Свет иных миров

      — Ну что? Что ты видел? — сказал Мальзахар, вытирая глаза.       Калла и сам ощущал ещё невысохшие дорожки слёз. Ему вдруг стало совсем неловко, и он потупился: как глупо, должно быть, они выглядели, два разрыдавшихся у берега мальчишки, каждый терзаемый своим видением. Какой позор! Мальзахару не следовало видеть этих слёз…       Калла провёл руками по лицу, слегка оттягивая кожу вниз, и вздохнул. Самоистязанием займётся позже, стоило собраться с мыслями.       Что же он увидел? Воспоминание некой женщины? Или сон? Существо, которое насиловало её, выглядело таким близким и далёким, выпуклым и плоским, как бабочка, застывшая в янтаре. Калла не успел рассмотреть всего — ни рук, ни тела, но лицо — слишком чёткое для сна — до сих пор стояло перед глазами.       — Я видел… мужчину. Мужчину с белыми волосами и множеством глаз, ну или то, что притворялось им. — Калла решил не ходить вокруг да около, а спросить прямо. — Знаешь, кто он?       Мальзахар замялся и ответил настолько туманно, будто смысл таился где-то между слов.       — Он просто есть. Есть везде, есть всегда. — Мальзахар помолчал, а потом признался: — Мне не нравится смотреть ему в глаза. Они такие страшные, правда?       — Так ты знаешь или нет? — сказал Калла слегка повысив голос.       — Ну, я-а… не знаю, честно! — замахал руками Мальзахар. Как обычно в подобных случаях бывает, он выглядел как тот, кто явно знал некую ужасную, но, несомненно, поразительную тайну.       Калла призадумался. Мальзахар сказал: это существо есть везде и всегда. Получается, в каждом кусочке мяса — воспоминания о нём? Интересно, а если до дна осушить реку, получится ли собрать полную картину? Калла не сомневался, что, расспросив Мальзахара — если, конечно, тот ответит, — окажется прав в рассуждениях. Впрочем, лучше убедиться.       — Говоришь, — начал он, вперив в Мальзахара взгляд — такой же, каким тот смотрел, — если я съем ещё, то непременно увижу его снова?       — Возможно. Попробуй, если хочешь. — Ясности по-прежнему не прибавилось в Мальзахаровых словах. — Но зачем?       Та уклончивость, с которой говорил Мальзахар, казалась подозрительной. Но если допустить, что ему правда неизвестно? Неужели так сложно выразиться прямо? Конченый Мальзахар! Нет, он знает, определённо знает, только не хочет говорить!       Калла сдвинул брови.       — Скажи, а ты всегда так ведёшь себя?       — Как так? — удивился Мальзахар.       — Как беспросветный тупица! — не выдержал Калла.       — Эй, вообще-то это обидно! Зачем ты так грубишь?       — Я не грубил. Я сказал правду.       Мальзахар громко выдохнул носом.       — Значит, считаешь себя самым умным? А если я скажу, что твой рот похож на выгребную яму, тебе будет приятно?       — Ха! Нашёл, как оскорбить! — Калла сощурил глаза, самодовольно хмыкнул и сложил руки на груди. — Ну и скука! Знал бы ты, что мне приходилось выслушивать от тётки с матерью.       Мальзахар переменился в лице: оно стало больше напряжённым. Он кашлянул и сказал гораздо тише:       — Видишь? Если никого не уважать, рано или поздно все отвернутся от тебя.       — Вот и прекрасно! Вот и замечательно! — воскликнул Калла. — Всю жизнь только об этом и мечтал! Чтобы меня оставили в покое! Уж лучше без них, чем с ними! Срал я на всех и каждого, а тем более на чужое мнение! У меня есть я, и я живу ради себя — вот принцип, которому я следую. И пока он не подводил меня!       Несколько длительных мгновений они смотрели друг на друга молча. Затем Мальзахар громко и коротко вдохнул, широко раскрыл глаза как от осознания чего-то ужасающего, а уже через мгновение его взгляд смягчился. Неожиданно Калла понял, что за время спора ни разу не отвёл от него глаза, словно поддавшись глупой, навязанной игре в гляделки. Перекатывались волны, неспешно двигалось разорванное в клочья небо — всё в одно мгновение стало несущественным. Всё слилось в буро-красное пятно вокруг Мальзахара и его смуглого лица, обрамлённого чёрными волосами. Светлые глаза сияли ясной синевой и, казалось, вовсе не моргали.       — Извини. Я понимаю. Я не хотел задеть тебя, — проговорил Мальзахар и взял за руку.       Это прикосновение ошеломило Каллу, и он приоткрыл рот. Даже сквозь перчатку ощутил исходящее тепло, похожее на то, какое испускал Вел’Коз, и осознал, что бессилен разжать пальцы.       Как это случилось? Когда? В какой миг Мальзахар завладел им? Прочёл по глазам? Или, быть может, лицо предало, изобразив вместо насмешливой ухмылки другое чувство?       На мгновение Каллу охватило ощущение, что он испытывал давным-давно, когда обнимал зарёванного Магнолия и прижимал его голову к своему плечу. В объятьях брат быстро расслаблялся и вскоре затихал. Он был таким тёплым и маленьким… хрупким, как стекло. Его лицо, изуродованное болью, разглаживалось, приобретало вновь невинный и сонный вид. Искоса разглядывая Магнолия, Калла всегда виновато улыбался. Свободной рукой он гладил тому шею, а сам думал: что стóит придушить? Как много власти хранится в одной ладони? Брат не обидится. Он обязательно поймёт. Не станет никак сопротивляться.       В первый раз эти чудовищные мысли так сильно взволновали, что непременно захотелось исполнить их. Во второй Калла ужаснулся. А в третий понял, что страха больше нет — смотря на умиротворённого Магнолия, он невольно проникался тем же удивительным спокойствием.       Тем же.       Резко сдавило грудь. От одной лишь мысли кожу пробрал мороз, а потом стало жарко. Каллу редко подводили ощущения. Глядя в Мальзахаровы глаза и сжимая его ладонь, он внезапно осознал: этот человек, аспект, да будь тот кем угодно… однажды Мальзахар попытается убить его.       «Когда мы встретимся, я должен быть готов», — промелькнуло в голове.       Мальзахар смотрел на него будто бы насквозь. Глядел так, словно не хотел помочь, но понимал, как может понимать только очень близкий друг. И очень близкий враг.       Возможно ли такое — дружить с врагом? Рано или поздно придётся выбрать между одним предательством и другим, а какой же это выбор? Безусловно, думал Калла, самого себя он не предаст. Не сойдёт с изначального пути. Пожертвует всем, чтобы достичь цели. Даже другом. Даже братом… Он всё уже решил, у него не осталось ничего иного. Но почему тогда ему так страшно?       Быть может, он боится вовсе не предать, а быть преданным?       «Да что со мной не так?! Думать о подобном… какой кошмар!»       Калла оскалился, выдернул руку из Мальзахаровой ладони и вскочил. Мальзахар не шелохнулся. Его взгляд оставался таким же мягким, а плечи — сгорбленными.       — Ты ничего обо мне не знаешь! Ничего! — прокричал Калла, сжимая и разжимая кулаки. — Как ты можешь понять меня? Ты мне не друг, не брат. Ты мне никто! Ты не жил моей жизнью! Ты даже не знаешь, каково быть мной! Тогда почему ты извиняешься? Зачем это говоришь?       Мальзахар слабо улыбнулся и медленно моргнул.       — Потому что ты нуждался в этом.       Калла ощутил, как онемели пальцы. Как стало дышать трудно. Как ослабло тело.       — Нет… — процедил Калла и сглотнул подкативший ком. — Нет! Нет! Нет! — повторил он одно и то же, бессильный подобрать другие слова.       Он поднялся, чтобы возвышаться! Чтобы показать, кто здесь правее! Теперь же смотреть сверху вниз на Мальзахара стало мучительно и невыносимо. Хотелось спрятаться, убежать или упасть. Но всё, что оставалось, — лишь глупо стоять и переминаться.       — Мои родители… — начал Мальзахар и тоже встал. Его взгляд стал тоскливым. — Мои родители смотрят на меня, но видят не меня, а того, кого хотят видеть. А я другой. Я не плохой и не хороший. Я — это просто я. — Мальзахар грустно улыбнулся, положил руку Калле на плечо и слегка сжал. — Они считают меня особенным. Они смотрят на меня, но видят… не меня, а кого-то совсем другого. Словно я не человек, а божество? А я бы… я бы просто хотел быть любимым сыном.       