***
25 декабря 1994 года. Магическая Британия. Школа чародейства и волшебства «Хогвартс». …Я выбил палочку из рук неизвестного и наложил заклинание пут. Через мгновение чары окончательно развеялись, и я лишился дара речи. На меня смотрела ошарашенным взглядом Ребекка Роули, которая казалась слишком удивленной, чтобы закричать… Мы оба замерли, таращась друг на друга со смесью шока и некоего ужаса. Я смотрел в бледное и миленькое личико, вытянутое от изумления. Она смотрела на меня, широко распахнув глаза. Вы когда-нибудь видели квадратные глаза у человека? Я — да. Из моей груди вырвался нервный смешок. Вот ведь проклятье. Я должен был понять раньше, кто за мной шпионит. Ребекка чертова Роули. Больше некому. С первого дня моего пребывания в школе было ясно, что у девочки на меня неплохой такой зуб. И я ее в этом плане понимаю. Она наверняка все еще помнит отца… Но дементор меня поцелуй, что мне делать-то теперь? Темный Лорд ясно дал понять, что внимание привлекать нельзя. Он даже запретил просить помощи у Снейпа, Малфоя и других Пожирателей, оставшихся на свободе. Настолько он в них сомневался. Ну что я могу сказать? Меня никто из взрослых волшебников еще не раскрыл, подумать только, их обошла семнадцатилетняя соплячка! Вот смех-то! Я чувствовал, как горло начинает сдавливать истеричный смех, но усилием воли подавил его. Не время веселиться. Нужно подумать, куда спрятать труп. Да, я сомневался, стоит ли убивать девчонку. Она чистокровна, дочь Лестрейнджа вдобавок. Рудольфус точно меня с того света достанет, если узнает, кто погубил его продолжение. Своеобразное, надо сказать, продолжение. Да и не хотел я ее убивать. Сопливая школьница, думающая только о себе, чистокровная, дочь моего друга… была б на ее месте другая девушка, а еще лучше грязнокровка, я бы без раздумий произнес два известных всем слова. Да и привлекать внимание не стоит. Если Роули пропадет, то ее семейка поднимет такой шум, что проще самому сдаться аврорам, поскольку Роули меня точно раскроют и убьют с особой жестокостью. И что же делать? Я снова поднял волшебную палочку, направив ее в грудь волшебницы. Девушка шумно дышала, ее губы уже дрожали от избытка эмоций, было видно, что она в шоке, но пытается сохранять самообладание. Любопытная лиса, зачем ты полезла во все это? Она следила за мной! Меня охватил гнев. Из-за этой ситуации. Из-за того, что вынужден пролить чистую кровь. Роули достаточно нервных клеток мне убила. Какое заклинание использовать? Убивать никого не хотелось. Впервые в жизни я сомневался. Я считал себя сильным Пожирателем Смерти, не ведающим жалости, хотя в рейдах в годы войны почти не участвовал. Я был слишком ценен для Повелителя, чтобы он мной рисковал. Но отчего-то я никогда не сомневался в правильности его идей и готов был идти до конца. Я готов был проливать кровь, я знал массу темных и жутких заклинаний и проклятий. Мои познания в темных искусствах благодаря индивидуальным занятиям с Милордом были обширны. Теперь же сомнения точили меня. И это было просто ужасно. Можно наложить Империус и велеть ей вести себя как обычно. Но чертов Мальсибер всегда крутится рядом с Роули. Он точно не дурак и поймет, что что-то не так. К тому же я сам учил студентов сопротивляться Империо, и у Роули блестяще получалось. Тогда, быть может, обливэйт? Я сотру воспоминание о нашей прекрасной встрече, и все будет хорошо. Но опять-таки не было гарантий. Если кто-нибудь сунется в рыжую головку Роули, то сразу все узнает. Дамблдор, я слышал, грешил этим. Но выхода-то у меня нет. Только так можно выиграть время. Я уже готов был стереть память Роули, как вдруг она пришла в себя. Видимо оцепенение, вызванное шоком, спало. — А я вас помню, — протянула она отрывисто и облизала губы так, как в минуты волнения делал ее отец. Я замер. Да, я имел честь знать малышку Бекки, как ее ласково называл отец. В восемьдесят первом году соплячка гостила в Лестрейндж-холле к недовольству