— Ла-ла-ла, хорошего денёчка, уважаемый Жук!
— Хорошего денёчка, уважаемая Гусеница!
— Чем мы сегодня займёмся, уважаемый Жук?
— Мы будем ебаться, уважаемая Гусеница!
Магнолий прыснул, давясь мясом. Калла рассмеялся, тыча большого чёрного жука с блестящим панцирем в пушистую разноцветную гусеницу.
— Но сначала позвольте обследовать вашу жопу, уважаемая Гусеница! Недавно в чьей-то жопе я потерял лапку! Этой лапкой я копошился в смердящем гнилом трупе! Так что, если вы её не высрали, вам грозит оспа, проказа, чума, сифилис и…
— И?
— И разрыв жопы! — заорал Калла на весь зал.
Магнолий расхохотался, завывая и похрюкивая. Жук забавно вертел тупорылой головой, шевелил усами и цеплялся лапками то за пальцы Каллы, то за гусеницу, скрутившуюся спиралью.
— Ой-ей, уважаемый Жук, это так ужасно!
— Не волнуйтесь, уважаемая Гусеница, разрыв жопы — ебле не помеха!
Заметив взгляд Омелы, которая перестала жевать и сидела с полным ртом, Калла замолчал и ухмыльнулся. Полез в карманы и высыпал на стол жучков, улиток и сороконожек, которых собрал перед обедом.
— И мы! — заверещал он. — И мы хотим ебаться! Оргия! Оргия! Да будет оргия!
Калла отодвинул плошку и положил руки на стол, огораживая насекомых, чтобы те не разбежались.
— Меня сейчас стошнит. Ему обязательно сидеть с нами? — процедила Омела.
Магнолий не ответил, хихикая в кулак и утирая слёзы.
— Я-то тут причём? — возмутился Калла. — Это всё они! Я ни слова не сказал, а уже в чём-то виноват!
Омела вскочила с места и, оказавшись рядом, нависла над ним. Сорвала капюшон, отвесила пощёчину, а затем ударила по затылку. Оттопырила балахон и сгребла всех насекомых под одежду.
— Бездна тебя пожри, Омела, ты ебанулась?!
— Да как ты уже задолбал! Маленькая невыносимая тварь!
Вот же сучка! Калла выбросил вперёд руки, чтобы воткнуть в неё ногти, но не успел даже прикоснуться — Омела схватила его за шиворот и выволокла из-за стола.
— Фу, какой мерзкий слизняк! А ещё тяжёлый! Возвращайся туда, откуда выполз!
И понесла к выходу из дома.
Вот так, чуть-чуть… ещё немного… Калла попытался вывернуться, и у него это получилось, но зубы щёлкнули вблизи Омелина запястья. Он закричал и замахал руками, царапая её по первым попавшимся местам, до которых дотягивался, но когда та завернула за угол, ударился ногой и обмяк от боли.
— Ты! Ты ещё заплатишь за это, конченая сука! Я тебя предупреждаю! Я тебя настоятельно предупреждаю!
— Что ты там изрыгаешь, ушлёпок?
Омела вынесла Каллу на порог и размахнулась. Вот! Вот оно! Сейчас! Сейчас она получит! Он вцепился в неё, обхватил руками, а потом прижался всем телом. Омела не устояла, и вместе они рухнули на холодный камень и скатились по ступеням.
Удары посыпались со всех сторон. Отбившись, Калла оказался сверху, словил Омелино запястье и что есть силы укусил ладонь. Омела взвизгнула. Извиваясь под ним и пытаясь скинуть, заколотила по спине коленями. Больно! Как ужасно больно! Прямо по тому месту, в котором Вел’Коз обхватил его! А-а-а… Начали отниматься ноги. Калла зажмурился, завыл не разжимая зубов и только сильнее сомкнул челюсти, когда во рту вдруг хрустнуло. Слюна стала вкуса крови, боль ударила в висок. Правый верхний клык отошёл от десны. Калла застыл. На мгновение накатила дурнота, но промедления хватило, чтобы Омела взяла верх.
