещание, — ответила, немного погодя, мама.       Мистер Пруэтт ничего не ответил, но по его взгляду понятно стало, что отца моего он осуждает. Я же невольно ощутил укол зависти. Даже отец Фабиана и Гидеона пришел проводить их, хотя они не первокурсники. В душе вспыхнула надежда. Вдруг их тоже отец не провожал на первый курс?       — Вы посмотрите, кто идет, — промолвила внезапно миссис Пруэтт, кивнув взглядом куда-то в сторону. Я проследил за ее взглядом и увидел нескольких волшебников, облаченных в дорогие одежды.       Черноволосый мужчина с кудрявыми волосами держал руку на плече тоненького и бледного мальчика с черными кудрявыми волосами, собранными в хвост, перетянутый лентой. Рядом с ним шла черноволосая женщина в строгом синем платье, рядом с ней ступал мальчишка на пару лет постарше меня. Он озирался, словно кого-то потерял, и женщина, очевидно, его мать, каждый раз одергивала сына, что-то выговаривая ему, отчего мальчик кривился.       — Блэки, — презрительно выплюнул мистер Пруэтт, я же с удивлением на него посмотрел. Я многое слышал о Блэках как о мастерах в области черной магии, и слухи об этой семье оправдывали перевод фамилии. — Ведут себя как короли, а на деле ничего из себя не представляют. У них дочь средняя не так давно сбежала с магглом.       — А старшая дочка Сигнуса Блэка, Беллатрикс, этим летом внезапно вышла замуж за Рудольфуса Лестрейнджа. Поговаривают, она была немного беременна, — прошептала миссис Пруэтт.       Я внимательно слушал присутствующих, и старшие Пруэтты мне с каждой минутой все больше и больше не нравились. Зачем обсуждать чужие тайны и сплетни при детях?       — Быстро же Рудольфус нашел замену первой жене. Не успела бедняжка отправится к праотцам вместе с нерожденным ребенком в чреве, а он нашел новую пассию, — хмыкнул мистер Пруэтт.       — Не думаю, что обсуждение моей семьи такое приятное занятие, — раздался ледяной мужской голос.       Я вздрогнул и прижался к матери, во все глаза уставившись на незнакомого статного мужчину с темными волосами, зачесанными назад. Он сверлил Пруэтта презрительным взглядом карих глаз, который не сулил ничего хорошего.       — Сильвий Лестрейндж, — произнес напряженно мистер Пруэтт, закрывая собой сыновей и беременную дочь.       — Для вас сэр Сильвий Лестрейндж, — поправил мужчина. Я побоялся на него смотреть и взглянул на вышедшего из-за спины волшебника мальчика. Тот был не высоким, но крепким, у него были темные вьющиеся волосы и карие, почти черные глаза. С одного взгляда на него можно было понять, он — Лестрейндж. — В следующий раз хотя бы звуковой порог наложите, иначе быть беде, — с угрозой в голосе отчеканил Лестрейндж, после чего прошел мимо. Его сын засеменил следом, о чем-то спрашивая родителя. Но сэр Сильвий ничего не ответил отпрыску.       Я поежился, вспомнив угрожающий взгляд волшебника. Раздался гудок поезда.       — Ой, они сейчас опоздают, — промолвила матушка, отдавая приказ Винки затащить мои вещи в поезд. Я поднялся следом за домовиком, попрощавшись с матерью, которая попросила меня почаще ей писать письма. Я, клятвенно пообещав писать каждый день, отправился искать свободное купе. Но свободных уже не было.       Я наткнулся на компанию Фабиана и его дружков и поспешил ретироваться от них. После подставы, организованной шесть лет назад, я всеми силами избегал Пруэттов, даже во время званых ужинов в нашем доме. Таким образом, я вошел в последнее купе и встретился взглядом с сыном Лестрейнджа и маленьким Блэком, которые до моего прихода о чем-то спорили.       — Здравствуйте, — промолвил я максимально серьезным голосом. — У вас свободно?       — Как видишь — нет, — отозвался Лестрейндж, глядя мне в глаза с вызовом. Я стушевался под его взглядом и уже хотел покинуть купе, решив ехать с девочками или же сидя в коридоре.       — Присаживайся, — перебил друга, очевидно, Блэк, укоризненно взглянув на товарища. Я позволил Винки запихать мой чемодан под сидение и, попрощавшись с ней, разместился у окна.       Я взглянул на перрон, на котором толпились люди, и помахал матери, которая стояла рядом с Пруэттами и чуть ли не плакала, глядя на меня. Чувствуя, как к глазам подступают слезы, я несколько раз глубоко вздохнул, не желая выставить себя плаксой.       Поезд тронулся. И вскоре платформа исчезла из поля зрения. Я некоторое время делал вид, что с интересом рассматриваю город, но внезапно снаружи раздался грохот, и полилась дивно красивая музыка. Впрочем, музыка была красивой только сначала. Дальше слова были не особо приятными. Интересно, кого так красиво оскорбляют? Я взглянул на попутчиков, и заметил, как Блэк картинно закатил глаза.       — Это о ком? –спросил Лестрейндж. — О Снейпе, — промолвил Блэк. — Сириус мне все лето рассказывал об этом выродке, о его сальных волосах и орлином клюве. Мародерам нравится издеваться над ним. Он полукровка.       Я нахмурился, слушая рассказ Блэка. Почему он говорит об этом так равнодушно? Мне почему-то стало жалко Снейпа.       — Да, так и надо обращаться с грязнокровками, — жестко заключил Лестрейндж.       Я посмотрел на мальчика, в глазах которого на мгновение промелькнула скрытая ото всех жестокость, и поежился. Он мне сразу же не понравился, как и его мрачный и жуткий отец. Хотя я всю жизнь желал познакомиться с Лестрейнджами, помня о славных подвигах представителей этой семьи. Но на деле они наводили на меня страх, что старший, что младший.       — Поддерживаю, — промолвил Блэк, задумчиво кивнув. — Но Снейп — слизеринец, и я слышал, как Мальсибер говорил о его успехах в зельеварении.       — Фи, неужели шляпа настолько глупа, чтобы отправлять всякий сброд на Слизерин, — промолвил Лестрейндж, поморщившись. У него была весьма богатая мимика, благодаря чему без труда можно было понять, о чем он думает.       — Как говорит мой отец, она редко ошибается, — буркнул Блэк и заметно помрачнел.       Музыка, доносившаяся из коридора с малоприятными куплетам песенки, стихла, через некоторое время послышались торопливые шаги, и дверь распахнулась. В купе заглянул светловолосый мальчик с большими и чистыми голубыми глазами. За его спиной мельтешили две рыжие головы.       — О, Эван, наконец-то ты пришел, — промолвил Блэк, вставая, чтобы пожать, очевидно, товарищу руку. Я же с завистью смотрел, как дети, словно взрослые волшебники, обмениваются приветствиями. Мне было одиннадцать, и из-за слабого здоровья и стеснительности у меня совсем не было друзей. Пруэттов, после той подставы, что они мне организовали, я не считал товарищами. А насчет других детей моего возраста… Мы редко выходили в свет и устраивали приемы, таким образом, единственными моими друзьями были книги.       — Мы заняли купе, но из-за вашего опоздания к нам присоединился он, — скривив губы в усмешке, промолвил Лестрейндж, указав на меня, словно я был умственно отсталый и не умел говорить. От такого количества людей я ощутил небывалое смущение и предпочел бы, чтобы о мне вообще никто не вспомнил, но увы.       — Извини, Басти, у нас была важная миссия, — отозвался Эван, заходя в купе и садясь на свободное место рядом с Лестрейнджем. Рыжеволосые дети — мальчик и девочка — разместились напротив них, потеснив меня и Блэка. — Помогал Амикусу и Алекто запереть одну грязнокровку в туалете. — Близнецы гаденько захихикали, переглянувшись.       Некоторое время Эван с восторгом и гордостью рассказывал товарищам, как обманом заманил наивную девчонку в туалет, толкнул ее на пол, а потом выскочил в коридор, надежно подперев дверь какой-то палкой.       — Как тебя зовут? — спросил внезапно Эван, закончив рассказ. На меня уставились пять пар глаз. Я натужно проглотил вставший в горле ком. Видит Мерлин, лучше было бы, чтобы обо мне вообще никто не вспомнил.       — Бартемиус Крауч-младший, — непонятно откуда взяв смелость, представился я, расправив плечи.       — Ты сын Крауча? — переспросил Лестрейндж, вперившись в меня заинтересованным взглядом. В его карих, почти черных глазах промелькнул недобрый огонек.       — Да, — кивнул я, ничего не понимая.       Лестрейндж посмотрел на Блэка и слегка качнул головой, его безмолвный собеседник только пожал плечами. Эван же расплылся в хитрой улыбке, которая мне сразу же не понравилась.       — Позволь представить твоему вниманию, Бартемиус, моих друзей, — промолвил Эван, машинальным движением пригладив вьющиеся золотистые волосы. — Алекто и Аммикус Кэрроу. — Он указал на близнецов, которые до такой степени походили друг на друга, что становилось немного дурно. — Регулус Блэк. — Эван кивнул на сидящего рядом со мной худенького и бледного мальчика. — Рабастана ты уже знаешь. — Взгляд голубых глаз собеседника скользнул по коренастой фигуре Лестрейнджа. — Меня зовут Эван Розье.       — Очень приятно, — пробормотал я робким голосом.       Рабастан только фыркнул, закатив глаза. Это мне не понравилось. Вообще, Лестрейндж казался самым неприятным из всех новых знакомых. Может, меня так напугал его отец?       — На какой факультет планируешь поступить? — спросил Эван заинтересованно. В его глазах горел лукавый огонек, хотя весь вид мальчика выражал доброжелательность.       — Отец учился на Гриффиндоре, а матушка на Рейвенкло, — пробормотал я в ответ.       — Поступай на Слизерин, это самый лучший факультет, — уверенно заявил Розье под одобрительный гомон товарищей, только Блэк внезапно помрачнел.       — Мой брат так не считает, — проговорил он мрачно. — Он все лето уговаривал меня поступить на Гриффиндор, а когда я отказался, объявил мне бойкот.       — Не слушай этого идиота, Регулус, — отмахнулся Рабастан. — Он ничего не понимает.       В интересной компании время пролетело незаметно. Хотя мне до жути не понравился Рабастан, остальных ребят я нашел вполне дружелюбными и спокойными. Особенно мне понравился Эван Розье, который был самым добрым из всех присутствующих. Он рассказывал о Франции, где побывал этим летом, о фамильном замке, в котором живут самые настоящие привидения. (На эту реплику Рабастан только хмыкнул, заявив, что у них в подвалах бродит призрак прапрапрадеда, который в порыве ревности убил собственную жену). Блэк же заявил, что у них вообще есть дом, в котором живут только призраки. В замке несколько веков находилась резиденция главы рода и его семьи, но в какой-то момент там стало невозможно жить из-за призраков, которых становилось все больше и больше. И Блэки решили перебраться в другое поместье.       Таким образом, наслушавшись жутких, но интересных историй, мы доехали до Хогсмида. К этому моменту все надели мантии, так как на улице лил дождь, и можно было промокнуть до нитки за считанные секунды.       Мы вышли на платформу, причем Регулус выходил последним, и его внезапно толкнул со спины черноволосый мальчишка, в котором я без труда определил его брата. Все же они были удивительно похожи друг на друга. Только старший казался более крепким.       Регулус едва не упал лицом в лужу, но, к счастью, его успел придержать Рабастан.       — Постарайся утопиться в озере, братишка. Думаю, матушка обрадуется такой новости, — промолвил старший Блэк младшему и поспешил к друзьям, который ждали его, глядя на это безобразие.       — Думаю, вам не нужно говорить, что этот недоумок — мой брат Сириус, — обреченно проговорил Регулус, глядя холодным взглядом серых глаз в спину удаляющегося брата. На перроне, в кругу семьи, Сириус был воплощением чистокровного волшебника, его темные вьющиеся волосы были аккуратно зачесаны назад и собраны в низкий хвост, перетянутый лентой. Одежда выглядела опрятной и выглаженной. Теперь же это был совсем другой человек. Иссиня-черные кудри взлохмачены так, словно он неделю не расчесывался, лента куда-то пропала, а одежда оказалась измята, словно юноша успел поваляться во всех углах поезда.       До Хогвартса мы добирались на лодках, переплывая через огромное Черное Озеро. Я, вопреки желанию, попал в одну лодку к Рабастану и Регулусу, которые переговаривались о впечатлениях от прогулки. Стеной шел дождь, и некоторые из нас промокли, но, к счастью, на нас все же соизволили наложить заклинание.       Я кутался в водонепроницаемую мантию и мысленно молился, боясь после холодной прогулки слечь с высокой температурой и кашлем. Болезнь в мои планы не входила, и я всем сердцем ненавидел это состояние.       Очень скоро мы вошли в величественный замок, который мгновенно мне полюбился. Вживую он казался необыкновенно красивым, и все рассказы матери меркли на фоне реальности. Я испытывал щенячий восторг и озирался по сторонам, когда нас, первокурсников, повели по длинному коридору к Большому Залу. Профессор Макгонагалл на некоторое время удалилась, оставив нас одних.       — Вы волнуетесь? — пискнул Аммикус Кэрроу. — Я да. Мне приснилось, что я упал в обморок, увидев шляпу, — поделился с ними мальчик, опасливо покосившись на двери. Его сестра только закатила глаза и приложила руку ко лбу, как бы показывая свое отношение к трусости братца.       — Это еще ерунда. Мне вообще приснилось, что я попал на Гриффиндор, — проговорил Рабастан, и его передернуло. — Хотя мой брат едва туда не угодил, не знаю, каким чудом он переубедил шляпу.       Регулус хотел что-то спросить, но не успел. Вернулась профессор Макгонагалл, и мы вошли в огромный зал, в котором располагались четыре больших стола, над которыми висели огромные знамена с символами факультетов. Я заметил, как Блэк косится в сторону стола Гриффиндора, пытаясь там кого-то найти, но не придал этому значения. Я был слишком взволнован, чтобы о ком-то переживать.       Я натужно проглотил вставший в горле ком и посмотрел на распределяющую шляпу, стоящую на высокой табуретке. Интересно, на какой факультет я попаду? Мама была уверена, что на Рейвенкло, отец же считал, что мой потолок — Хаффлплафф. Я понятия не имел, где буду учиться. Но твердо был уверен, я буду учиться лучше всех на курсе, в школе, чтобы отец мной гордился и наконец увидел, на что я способен.