Беллатрикс. И я ее прекрасно понимаю. Видеть ребенка мужа от любовницы то еще удовольствие. Но в то время брак Лестрейнджей уже трещал по швам, и чувства Рудольфуса к благоверной угасли. Так что ему было все равно. А маленькая Ребекка всюду следовала за отцом, пока ее мать пыталась поправить здоровье на Ривьере. — Да неужели? — скептически спросил я, глядя в лицо Роули. Девушка глубоко вздохнула, словно пыталась прийти в себя и призвать на помощь все свое хладнокровие. О, я ее понимаю. Она наверняка чувствовала, что от ее слов зависит если не ее жизнь, то здоровье. — Да, вы были в замке моего родного отца, когда я там гостила. Вы постоянно упражнялись в тренировочном зале и сидели в библиотеке. И вы же выставили меня из гостевых покоев, которые тогда заняли с позволения моего отца, — торопливо протараторила Роули, проглатывая некоторые слова, поскольку боялась, что я ее не дослушаю. Впрочем, последнюю фразу она сказала с упреком, словно до сих пор обижалась на меня за это. — Потому что вы имели неосторожность сделать из моих отчетов журавликов и разбросать их по дому, — на автомате сказал я, глядя на Роули. Почему она помнит такие детали? Ей в ту пору было четыре с половиной года, почти пять, но все равно мало кто может вспомнить образы из детских воспоминаний. Да еще в таких подробностях. — И кто же я? — спросил я только для того, чтобы убедиться, что она действительно меня помнит. По идее в таком случае она не должна доставить проблем. А союзник в тылу врага не помешает. Даже такой юный. — Барти, — ответила, не задумываясь, Ребекка. Да, она меня помнила. И знала мое имя. Именно так меня называли Лестрейнджи. Фамилия нигде не упоминалась, чтобы никто не знал моей личности. — Рад встрече, мисс Роули, — сказал я, понимая, что не могу стереть девочке память. — Взаимно, — не задумываясь, ответила Ребекка, вновь облизав тонкие губы. Ее зеленые глаза вспыхнули странным пламенем, и я, наученный опытом общения с Лестрейнджами, почувствовал дурноту. — Покажите метку, — выпалила она, отчего я едва не застонал. Да, Роули определенно не изменилась с детства. В те времена она постоянно просила отца показать ей метку, водила по ней пальцем и говорила, что у нее будет такая же, на что Рудольфус только смеялся и целовал дочь в рыжую макушку. «К тому времени метка тебе будет не нужна», — отвечал с гордой улыбкой Лестрейндж. — Не вижу смысла, — ответил я, сделав шаг назад. Что-то я заговорился, нужно вернуть себе личину Грюма, пока никто не начал ломиться в кабинет. — А вдруг вы меня обманываете? — спросила, округлив глаза, Роули. Я мысленно выругался. Вот ведь пиявка. Я метнул на нее твердый и раздраженный взгляд, отчего Ребекка ойкнула и втянула голову в плечи, словно испугалась меня. Я удивился собственным мыслям. Чтобы Роули да кого-то боялась, вы серьезно? У нее же инстинкт самосохранения умер еще в утробе матери вместе со здравым смыслом. Кто в твердом уме и памяти будет сроить подлянки отставному аврору? Кто угодно, но не Роули. — Извините, — пробормотала, отведя взгляд, девушка. На некоторое время повисла пауза, в течение которой я с недоумением рассматривал ее. Она меня совершенно не боялась и вела себя так, словно ничего особенного не происходило. На личике не было румянца, дыхание ее выровнялось. Только глаза лихорадочно блестели. — Что вы со мной сделаете? — спросила Роули едва слышно, взглянув на меня. — Ничего, если ты не будешь делать глупостей, — добавив угрозы в голос, сказал я и приблизился к ней почти вплотную. Она была высокой и худощавой, но я все равно был выше нее. Не намного, но выше. Роули не шелохнулась и выдержала мой пронзительный взгляд. — Я никому не скажу, — ответила она с уже знакомым мне презрением в голосе. О, она, кажется, как и я, ненавидела все живое. И когда успела-то возненавидеть? — Вы же хотите помочь Темному Лорду? — вдруг бахнула Роули. Я поджал губы и глубоко вдохнул и выдохнул. Да, девчонка-то проницательная, зрит