Свет иных миров

      Солнце стояло высоко, грело, но не палило, как в пустыне. Выбеливало бурые камни. Выбеливало редкие деревца и кусты, синие мелкие цветы, вокруг которых жужжали насекомые. Выбеливало голубое небо. Поразительно, насколько краски настоящего мира блекли перед теми, какими сияла Бездна. Калла закрыл глаза и попытался вспомнить. Однако, сколько бы ни всматривался во внутреннюю тьму, ничего так и не увидел.       Поскорее бы снова лечь спать, подумал он и зевнул. Свернуться в укромном месте, куда никто не придёт и не потревожит сон… Но прежде — проглотить хоть кусочек пищи. Пусть даже рыбы. Калла вздохнул и бессильно уткнулся в плечо Магнолия, который нёс его на спине, придерживая руками.       — Представь, что в реке водится не рыба, а вкусное, сочное, сладкое мясо. Я бы такую выпил до дна… Неплохо звучит, правда? — высказал Калла внезапную мысль и облизнул губы. Живот в который раз заурчал, как бы подтверждая, что в нём пусто.       — Ага, — кивнул Магнолий. — Вот только такой реки не существует. Или ты знаешь, где её найти?       — Нет, не знаю. Хотел бы я знать. Мне уже до блевоты рыба, и от соли болит язык…       Брат ничего не ответил, а Калла не стал продолжать разговор и сильнее сжал его талию коленями. И так в молчании они спускались дальше по тропе между камнями. Всё ближе и ближе доносился плеск воды. Река брала начало в горах, текла прямо, почти не извиваясь, и уходила глубоко под скалу, откуда впадала в море. Вечно куда-то спешила — а Калла ненавидел спешку. Любое неосторожное движение Магнолия, когда тот спотыкался либо спрыгивал с камня на камень, отдавалось болью в ногах, пояснице и хребте. Конечно, боль нравилась Калле — но не резкая, а тупая, ноющая. Тем не менее, какой бы та ни была, она существовала только в голове. Жизнь без страданий и удовольствия от страданий уже не казалась жизнью. Хотелось ещё, чувства больше и глубже. Продлить мучение. Познать настолько искусное, от которого сам разум выворачивало бы наизнанку.       Дорога завернула, солнце скрылось за горой, и на Каллу упала тень. Его передёрнуло от холода, когда дунул ветер. Сменная рубаха Магнолия, слишком большая для Каллы, промокла под влажными после мытья и сильно отросшими волосами, так что ткань неприятно липла к коже.       Сзади осыпались камни, и Калла мигом обернулся. Ну конечно, кто же ещё?! Омела, встретившись с ним взглядом, застыла и потупила опухшие глаза. Удивительно, как раньше её не услышал. Калла скорчил презрительную гримасу.       — Вот не пойму, почему она всё время таскается за тобой? — тихо сказал он на ухо Магнолию, но так, чтобы Омела услышала.       — Кто? — Брат оглянулся. — А, Омела-то… Не знаю. — Он помедлил и проговорил под нос, словно боялся этого признания: — Я не то чтобы против, но… но, если честно, это не очень приятно.       — Вот-вот. Прям заебало! Вечно рядом крутится, даже отлить спокойно не даёт! — повысил голос Калла. — Тебе необходимо личное пространство. Ты слишком добрый, чтобы сказать прямо, а её девчачий мозг, похоже, не способен осознать это. Тебе нужно быть грубее и решительней. Когда дед умрёт, власть перейдёт к тебе, и мямлить тебе уже никто не даст.       Калла обернулся и приподнял уголок рта. Омела свела брови к переносице и снова остановилась, будто бы признавая его правоту и власть, безусловную и неоспоримую.       — Может быть, рядом с нами ей спокойнее? — Магнолий словно не обратил внимания на всё остальное сказанное, но с его слов Калла считал «Я не хочу брать на себя ответственность, давай ты решишь всё за меня».       «Конечно, положись на меня. Я со всем разберусь», — подумал он, а вслух сказал:       — Ей спокойнее, а тебе? Каково тебе, она подумала? Нельзя же думать только о себе одной. Это так ужасно некрасиво!       Магнолий колебался. Стоило надавить на него ещё разок.       — А ты видел, как она на меня набросилась? Вот сучка. Конечно, я ведь слабый и больной. Значит, надо мной можно издеваться? Ни жалости, ни сострадания. Спит и видит, как я подыхаю в ужасных муках от болезни. Мечтает, чтобы ты стал беззащитным и несчастным. Сегодня не повезло, думает она, а завтра повезёт. Но я так просто не сдохну, не-е-ет, не дождётся! Ей не даёт покоя моё существование, представляешь? Сучка… Готова убить ни за что! Просто за то, что я мешаю! Неугоден! Неудобен!       — Да что ты несёшь, гадёныш?! — не выдержала Омела. Отлично, она вот-вот взорвётся!       — Ты… ты прав, — подлил масла Магнолий. Еле сдерживаясь от смеха, Калла вытянул голову и положил её на плечо брату, чтобы видеть хотя бы половину его лица. Тот хмурился и кривил губы. — Я думал, Омела выше этого, а она просто завидует!       — Вот-вот, именно! — Рот уже сводило от глумливой ухмылки, а лоб — от приподнятых бровей. — Ты смотришь прямо в корень! Она завидует нам, поверь, ведь у неё с сестрой всё совсем не так. Ты ведь и сам знаешь… Она хочет разрушить твою жизнь, — предостерегающим тоном сказал Калла. — Чтобы ты был несчастлив так же, как она! Большинству людей невыносимо видеть чужое счастье, и Омела не исключение. Она только и ждёт…       — Это не правда! — В голосе Омелы зазвучали плаксивые нотки. Ха, сломалась! Проиграла! Глупая девчонка!       Калла сильнее обнял Магнолия и улыбнулся тому в плечо. Так забавно — вертеть ими, как захочется. Впрочем, это и наскучивало быстро.       — Не слушай его, Магнолий. Он просто дурит тебе голову, а ты, наивный, веришь.       — Калла всегда прав!       С усилием спрятав ухмылку, Калла повернул голову так, чтобы видеть Омелу.       — Наивный? Да ну? А может, ты хотела сказать… глу-у-упый? Слышишь, братишка, она считает тебя глупым!       — Я такое не говорила!       — Омела, хватит. — Магнолий остановился, развернулся к ней и, резко убрав руки, хрустнул пальцами. Под весом собственного тела Калла начал съезжать с его спины, но тот вовремя помог забраться обратно.       Здесь тропа делалась шире и вплоть до берега, с которого удобнее рыбачить и набирать воду, почти не петляла, но в паре шагов вбок начинался крутой склон. Он тянулся вниз на милю и заканчивался на втором жилом круге, опоясывающем гору, — районе зажиточных людей, в основном, ремесленников. Лучше их — значит, выше в гору — жили правящая семья да охотники, а хуже… Калла даже не знал, кто живёт ниже и чем те занимаются. Нелюди, одним словом. Сколько себя помнил, спускался на второй круг пару раз, что уж говорить о третьем и четвёртом? О том, что там вообще до сих пор есть люди, знал лишь со слов жителей, когда те приходили к деду решать вопросы.       Калла бросил взгляд на второй круг — отсюда тот хорошо просматривался. Люди бегали туда-сюда. Работа вовсю кипела — но внутри горы.       — Я не считаю тебя совсем глупым. Правда, — сказала Омела слащавым голосом. — Вернее… я хотела сказать, что считаю тебя совсем неглупым. Ну, то есть… ой.       Омела стояла заведя руки за спину и снова смотрела на Магнолия странным взглядом! Всё время так на него смотрела… пожирающе, будто перед ней лежал кусок мяса! Каллу затрясло. Как же надоела! А ещё в грязных, песочного цвета штанах и рубахе, как на мальчишку… Где это видано, чтобы девчонка одевалась так нелепо?! Да и вообще… что-то с ней сделалось не так, но что именно?..       Калла вцепился в Магнолия и скомкал на нём рубаху. Если Омела думает, что, отвлёкши внимание, успеет отгрызть кусок, то ошибается! Сильно ошибается! Глаза заслезились, но Калла упорно не моргал. Мало ли что произойдёт, пока будет с закрытыми глазами?       — Ты думаешь, Магнолий поверит тебе? — Калла добавил бы ещё, но запнулся, испугавшись самого себя — того, как тонко и нетвёрдо прозвучал голос. Омелино лицо сначала изобразило удивление, а потом губы изогнулись в недоброй ухмылке, с которой играются с собачкой, поднося ей лакомство и тут же отдаляя.       — Магнолий не твоя собственность. У него есть своя голова на плечах, лишняя вторая ему незачем. — Омела страшно улыбнулась и выпучила глаза. Так она ещё больше походила на саранчу. — Интересненько, что бы он сказал, если бы тебя не было рядом?       Калла громко фыркнул:       — Что бы да как бы. Почему тебе так сложно допустить, что он сам выбрал такую жизнь?       — Если он что-то тебе пообещал, это ещё не значит, что он сделал это добровольно, — Омелин голос отвердел. — Правда ведь, Магнолий? Послушай, ты вовсе не обязан терпеть его, если того не хочешь.       Магнолий промолчал, развернулся и пошёл дальше по тропе. Калла победоносно хмыкнул. Брат никогда не предаст его. И на что только надеялась Омела?       Не найдя поддержки, Омела продолжила, но менее уверенно:       — У тебя нет никакого права решать, как жить твоему брату, а тем более отнимать у него свободу. Просто кто-то здесь страшный собственник.       Калла рассмеялся:       — Весь твой жалкий мир ограничен одними отношениями? Ну конечно, ты же девчонка. Думаешь лишь о том, чей хер будет выгоднее сосать. Скука. — Калла показательно долго зевнул. — У меня есть право. Мы все попутчики друг друга, но кто-то выбивается вперёд, а кто-то идёт сзади. Знаешь, что это означает? Это значит, что самые тяжёлые испытания выпадут на впереди идущего. Так что идти следом не так уж плохо, особенно если ты не знаешь, зачем ты. — Калла замолчал на несколько мгновений. — А если тот путь, каким поведёшь Магнолия, не приведёт его к мечте… сумеешь ли ты жить с этим? Ведь он пойдёт за твоей мечтой, а не за своей. Его несчастье станет твоим проклятьем.       — Так рассуждать неправильно! — возразила Омела. — Ты не оставляешь выбора: либо ты, либо кто-то другой. Но не сам Магнолий. Это его жизнь. Только ему решать, куда идти. Даже если он ни к чему не придёт! Даже если вернётся в начало! Этот путь не менее важен! Да и что плохого прожить обычную жизнь? — добавила она слегка обиженно.       — Ну вот он и решил — довериться мне. Правильно сделал, я считаю. Так уж устроен этот мир: либо ты, либо тебя. Ты настолько мало значишь, что проще стать частью чужого пути. Великая судьба — это, знаешь ли, только звучит красиво.       Калла вздохнул и отвернулся. Лучшие мысли приходят в мгновение самого глубокого отчаяния. Вот только кому он озвучивает их?..       — Ты урод, Калла, — сказала Омела так, словно хотела добавить ещё, но не решилась. Или побоялась при Магнолии. — Конченый, — лишь выплюнула она.       — Я знаю.       Дальше дорога разветвлялась. Слева тропа превращалась в широкие ступени и вела к нижним кругам, а впереди уже серебрилась река, зеленел мох. И приближались две крепкие мужские фигуры с оголёнными торсами и в слегка потрёпанных светлых штанах. Охотники. Без увеличительных стёкол Калла не видел деталей лиц, но, несомненно, это Раджип и Кумар. Только они предпочитали ледяную воду горячей в бадье.       Наверное, утром вернулись с охоты. Застать их, да ещё в таком виде, было большой удачей. Шрамы украшали тела охотников, считались огромным достижением, доказывали умение выживать в бою. От того, какое животное их оставило, менялось и отношение к охотнику. Самым желанным считался шрам, полученный от Хозяйки глубин. Но пока никто не вернулся после встречи с ней.       Магнолий ускорил шаг. Он до сих пор не смирился с тем, что мать трахалась с Раджипом всякий раз, когда тот возвращался с охоты. Да вообще с тем, что вела распутную жизнь. Калла относился к этому спокойнее, даже равнодушно, лишь бы к ним не приставала.       Раджип шёл первым и придерживал полотенце, перекинутое через левое плечо. Рука с той же стороны висела тряпкой, и только кончики пальцев слегка подрагивали. Когда Магнолий почти сравнялся с ним, Калла заметил, что левую часть Раджипова лица, через бровь и вниз, до щетины, рассекала затянувшаяся рана. Почерневшие края придавали ей необычную форму, будто под кожей поселилась многоножка. Щека была кое-как зашита. Глаз покраснел… нет-нет, это был не глаз. Не настоящий, во всяком случае.       