Внутри всё сжалось, и Мальзахар сделался уж слишком близким. Даже ближе, чем тогда, когда полез обниматься. В его словах и голосе Калла вдруг услышал собственные мысли. Тихие, бессильные слёзы, пролитые глубокими ночами. В одиночестве, отвернувшись от Магнолия — тот бы не понял этой боли, — Калла прислонялся лбом к ледяной стене. Кривил рот, искусывал губы до крови и дрожал всем телом. Старался не дышать, не издавать звуков. И вслушивался в себя, в ту ненависть, что прорастала в нём. Она шептала: «Они не видят тебя и не желают видеть, но когда увидят, ужаснутся. Стань воплощением их подлинных кошмаров, чтобы прикосновение к Бездне им показалось поцелуем».       А потом Калла вспомнил, как однажды пришло смирение. Принятие. Безразличие. Он больше не плакал по ночам и засыпал с пустой головой. И когда, сорвавшись в пропасть, выжил и, более того, вернулся благословлённый Бездной, на него взглянули наконец иначе.       Как на бога.       Калла молчал, поджав губы, а Мальзахар медлил, словно обдумывал, продолжать ли. Затем он сложил руки на груди и насмешливо хмыкнул:       — Впрочем, какое тебе дело? Нам явно с тобой не по пути. Нам не стать друзьями.       Мальзахар замолк, точно ожидал ответ. Ха! Он что, думал услышать возражение? Наивный дурак! Однако Калла внезапно обнаружил, что ужасно хочет знать, о чём тот скажет дальше, будто от этого зависела вся жизнь. Он жадно рассматривал Мальзахара, его спокойные глаза и лицо, пытаясь прочесть в них продолжение мысли.       — Но мы сможем понять друг друга. Невозможно предать того, кто понимает твою боль, — серьёзно и по-книжному проговорил Мальзахар.       Калла опустил глаза, не зная, что сказать. А нужны ли тут вообще слова?       — Эй, — Мальзахар не дал развиться мысли и несильно ударил в плечо, точно желая привлечь внимание, — хватит грустить! Я ведь говорил тебе, что никого раньше здесь не видел? Ты стал первым, это же так здорово! Добро пожаловать в мой кошмарный мир! — Он раскинул руки и рассмеялся. — Ужасно звучит, не правда ли? Я хотел придумать что-то необычное. Как думаешь, получилось? Как шуримцу, мне следовало бы пригласить тебя помолиться вместе и угостить самыми вкусными блюдами, но, как видишь, солнца тут немного, а вместо еды — одно гнилое мясо.       Как быстро он сменил тон, подумал Калла. Смотришь на него — и то перед тобой ребёнок, наивный и глуповатый, то больной старик, который глядит так, будто жаждет вцепиться в глотку.       — Ты ведь не думаешь, что это произошло случайно? — продолжал Мальзахар, нетерпеливо потирая руки. — Я убеждён: во всём, что происходит, есть тайный смысл. Иначе в мире творился бы страшный бардак! А кому-то бы пришлось разбирать его! Не завидую я ему… — Он озабоченно потёр подбородок, а затем смущённо улыбнулся. — Судьба не просто так свела нас. Должно быть, это что-то значит. Знаешь, я всё ждал и ждал, когда это случится. Я не решался идти вперёд. Этот мир не дружелюбен, путешествовать одному было бы чистым безрассудством. Но вот появился ты… М-мы… — Мальзахар притих и сказал уже более серьёзно: — Мы могли бы пойти вместе. Хочешь?       Конечно, хочу, подумал Калла, но лишь сощурился. С чего бы вдруг Мальзахару такое предлагать?       — Ну, если не хочешь, я не настаиваю. Просто вдвоём не так опасно. В руинах может быть всякое. Например, тот многоглазый! Ну так что? М? М? М? — Мальзахар приблизился настолько, что Калле пришлось отодвигать его обратно.       Плохая затея, очень плохая, однако Мальзахар — хозяин сна, и, вероятно, без него не выйдет исследовать этот мир дальше.       — Ладно-ладно. — Калла позволил себе слабую улыбку. — Но если ты не перестанешь лапать меня, при первом удобном случае я оставлю подыхать тебя в ближайшей яме!