в корень. — Не важно, кому я хочу помочь и зачем, — уклончиво ответил я, но Ребекка, кажется, приняла мои слова по-своему. — Я вам помогу во всем, — внезапно заявила она на полном серьезе, упрямо вздернув подбородок. Я хмыкнул. Да, помощь соплячки, которая причинила мне столько проблем, придется очень кстати. Разумеется, я иронизировал. — Мне не нужна помощь, — жестко заключил я. Роули поджала губы и упрямо посмотрела на меня, нахмурив темные брови. Да, характер у нее тот еще. — И все же ради отца я готова на все, — процедила сквозь зубы она, глядя в мои глаза. Я чертыхнулся. Проклятье, свалилась она мне на голову. Какая прилипчивая. — Хорошо, — согласился я, понимая, что выхода нет. Нужно контролировать Роули, чтобы она не наделала глупостей и не проболталась никому. Я по себе знал, что, когда хочешь помочь, а тебе запрещают, жди беды. Нужно, чтобы ее помощь была под контролем. Роули блаженно улыбнулась, а ее зеленых глаза засветились маниакальным блеском. Я нахмурился, видя знакомые черты в девушке. Она была похожа на отца, больше чем нужно. Но разве так бывает? — Никому не говори о том, кто я, — с нажимом промолвил я. Роули передернуло, и она с обидой на меня посмотрела, словно совсем не ожидала такого выпада. — Неужели вы считаете, что мои умственные способности так скудны? — спросила она с сарказмом, отчего я невольно усмехнулся. Девушка вопросительно приподняла бровь, даже в мимике копируя отца. — Просто уточнил, — ответил я негромко. — Полагаю, на этом нашу беседу можно завершить, у меня дел по горло. Уповаю на ваше благоразумие, — сказал я, отходя от Роули. Да, давненько я не чувствовал своего тела. Обычно я ощущал только тупую боль в членах Грюма. Поскольку я даже спал под его личиной, я ощущал себя просто ужасно. Настроение было хуже некуда, а теперь мое относительно молодое и здоровое тело радовало меня. Точнее, радовала легкость, охватившая все члены. Я взмахнул палочкой, забыв, что Роули находится под заклинанием пут. Стоит заметить, она даже не пыталась все это время вырваться, и, кажется, ее совершенно не смущал тот факт, что она стоит связанная рядом с мужчиной в запертом кабинете. Девушка размяла руки и отчего-то улыбнулась мне. Я применил ментальную магию, пытаясь понять, о чем она думает. Но в голове у девчонки была такая каша из мыслей и образов, что я не рискнул пытаться хоть что-то уловить у нее в голове. — Можешь идти. Надеюсь, ты умеешь хранить секреты, понимаешь, что именно на кону, — сказал я, проникновенно глядя Роули в глаза. Да, она была своенравной и вспыльчивой, не думала о последствиях, иногда не могла здраво оценить обстановку. Но с первого взгляда на нее я понял, что Роули до помешательства любит отца, и его ей не хватает. Да, я ее прекрасно понимал. Когда-то и я был таким же. До определенных событий, когда сыновья любовь, властвовавшая в моем сердце, сменилась разочарованием. Ребекка Роули медленно кивнула и направилась к выходу. Она уже приняла решение, и я понял, что оно в мою пользу. Она хотела отомстить за отца, хотела вытащить его из Азкабана и понимала, что сделать это может только Темный Лорд. Роули не была глупой и понимала, почему я в школе, кому я служу. — Он же поможет моему отцу? — вдруг тихо спросила Ребекка Роули, остановившись у двери. Она нетерпеливо посмотрела на меня, закусив губу. — Разумеется, — кивнул я. Да, я не сомневался, что Темный Лорд освободит узников Азкабана. Что-что, а верность Он всегда умел ценить. — Спокойной ночи, — прошептала девушка мне, когда я взмахом палочки отворил дверь. Не дождавшись ответа, Роули покинула кабинет. Я тут же запер дверь заклинанием, а сам тяжело прислонился к стене, утирая рукавом пот со лба. Ну и денек. С ума сойти. Правильно ли я поступил? Может, стоило ее убить? Нет, точно нет. Смерть школьницы привлекла бы слишком много внимания. Империо тоже не сработало бы. Во-первых, Роули неплохо усвоила тему по Непростительным, да и близкие друзья заметили бы странности. Обливэйт — тоже не выход. Наверное, нужно было взять непреложный обет. Вот только некому его скрепить. В школе никому нельзя доверять, а покидать школу мне нельзя. Можно где-нибудь засветиться. Милорд этого бы не одобрил. Оставалось уповать на то, что отца Ребекка Роули все же любит очень сильно и понимает, от чьей жизни зависит его благополучие.***