Калла часто видел, как отец зашивал раны. Раны, что оставляли звери. Раны, нанесённые людьми. Но эта не выглядела ни как одна из них. Вероятно, дело войдлинговых лап, хотя обычно такие раны они не оставляли. Да и потерять глаз подобным образом… позорно, если войдлингов, конечно, не слетелся целый рой.       Раджип и Кумар уже прошли мимо, даже не поздоровавшись, а Калла ломал шею, лишь бы получше разглядеть каждый шрам, когда Раджип встал напротив Омелы и громко втянул носом воздух.       — А, это ты, малышка! Я даже сразу не признал тебя.       Магнолий остановился настолько резко, что Калла ударился об него головой и чуть не разомкнул руки. Раджип тем временем сделал шаг к Омеле, а она — от него и упёрлась в скалу. У Каллы зачесались ладони, и он тихо захихикал: ну наконец-то, наконец-то кто-то ей задаст, этой сраной выскочке! Оттенок Омелиной кожи был гораздо теплее, чем у него с братом, и почти не отличался от смуглого шуримского, но, казалось, за мгновение Омела побелела.       — А ты это чего, куколка, — Раджип запустил ладонь ей в волосы и потрепал, — волосики свои обстригла?       Так вот что с ней не так, задумался Калла и слегка прикусил палец. Омелины волосы и правда выглядели короче обычного. Ну, по крайней мере, раньше они были длиннее… наверное. Калла никогда не обращал внимания на такие мелочи. Омела не просто казалась, а хотела казаться мальчишкой. Да пусть хоть член пришьёт, мужчиной она от этого не станет!       — Э-э-э, брат, она ещё малявка, — сказал Кумар. Его чёрные глаза, вечно полуприкрытые, смотрели с насмешкой. — Лучше туда не лезь. Яриму это очень не понравится.       — Ну ты, сука, шутканул. Малявка, блядь… — усмехнулся Раджип, водя большим пальцем по щеке Омелы, от уха до губ и обратно. Омела тряслась, словно червь на крючке. — От неё за милю кровью, блядь, несёт, как от подстреленной антилопы. Сколько ты там вынюхал, что уже ничо не чуешь?       Калла оглядел Омелу. Странно, на ней не было ни царапины. Быть может, у неё внутреннее кровотечение? Калла задумался и покачал головой. Нет, точно нет. При внутреннем кровотечении состояние обычно паршивое. Возможно, Раджип хотел сказать, что Омела кого-то убила? Не, это совсем глупости. Тогда… тогда, наверное, Омела страдает от кровавого поноса? Больше похоже на правду. А это значит только одно. Она неизлечимо больна! Вот почему так хочет его смерти — боится умереть первой. Вот он и раскусил её!       — Да нахера она тебе сдалась? — рассмеялся Кумар. — Её даже полапать не за что.       — Ты ебанат или как? Я чо, по-твоему, ебать её собрался? Я чо, подойти не могу и узнать, как дела у девки? — Раджип обратно повернул голову к Омеле. — А ты чо, сучка, глаза отводишь? Неприятно? Лицо моё тебе противно? Урод я, да?       — Нет-нет, ты… т-ты не урод, нет, — залепетала Омела, всё сильнее вжимаясь в скалу. — Ты красивый, красивый!       Её водянистый взгляд дрожал, метался из стороны в сторону и наконец остановился на Магнолии. Только не это! Начинается! Калла вытянул руку и помахал раскрытой ладонью перед братом.       — Ну всё, поглазели и хватит, — шепнул он тому на ухо. — Пойдём скорее!       Однако Магнолий остался на месте.       Раджип достал из кармана перочинный нож и выдвинул его. Приблизил к Омелиной щеке, слегка нажал и провёл наискосок. Спустя миг на сером лезвии заалела кровь. Раджип поднёс нож к губам и медленно провёл по нему проколотым языком.       Магнолий тяжело выдохнул, а затем внезапно шагнул вперёд и вытянул руку, тем самым разделив Раджипа и Омелу. Калла ойкнул и спрятался за его плечом. Брат точно с ума сошёл! Что он делает?!       — Пошёл бы ты… — Магнолий запнулся и громко сглотнул, — куда шёл, — менее уверенно добавил он.       — Ты хочешь сдохнуть? — яростно зашептал ему Калла, не сводя глаз с ножа. — Давай ты этим займёшься как-нибудь без меня? Это не наше дело! Ты чего задумал?       