Между прошлым и будущим

***

      Я вернулся домой в приподнятом настроении. В кармане брюк лежала заветная книга Розье, что несказанно грело мне душу. Появившись с характерным хлопком в холле дома, я поспешил подняться по лестнице и направился в комнату, где намеревался как следует изучить заветный фолиант. От нетерпения я чуть ли не подпрыгивал, и глупая улыбка не сходила с моих губ. Но по мере приближения к комнате пыл мой угасал. Что-то было не так. Я нутром это чувствовал, но не понимал, в чем дело. Когда я вошел в свою комнату и, вытащив книгу, положил ее на полку между учебниками так, чтобы она не привлекала внимание, беспокойство продолжало точить меня изнутри. Что-то случилось.       В доме было слишком тихо. Тишина буквально давила и звенела, что мне очень не понравилось. В особняке помимо меня должна находиться матушка, если она не отправилась к какой-нибудь подруге, но в таком случае мама предупредила бы меня. Я в этом был уверен. Обычно она всегда меня встречала еще в холле, но не в этот раз.       С ней что-то случилось. Поняв это, я выбежал в коридор и устремился к родительской спальне, вход в которую мне был воспрещен, да я и сам не горел большим желанием находиться там. Спальня — территория отца, а я до такой степени его побаивался, боясь услышать что-то обидное в свой адрес, что обходил ее стороной.       Я отворил дверь, влетел в спальню, но матушки там не оказалось. Нахмурившись, я решил обследовать весь дом. Зашел еще в одну спальню, в кабинет отца, в уборную, но матери нигде не было. Происходящее не нравилось мне с каждой минутой все больше и больше. Я спустился на первый этаж, обошел весь дом, но мама словно сквозь землю провалилась.       Ничего не понимая, я замер посреди холла, не зная, что делать. Неужели матушка отправилась к подруге и не предупредила меня? Я не понимал. Я не знал. Успокоив себя, — что могло произойти? — я поднялся в свою комнату, открыл дверь так, чтобы был виден вход в родительскую спальню, взял с полки книгу о приключениях какого-то путешественника и начал читать, изредка выглядывая в коридор. Но прошел час, два и, наконец, три, а мамы все еще не было. Было поздно, за окном уже давно наступила темнота, где же мама?       Послышались тихие шаги, я встрепенулся, поднялся и выбежал в коридор, но разочарованный вздох сорвался с моих губ, когда я увидел вернувшегося из Министерства отца. Бартемиус Крауч-старший, облаченный в строгий темно-коричневый костюм в полоску и строгую черную мантию, угрюмо посмотрел на меня, скривив губы в презрительной усмешке. Мне не понравился его взгляд, но я, как обычно, не подал виду.       — Мама не вернулась? — спросил я.       Отец, который уже хотел уйти в комнату, напрягся и снова взглянул на меня. На этот раз в его глазах было плохо скрываемое беспокойство.       — Она куда-то ушла? — спросил он.       — Я не знаю. Мы отправились в Косой переулок, там разошлись. Я вернулся несколько часов назад, а матушки не было дома, — протараторил взволнованно я. Отец нахмурился.       — Странно, — пробормотал он. Потом щелчком пальцев вызвал Винки, домовушка тут же явилась на зов хозяина. Отец, хмурясь, начал ее допрашивать, пытаясь узнать, была ли мама дома, но Винки утверждала, что не видела ее с утра.       Тогда отец, тщетно пытаясь скрыть волнение, направился в кабинет, я тенью последовал за ним, внимательно наблюдая за родителем. Тот словно не замечал моего присутствия. Отец взял лист пергамента и начал быстро писать что-то, после этого он снова призвал Винки.       — Отнеси по записке Пруэттам, Лавгудам и Уизли, — промолвил отец. Винки приняла их и исчезла. Отец же взлохматил черные с небольшим количеством седины волосы и уперся в меня тяжелым взглядом. — Чего встал? — сухо спросил он. Я замялся, не зная, что сказать. Почему-то под его взглядом я просто деревенел. — Иди к себе.       