Июнь 1978 года. Магическая Британия. Косой Переулок Итак, я переместился в Косой Переулок. Признаюсь, что я не горжусь тем, что ушел из дома, что заставил мою несчастную мать так переживать. Но в тот момент мне этот поступок казался верным решением. Находиться под одной крышей с отцом я просто не мог. Он всегда давил на меня, нависал надо мной, как туча. И не было спасения от его давления. Можно было подумать, что он так выражает свою любовь и заботу, но я в этом сильно сомневался. Отец всегда был мной недоволен. Что бы я ни сделал, он ворчал. Я уже просто не знал, как мне наладить с ним отношения. С каждым днем, с каждым годом ситуация осложнялась все сильнее и сильнее. Я словно тонул в вязкой трясине и никак не мог выбраться из нее. Оказавшись в Косом Переулке, я даже не знал, что меня ждет встреча, которая перевернет мою жизнь с ног на голову. В тот момент я был разозленным и обиженным подростком, мальчишкой. Я двинулся по Переулку, думая о том, куда мне податься. Можно наведаться к Розье, как к единственному настоящему другу. Я почему-то сомневался, что тот же Блэк или Лестрейндж примут меня с распростертыми объятиями. У меня с ними были натянутые отношения. Особенно после того, как Яксли приняла приглашение Блэка сходить в Хогсмид. О, да, я ревновал. Ревновал сильно, до темных пятнен перед глазами. Но ничего не мог сделать. Таким образом, я шел и размышлял о том, куда податься на ночь глядя. Можно снять комнату в Дырявом котле или в какой-нибудь небольшой гостинице в Косом Переулке. Но для начала мне вдруг захотелось сбросить напряжение, переполняющее тело. В душе все еще пылала неумная ярость, руки мелко подрагивали, а на глазах словно была белая пелена. Никогда в жизни я не злился до такого состояния. Я слышал, что Лестрейндж говорил, что огневиски помогает расслабиться. Сам я не пробовал этот напиток. Мне вполне хватало бокала вина или шампанского, и то после я мучился изжогой. Так или иначе, но я вошел в небольшой бар, находившийся напротив банка. В дневное время это было ничем не примечательное заведение, но ночью там собирались посетители. Не особо благополучные посетители. Но в тот момент меня это не волновало. Хотелось отдохнуть и что-нибудь вытворить. Подгадить отцу. Вот он обрадуется, узнав, что я напился. Я вошел в бар и поморщился от света свечей и запаха дешевого алкоголя, витающего в воздухе. За столиками сидели посетители. Официантки не первой свежести, облаченные в черные юбки чуть выше колен и белые, немного грязные блузки, разносили заказы. Я занял столик у окна и огляделся. Разумеется, я не заметил, как следом за мной в бар вошел какой-то волшебник, облаченный в длинную черную мантию в пол с глубоким капюшоном. Ко мне подошла официантка, миловидная молодая женщина. Она была симпатичной, но на ее лице уже был отпечаток бедности и переживаний. Видимо, жизнь ее была отнюдь не идеальной. — У вас есть пожелания? — спросила она, окинув меня взором голубых глаз. — Огневиски, пожалуйста, — сказал я, немного заикаясь. Да, я впервые был в подобном месте и совершенно не знал, что мне делать и как. Официантка с сомнением на меня посмотрела. Да, выглядел я, скорее всего, не очень. Бледный, взъерошенный, с русыми волосами, голубыми глазами, россыпью веснушек на щеках. Я всегда казался младше своих лет. Даже шестнадцати мало для посещения бара. — Не рановато ли? — спросила официантка с сомнением. Я исподлобья на нее посмотрел и сухо поджал губы, не зная, как мне убедить ее принести заказ. — Не рановато, — огрызнулся я. — А деньги у тебя есть? — спросила