Магнолий не ответил. Раджип сделал удивлённое лицо, опустил руку и развернулся к ним.       — А ты пиздец какой логичный, парень! Тебе давно пизды не давали?       У Раджипа рука тяжёлая. Даже одной он въебёт так, что запросто проломит кости. Калла вздохнул. Ну что за ужасный день? Опять всё решать за этих тупиц…       — Молчи, — процедил Магнолий. — Просто помолчи.       — Послушай, друг! — выглянув из-за плеча, бодро заговорил Калла и щёлкнул пальцами, чтобы привлечь внимание Раджипа. Когда убедился, что тот смотрит на него, продолжил: — У тебя охеренный глаз! Я чуть не обосрался, когда увидел. Просто пиздец. Словно в Бездну заглянул! А эти соплежуи ссутся сказать честно.       Омела расплакалась, закрыв лицо руками. Плечи Магнолия опустились. Раджип пару мгновений хмуро глядел на Каллу, потирая подбородок, а затем слабо улыбнулся.       — Я знал, что ты оценишь, малыш. Старался, сам раскрашивал. Заебался пиздец. Не моё это всё-таки…       — Должно быть, заебись трофей принёс?       Раджип не сразу ответил. Чем дольше он молчал и чем напряжённее делался взгляд, тем неспокойнее становилось Калле. Раджип же не проиграл войдлингам, правда?..       — Трофея нет, — наконец прорычал тот.       Кумар подошёл к нему ближе и сказал на ухо:       — Лучше покажи.       Раджип сложил нож и убрал обратно в карман, а затем скинул полотенце. Калла открыл рот, Магнолий тут же вздрогнул. От плеча и почти до бедра тянулось продолжение раны-многоножки. Несомненно, задело и рёбра, но порез выглядел настолько безупречным, что лапам, а, быть может, даже мастерству безднорождённого, который его оставил, можно позавидовать. Раджип выжил, очевидно, чудом.       — Восхитительно… — одними губами прошептал Калла. — Кто же ты такой?..       — Я… я убью его! Я найду его и убью! — крикнул Раджип, брызжа слюной. — А потом… потом я выебу труп этой твари! — Он безумно улыбнулся и захохотал, а рука потянулась расчёсывать рану. — Я выебу её! Выебу!       — Тише-тише, — потряс его за плечо Кумар, пока тот громко вдыхал и выдыхал. — Я заебался тебя мыть! Пошли уже, ебанутый. Я завтра войдлинга тебе притащу, ты его трахнешь.       Даже когда они отошли достаточно, крики Раджипа всё ещё разносились эхом. Омела зарыдала сильнее, бросилась к Магнолию и прижалась к его груди. Её руки прикоснулись и к ногам Каллы. Он зарычал и пнул Омелу в бок.       — Фу, отвали сейчас же от моего брата! И меня не трогай своими грязными лапами, конченая! — Калла бил и бил её под рёбра как получалось, сквозь боль в ноге, но Омела не только не отодвинулась, она прижималась всё сильнее и ревела громче и громче. — Ну и плакса! Стыдоба какая. С тобой-то ничего ведь не случилось, а соплей целое ведро!       — Калла, ты… — в голосе Магнолия послышался упрёк, — у тебя, конечно, неплохо получилось отвлечь внимание. Но иногда ты просто непроходимый тупица.       Тупица? Кто тупица? Он?! Калла насупился и отвёл взгляд в сторону. На глаза тут же попался порез на Омелиной щеке, который ещё не засох. Калла легонько дотронулся до него и медленно провёл, собирая пальцем кровь. Затем поднёс к лицу и пригляделся. Ярко-красная, как цветок мака. Потёр палец о палец, развозя кровь. Слишком жидкая, потому что смешалась со слезами. Поднёс ближе к носу и вдохнул. Почти не пахнет или… По коже прокатилась волна дрожи, волосы встали дыбом. Какой ужасно… ужасно вкусный запах! Никогда не ощущал ничего подобного. Даже от жареной говядины столько слюны не выделялось. Калла засунул палец в рот и вылизал дочиста. Восхитительно! Потрясающий вкус! Ещё, ещё, вот бы ещё! Хотя бы чуть-чуть!       Калла уставился на порез. Чем дольше глядел, тем сильнее сосало под ложечкой… но по-другому, не как обычно. Это был иной голод, который поднимался словно из глубины. В зубах заныло, и, сморщившись, Калла прижал руку к губам, потёр кожу. Ну ничего, когда доберётся до воды, почистит их и всё будет хорошо.