Дважды повторять не пришлось. Я удалился в свою комнату, сел за стол, открыл книгу и снова погрузился в чтение. И почему я не мог мыслить трезво, как отец? Матушка наверняка ушла к кому-то в гости, забыв предупредить меня, а мне уже страшно стало. Глупости какие-то.       Через полчаса послышался тихий хлопок, очевидно, что с ответом вернулась Винки. Я вышел из комнаты и направился к кабинету отца, дверь в который была заперта, но звуковой барьер отсутствовал.       — Проклятье! — послышался гневный голос отца, я вздрогнул и поспешил войти в кабинет, рассудив, что мне тоже стоит знать, что произошло. Я переступил порог кабинета и увидел отца, который швырнул в камин клочки пергамента.       — Есть новости? — взволнованно спросил я. Отец гневно на меня посмотрел, и я поежился от его холодного взгляда.       — Нет, — резко ответил он, переведя взгляд на огонь в камине. Потом на его лице проступила решимость, и он взмахнул палочкой, произнеся при этом заклинание. Я догадался, что отец связывается с кем-то через камин. В языках пламени появилось чье-то лицо.       — Здравствуйте, Бартемиус, — проговорил хриплый мужской голос.       — Здравствуй, Руфус, — поздоровался отец с собеседником. — Мне нужна твоя помощь, — странно тихо промолвил он. Я удивленно приподнял брови. Да, нечасто я слышал, что отец просил у кого-то помощи.       — Что случилось? — спросил, очевидно, Скрижимер, аврор из министерства.       — Мелания пропала несколько часов назад, — ответил Бартемиус задумчиво.       — С чего вы взяли? — удивленно поинтересовался аврор. — Может, она навестила подругу?       — Она предупредила бы меня, — упрямо заявил он, нахмурившись. После этого взглянул на меня и указал взглядом на дверь. Дважды повторять не пришлось, хотя меня душили сомнения, я опасался отца. Я покинул комнату, отец тут же запер дверь.       Я, вздохнув, вытащил палочку и попытался наколдовать специальное заклинание для подслушивания. Но чары, увы, не помогли. Похоже, отец наложил полог тишины.       Удрученно вздохнув, я направился в свою комнату, где, взяв книгу, сел на кровать и начал читать. В душе моей то и дело вспыхивали искорки волнения, я косился на дверь, желая поскорее увидеть маму. Мне казалось, что вот-вот дверь откроется, и в мою комнату войдет мама, чтобы, как обычно, пожелать мне доброй ночи. Но она все не появлялась.       Утомленный за день, я погрузился в сон. Вопреки ожиданиям мне ничего не снилось. Видимо, я слишком устал за минувший день, слишком много эмоций испытал.       Я проснулся ранним утром. Открыв глаза, я потянулся и уронил книгу, которую накануне собирался дочитать. Потерев затекшую шею, которая неприятно ныла, и боль разрядами расходилась по телу, я встал с кровати и сонно оглядел домашний костюм, в котором уснул вчера ночью. Я забыл переодеться ко сну и отрубился в выходной одежде. Но это мелочи жизни.       Наверное, матушка уже дома. Подумав об этом, я пригладил растрепавшиеся светлые волосы и, давя зевоту, вышел в коридор, направляясь в сторону родительской спальни. Почему-то во мне росла тревога, и я отчаянно желал убедиться, что с матерью все в порядке, что она спит в постели.       Уже у дверей в родительскую спальню я замялся на мгновение, не зная, как вести себя. Если мой стук разбудит маму, и что хуже того, отца? Но если я не постучу, то получу выговор от отца за несоблюдение правил. Уж лучше первое, чем второе, рассудил я и робко постучал. Ответом мне была тишина. Тогда я попробовал открыть дверь, но она оказалась заперта.       Послышался щелчок замка. Я отпрянул от двери и замер, глядя, как она открывается. Натужно проглотив вставший в голе ком, я вошел в родительскую спальню и, скользнув взглядом по заправленной постели, нахмурился. Матери в комнате не было. Вместо этого хмурый отец стоял у камина, скрестив руки на груди. Он был облачен во вчерашнюю одежду, которая теперь была кое-где помята. Вид у отца был странный. Да, именно странный. Я никогда не видел его в таком состоянии. Черные, обычно уложенные волосы, на этот раз всколочены, под глазами залегли тени, а взгляд карих глаз казался потухшим.       — Мама не вернулась? — спросил я и будто бы со стороны услышал собственный голос.       — Она пропала, — раздался сухой и холодный голос отца. Я вздрогнул, уставившись неверящим взглядом на родителя. — Предположительно, ее похитили.       — К-кто? — с трудом совладав с голосом, спросил я, задрожав от страха. Моргана, как же я испугался. Кто мог так поступить с мамой? За что? Она же постоянно болеет, вдруг ей нужны будут лекарства?       — Я думаю, что Пожиратели Смерти, — ответил Бартемиус Крауч, даже не посмотрев на меня.       Я же пошатнулся, не веря в происходящее. Моргана, как же так? Я не верил в случившееся, и страх стремительно оплетал мою душу, стискивая при этом сердце. Не описать словами мой страх.       Мама. Как много скрыто в этом слове. Мама была для меня всем, единственным близким другом, она дала мне жизнь, любила меня до помешательства, защищая от всего на свете. От одной только мысли, что ее похитили и держат где-то, возможно, как животное, становилось плохо. Разве можно так поступить? Я с отчаяньем посмотрел на отца, пытаясь найти в нем поддержку. В моих глазах начали собираться предательские слезы. Я так боялся за мать, что не владел собой.       Но отец, заметив мое состояние, поджал губы и гневно сверкнул карими глазами.       — Держи себя в руках, Крауч ты или нет?! — рявкнул он не своим голосом.       Я вздрогнул от звука его голоса. Почему он так ведет себя, словно все в порядке? Я видел его взволнованное состояние, почему отец не может иначе выражать чувства, не скрывать их? Отец, как я понял намного позже, боялся показаться слабым и становился жестоким.       Я понуро опустил голову.       — Выйди и не путайся под ногами, — приказал отец.       Дважды повторять не пришлось. Я пулей вылетел из комнаты родителей и, закрыв дверь, тяжело прислонился к ней спиной. Меня начало потряхивать от ужаса, перед глазами стоял образ мамы, а в голове множились ужасные мысли. Самое мерзкое, что я никак не мог взять себя в руки, меня колотило от ужаса, в глазах собирались слезы, а руки мелко дрожали.       Я, сгорбившись, побрел в сторону комнаты, где лег в постель, уткнувшись в подушку. Ну, ничего, отец бросил все силы на поиски мамы и похитителей. Ее обязательно найдут. И все будет хорошо.       Я несколько раз шумно вдохнул и выдохнул, пытаясь успокоиться, после чего перевернулся на спину и посмотрел в потолок. «Если они сделают больно маме, или причинят ей какой-либо вред, я лично их найду и накажу», — думал я с непривычным гневом. Эта черта не была мне свойственна. Но страх за единственного родного человека пробуждал во мне ранее неизвестные черты.       Прошло пару дней с исчезновения мамы. И с каждым днем я все больше и больше погружался в омут отчаянья и страха. Будни мои стали серыми и однообразными, словно мир в один миг утратил краски. Я, как тень, шатался по дому, заглядывая в каждую комнату в надежде, что вот-вот увижу мать. Но время шло, а вестей не было, и это в буквальном смысле сводило с ума.       Бессилие убивало. Отец бросил все силы на поиски жены, подключил всех знакомых и очень скоро выяснили имя похитителя. Это был никакой не Пожиратель Смерти, а бывший узник Азкабана, осужденный пару лет назад за кражу, как я узнал позже.       Дни без мамы стали ужасны. Я избегал отца, поскольку он был в таком нервном состоянии, что я опасался за свою жизнь. Отец вполне мог приложить чем-то меня. Бывало, когда я интересовался новостями о матери, в его глазах вспыхивало нечто темное и страшное, что я назвал бы бессильной яростью. Отец горел в том же огне, что и я, но упрямо не замечал этого, к сожалению. Так я остался один на один с бедой. Не осталось сомнений, что кроме матери, я никому в этом мире не нужен.       