она. Я мысленно фыркнул. До чего же приставучая особа. Не люблю таких. — Есть, — ответил я. Девушка молча ушла, чему я был очень рад. Я откинулся на спинку скрипучего стула и огляделся. Контингент бы тот еще, и как меня сюда занесло? — Мальчик, в первый раз в таком заведении? — неожиданно спросил здоровенный обросший мужчина, встав из-за своего столика. Он пошатываясь двинулся в мою сторону. Я поморщился, глядя на него. Он был так пьян, что я удивился, почему он еще стоит на ногах? — Отцовские деньги прожигаешь? Вот молодежь пошла… — Мужчина рассмеялся, поглядев на других посетителей. — Оставь моего друга в покое, — внезапно раздался холодный и высокий голос. Из-за одного из столиков встал какой-то волшебник в черной мантии с глубоким капюшоном. — Ты еще кто? — спросил мужчина, глядя на неизвестного, который приблизился к моему столику. — О, вам лучше не знать, — с ядовитой насмешкой сказал человек в черной мантии. По его голосу можно было понять, что он привык отдавать приказы. Я разглядывал его, словно пытался узнать, но напрасно. Не понятно, почему пьяный мужчина отступил и ушел восвояси. — Кто вы? — спросил я требовательно. На самом деле я очень волновался, и от этого мой голос звенел. Неизвестный в черном сел за мой столик, вытащил палочку и произнес чары отвлечения внимания. Только тогда он откинул с головы капюшон. Я замер, с неверием глядя на невольного спасителя. Передо мной сидел Рудольфус Сильвий Лестрейндж, наследник огромного состояния, брат моего однокурсника. Я с трудом удержал на лице ровное выражение, во все глаза таращась на Лестрейнджа, который с усмешкой на губах наблюдал за мной. В его зеленых глазах царил интерес, словно он наблюдал за подопытным кроликом. — Мистер Лестрейндж? — спросил я, словно сомневался в правдивости происходящего. Что он делает в таком месте? Почему помог мне? — Вечер добрый, Бартемиус, — промолвил, растягивая гласные, мистер Лестрейндж, сидящий на скрипучем стуле, как на троне. Он наклонил голову чуть вправо и наблюдал за мной с хитрым прищуром. Подобное выражение часто бывало у Рабастана, когда он придумывал очередную подлость. — Признаюсь, я удивлен, что вы выбрали такое… специфическое заведение для досуга, — с заминкой промолвил мужчина, внимательно наблюдая за моей реакцией. — Это вышло случайно, — пробормотал я неловко. Поверить не могу, что беседую с Лестрейнджем. Когда-то я мечтал принадлежать к столь прославленному роду. — Случайности не случайны, — ответил Лестрейндж задумчиво. — Полагаю, нам есть о чем поговорить, — сказал он неожиданно. Я нахмурился, с удивлением глядя на собеседника. О чем это он? — Скажем так, до меня дошли слухи о том, что вы интересуетесь одной выдающейся персоной… — начал говорить осторожно Рудольфус. У него был блестяще подвешен язык, что с головой выдавало талантливого политика. Разумеется, я сразу понял, что имеет в виду Лестрейндж. До меня доходили кое-какие слухи о принадлежности Лестрейнджей к одной тайной организации, которой руководил он. Но это были просто слухи. Рабастан не подтверждал и не опровергал их. А семья Рудольфуса была так богата и уважаема, что люди не рисковали копать под них. Даже Министерство пока не могло ничего сделать. В моих глазах в ту же секунду вспыхнул интерес. Я слышал, что отцу несколько раз поступали выгодные предложения, от которых он отказывался. Мне же были интересны знания, которыми владела эта организация и их непосредственный лидер. Я давно желал себя проявить, доказать самому себе, что я хоть на что-то способен. — Вы очень талантливы, Бартемиус, — задумчиво проговорил Рудольфус. — Ваши таланты не остались незамеченными, — улыбнулся он. Я быстро задышал, сердце в груди ускорило ритм, а голова даже немного закружилась. Неужели я правильно его понимаю? — Один человек заинтересовался вами, и он желает раскрыть ваши таланты. — Таланты? — тихо переспросил я, все еще не веря в происходящее. Неужели кто-то мог заинтересоваться