10.04.1902
29 августа 2019 г. в 21:09
Тебя не было в Англии.
А то б ты ответил, конечно.
В безнадёжности есть своя прелесть: я не вспоминал про тебя год, и готов был соврать, что и не вспомнил бы, не увидев письмо, но ты до абсурда в себе уверен — не поверил бы, мне пришлось бы опускаться до убеждений, и ты бы из вежливости согласился. Снизошёл. Чем бы, несомненно, вывел меня из себя: дурные провокации — это у вас, англичан, черта национальная.
Я смотрел на письмо неделю. Был полон решимости сжечь, но любопытство и жадность — два любимых моих греха, и, умоляю!.. Давай не будем о тех самых. Семи смертных. Впрочем, о твоих пороках я готов говорить днями и ночами. Их у тебя много. Одни мне нравятся больше других.
Признайся, Ал, из кельтских рун защита топорная. Даже не знаю: я польщен или обижен. Изуверы и самодуры, они перебили друг друга сами, и сдались на волю сначала невежественным германцам, а затем и хитрым римлянам. Прогнулись под чужие законы, выучили чужой язык, и даже их боги канули в небытие, сливаясь с другими пантеонами. И что в итоге? Потеряли себя.
Теперь оглядись по сторонам — история нас ничему не учит: я сейчас в Вене, у родителей, Завеса на два десятка миль меньше. Магглы теснят нас к окраине или вообще прочь из города, мы меняем мантии на модные тренчи, маскируем палочки под мундштуки и зонты и прячемся за магглоотводами. Я сам накладываю маскировочные уже по привычке, а когда вспоминаю, что милая молочница Карла меня в упор не видит — злюсь. А у нее киснет молоко. Пока я шёл от вокзала до дома, насчитал три ликвидированных волшебных дома. На Завесе цветет уродливый шрам, такой неаккуратный, что мне хочется заявиться в Министерство и написать с десяток жалоб. Зато теперь эти волшебники живут в соседних с магглами квартирах.
Квартирах, Альбус! Чудом будет, если от обилия чар в этих каморках через десять лет не обвалятся стены. Магглы будут рожать больных детей. Или еще хуже — сдавать тех в дома скорби за рассказы о нюхлерах, нарлах и птицах с письмами в клювах. Об этом Канцлер на последнем собрании Совета, разумеется, не сказал. Обо всём прочем говорил с душным довольством и поганой улыбкой — омерзительный тип.
Что же до уравнения Стилла и моих изысканий — спешу покормить твоё ненасытное эго: в циклон я-таки попал. И даже не в один. И, нет, как ты верно заметил, ошибаюсь я, потому что дело не в потраченном времени. Скорее — в количестве попыток. И самую малость во вроде как очевидном результате. В любом случае, спасибо, что в очередной раз ткнул меня носом. Озарение особенно приятно, когда приходит между стонами: твои губы дрожат на моих, пальцы путаются в волосах, кожа липнет к коже. Ты. Во мне. Но, что есть, то есть, и мне придется снова заливаться какой-нибудь дрянью и пересчитывать очевидное.
К слову о дури.
Пожалуй, ты единственный, кто умеет взывать к тому, что, должно быть, в быту зовется совестью. И даже мое откровение заставляешь звучать так, будто я всё-таки пытаюсь перед тобой извиниться.
Ты говоришь, что был один.
А я разве нет?
Знаешь ли ты, что увидел я в тот самый августовский вечер? Что увидел в самый первый день нашего знакомства? Вы вообще представляли себя со стороны?
Вы ведь... Ал, вы друг за друга глотку порвёте. Попрейкай меня трусостью, но чего, чёрт возьми, ты хотел? Для Аберфорта беда лишь в том, что он выжил. Для тебя в том, что ты это понимаешь. Ты за это себя коришь, и за это себя простить не можешь. И не сможешь. Ещё долгие-долгие годы.
Спросишь, предвидел ли я? Предвидел. Но кто из нас, простых смертных, хотя бы раз в жизни не пытался сорвать куш?
Когда-нибудь, дай Бог, мы состаримся и уже не будем ничего должны этому миру. А пока…
Я вернулся в дом, в котором скорбь — для подмосток. Уйди из жизни отец, мать бы вздохнула свободно. Забери смерть её...
Ал, она с праведным остервенением сечёт себя плетью перед алтарём. За отсутствие дара, за библейскую правду. За жестокость собственной матери.
Жизнь Гриндевальдов, знаешь ли, измеряется золотом, и все получают неплохие проценты с застрахованного здоровья. И если бы родителям пришлось закапывать в землю меня, будь уверен, через год они бы подыскивали имя новому наследнику. А то, что не их крови, так не беда. Батильда давно не видела собственного племянника — у гроба меня бы оплакивала только она.
Так что перестань. Корить себя и злиться на брата. И думать обо мне хуже, чем тебе, на самом деле, хочется.
Аберфорт не простит тебя до последнего вздоха, это не новость, но, скажи мне, когда ты вернулся домой после своего умопомрачительного вояжа, он же там был? Мальчишка не поджарил Корвину брюхо, не спалил ничего из того, что я написал. Он так безоговорочно, так болезненно тебе предан.
Хотя чему я удивляюсь. Ты вдохновляешь.
Подумай о этом. Вообще обо всем.
И, интереса ради, почитай о принятых императором Францем Иосифом законах за последние два года. Заодно открой карту Европы и ткни пальцем в страны, в которых есть и успешно функционирует Министерство Магии. Ты удивишься, когда поймешь.
А я, меж тем, заказал весь прошлогодний выпуск «Трансфигурации сегодня». Говорят, ты ведёшь там колонку. Говорят... О тебе вообще все говорят.
На Адриатическом побережье было здорово, но совершенно нечего почитать.
А если Аберфорт заскучал по Корвину, то передай: я разрешаю погладить птицу.
Геллерт,
К сожалению, по-прежнему твой.