К исходу второго дня отца внезапно вызвали на работу. Он быстро собрался, облачившись в дорожную мантию, и отправился с помощью камина в Министерство, как мне доложила Винки.       К вечеру от нервов мне стало так дурно, что словами не описать. Меня тошнило, но рвоты не было, от этого было только хуже. После рвоты обычно наступало кратковременное облегчение, а так я только мучился. Ко всему прочему прибавилась головная боль и слабость.       Я выпил из аптечки укрепляющее и решил прилечь на некоторое время. Впервые в жизни я ощущал себя настолько одиноким. Впервые в жизни во время болезни рядом не было матери. Я сжался под одеялом и закрыл глаза. Видимо, нервное напряжение было таким сильным и настолько выжало меня, что я провалился в сон.       …Меня разбудил звук голосов. Поморщившись во сне, я застонал от головной боли, которая усилилась. Сон не помог. Я открыл глаза и приподнялся на локтях, прислушиваясь. Сначала мне показалось, что голоса — это сон или плод больной фантазии, но потом понял, что они реальны.       Я взвился на ноги, подкинутый надеждой, как пружиной и пошатнулся. Головная боль усилилась, невидимые гвозди вбивались в виски, причиняя дискомфорт. Но это мелочи жизни. Я вышел из комнаты и устремился к спальне родителей.       Голосов было несколько. Два мужских и женский, надломленный и очень слабый. Надежда и вера снова взметнулись в моей душе, и я, изведенный переживаниями за эти дни, распахнул дверь родительской спальни и замер.       В спальне царил ощутимый запах лекарственных зелий, что я едва не закашлялся, но все мысли улетучились из моей головы, когда я увидел лежащую на кровати бледную маму, которая выглядела такой слабой и измученной, что у меня сердце сжалось.       Отец сидел рядом с мамой и трепетно держал ее за руку. Выглядел он до того трогательно, что никак не вязалось с его образом. У столика с лекарствами стоял целитель Фоули и что-то размешивал в склянке.       — Бартемиус, соблюдай… — начал было отчитывать меня отец, но матушка сжала его руку и вымученно улыбнулась. Я приблизился к кровати, сел на край, положил голову на грудь матери и зажмурился.       О, какое же облегчение я испытал, не описать словами. Меня трясло от эмоций, и я с трудом держал себя в руках, помня о присутствии отца. Но невесомые прикосновения материнских рук к моим волосам заставили меня замереть и зажмуриться, чтобы скрыть слезы облегчения.       — Хвала Мерлину, — прошептал я надломленно. Не представляю, как бы я жил без нее.       — Тише, сынок, все позади, — вымученно прошептала мама.       От звука ее слабого голоса у меня сердце сжалось. И кто посмел обречь ее на все это?! Будь моя воля — убил бы!       Я отстранился от матери и посмотрел в ее осунувшееся лицо. Несмотря на слабость, матушка нашла в себе силы улыбнуться мне и с любовью смотрела в мои черты.       — Разве я могу тебя бросить? — спросила тихо она, погладив меня по голове. — Даже если весь мир будет против, я всегда буду рядом, — уверенно сказала мама.       Я снова благодарно обнял ее, прикрыв глаза. Я не сомневался, что мать до помешательства любила меня. Воистину, любовь матери бесценна и священна.       — Ей нужно отдохнуть, Барти, — раздался голос отца.       Я отстранился от мамы и посмотрел на него.       — Можно я останусь? — спросил я с надеждой, боясь, что происходящее — сон, а когда я проснусь, то матушки снова не будет рядом. Это было бы для меня худшим кошмаром.       Отец колебался, глядя в мое лицо, но потом, очевидно, поняв мои чувства или же под умоляющим взглядом жены сдался и махнул рукой. Я пододвинул стул к кровати и сел на него, взяв руку матери в свою.       Матушка улыбнулась и закрыла глаза, утомленная за прошедшие дни. Моргана, что же она пережила? Разве можно так поступить со слабой и хрупкой женщиной? Я глядел лицо мамы и поймал себя на том, что затаил дыхание от радости. О, я готов был вечность охранять ее покой, чтобы никто не смог ей навредить.