мной? Вместе с тем почти убитое отцом чувство, что я хоть что-то стою в этом мире, дало о себе знать. Я был слизеринцем, я был таким же амбициозным и расчетливым, как мои однокурсники. И да, я жаждал знаний и власти. Только они могли помочь мне найти правильный путь в жизни. Доказать отцу, что он ошибается на мой счет. — Да, — кивнул Рудольфус. — Поэтому я приглашаю вас на ежегодный бал в Лестрейндж-холле, — сказал Лестрейндж и, вытащив из кармана, какую-то открытку, положил ее передо мной. Я с неверием посмотрел на красивую открытку, на которой была изображена барышня в платье викторианской эпохи и кавалер. Чувствуя странный трепет, охвативший меня с ног до головы, я протянул руки к открытке и взял ее, раскрыл. Из нее полилась дивно красивая мелодия, и изображения волшебника и волшебницы словно ожили. Они кружились в танце под музыку, парили над распахнутой открыткой. Я боязливо огляделся. Но, видимо, Лестрейндж наложил звукоизолирующие чары. Посетители продолжали пить и обсуждать свои проблемы. «Приглашаем вас, мистер Бартемиус Крауч, на ежегодный бал в родовом поместье Лестрейнджей. Торжество состоится 12 июля 1978 года в шесть часов вечера. С уважением, леди Лукреция Лестрейндж», — прочитал я на открытке, когда музыка оборвалась, и силуэты барышни и ее кавалера рассеялись. Я поднял взгляд на Рудольфуса, который усмехался, глядя на меня. Да, он, кажется, был доволен моей реакцией. Я же все еще не верил в реальность происходящего. О да, бал, настоящий бал в Лестрейндж-холле, старинном замке, которому почти тысяча лет. О таком подарке судьбы можно было только мечтать. Но больше всего меня радовало другое. То, что мои таланты оказались замечены. Да, мной заинтересовались, и мне почему-то хотелось показать, что не напрасно. — Вы принимаете приглашение? — все еще придерживаясь официального тона, спросил Рудольфус, глядя в мое неадекватное от радости лицо. От восторга я шумно дышал, а на щеках вспыхнул лихорадочный румянец, я улыбался. — Разумеется, — с готовностью ответил я, глядя на мужчину. Тот усмехнулся. — В таком случае в половину шестого двенадцатого июля я жду вас. За вами будет прислан домовик, — заключил Лестрейндж, вставая со стула. Я вскочил следом. — Думаю, вы поссорились с отцом, но стоит вернуться домой, — промолвил он негромко. Я упрямо на него посмотрел, не желая слушать его слова. — Я не вернусь, — прошипел я сквозь зубы, хотя здравый смысл твердил об обратном. Рудольфус закатил глаза, словно не ожидал услышать другого ответа. — Вернетесь, иначе не попадете на бал, — сказал он. Я глубоко вздохнул, понимая, что за побег, вероятно, буду наказан. — Поэтому вам нужно убедить родителя, что вы раскаиваетесь, что сожалеете о побеге и о конфликте, что бы ни послужило причиной для него. — Неужели нельзя иначе? — спросил я обреченно. Я не то что говорить с отцом не желал, я его видеть не мог. Не после того, как он поднял на меня руку. Это было унизительно. — Нельзя, — ответил Рудольфус Лестрейндж. — Усыпите его бдительность, сделайте так, чтобы он поверил вам, тогда никто не посмеет сомневаться в вас, — улыбнулся мужчина так, словно знал, о чем говорил. — В конце концов, мы — слизеринцы. И наш девиз не слабоумие и отвага, а терпение и хитрость. Сказав это, Лестрейндж надменно улыбнулся, смерил меня внимательным взглядом и удалился прочь. Я смотрел ему в след, пока он не вышел на улицу. Я перевел взор на открытку-приглашение, лежащую на столе. Схватил ее, недолго думая, спрятал в карман мантии и торопливо покинул это злачное место. В словах Рудольфуса был здравый смысл, нужно вернуться домой, вымолить прощение у отца, как бы унизительно это ни было. Тогда я смогу действовать свободно и покажу ему, чего стою! Я вышел из бара и огляделся. Лестрейнджа уже след простыл. Щелчком пальцев я призвал домового эльфа, чтобы переместиться домой. Я уже подбирал правильные слова для разговора с отцом и молился, чтобы снова с ним не поссориться.