Со стороны послышались крики. Омела завизжала громче прежнего и врезала ему по лицу. Сука! Конченая сука! Ко вкусу крови добавился и запах, а потом стало невозможно дышать. Калла плюнул в Омелу зубом и сгустком крови, оскалился и поднял руки, защищаясь от ударов.
— Омела, остановись! Омела! — донеслось сбоку.
Мужские руки попытались оттащить её, но Омела вырвалась и, обрызгивая Каллу слезами, соплями и кровью, пнула между ногами. На миг Калле показалось, что он умер. Су-у-ука! Как же… как же невыносимо… больно… Он захрипел, на глаза навернулись слёзы и скатились по вискам. Нечестно! Она… она дерётся не по правилам! Он зашипел и стиснул зубы, потянулся к паху, но Омела ударила ещё раз. Ну ничего! Ничего! У него тоже есть чем ответить! Пусть получит, пизда тупая!
Сердце билось где-то в горле, в голове шумело. Калла снова бросил руки к паху, Омела перехватила их. Попалась! Калла переплёл с ней пальцы, потянул на себя и укусил. Омела вскрикнула и отстранилась. Вот и пришло время! Час мести настал! Это будет его победа!
Отвлекая Омелу одной рукой, Калла засунул другую под балахон и вытянул уруми. Ржавчина на краю вспыхнула на солнце оранжевым огнём, словно в пальцах Калла сжимал собственный триумф. Он размахнулся, насколько позволяло место. Меч красиво изогнулся многоножкой и наискось хлестнул Омелу.
Омела вздрогнула. Мгновение Калла смотрел на неё, пытаясь отдышаться, а она — на него растерянно и удивлённо. Слух наконец вернулся, рядом было тихо. Омела медленно опустила взгляд. Красные полосы рассекли кончики пальцев поднятой правой руки. А потом Калла увидел, как расцвела на лице рана от скулы до краешка губ.
Омела обратно подняла глаза, и Калла встретился с ней взглядом. Затем её брови изогнулись. Скривился рот. Глаза наполнились влагой. Омела закричала, и щека разошлась по ране, обнажая дёсны и залитые кровью зубы.
Если бы… Калла сглотнул и неуверенно улыбнулся. Если бы замахнулся сильнее, отсёк бы половину головы. Вот это да! Как же непредсказуем этот меч… Калла посмотрел на уруми, скрутившийся спиралью, потом на Кумара в бежевом халате, стоявшего рядом с приоткрытым ртом.
— Уруми? Откуда у тебя уруми? — спрашивал тот одним взглядом.
Боковым зрением Калла заметил, как женщина из сбежавшихся на драку слуг пробежала мимо, зовя старейшину. Кумар наклонился, чтобы поднять меч, но Калла сжал его в руке и пододвинул ближе. Только затем он ощутил холодные пальцы под головой и на щеках. Магнолий сидел над ним и невидяще смотрел.
— Что ты натворил, брат, что ты натворил… — шептал он.
Не прекращая рыдать и кричать, Омела хотела прижать раненую руку к груди, когда три кончика пальцев съехало и посыпалось на Каллу. Он вдохнул ртом воздух, и от запаха её крови вновь свело живот от голода. Челюсти заныли, особенно то место, откуда выпал зуб. Но, помимо боли, было ещё чувство… Калла осознал вдруг, разумом ли, телом ли, как раны затягиваются быстрее, чем обычно.
— Папа! Па-а-апа! — громче завизжала Омела.
Кровь лилась не переставая. Кумар сложил несколько раз ткань и приложил к щеке Омелы, потом наспех замотал пальцы.
— Что случилось, моя хорошая? — Дед уже спешил к ним.
— У нас тут… ну вы сами видите, уважаемый Ярим, — цокнул языком Кумар, поднимая Омелу.
Калла выдохнул. Дед встанет на его сторону, когда услышит всю историю!
— Папа! Па-па! — Захлёбываясь кровью, Омела указала дрожащим пальцем на уруми.
Калла взглянул на деда. Металлические вставки на богатом красном халате, сверкнув на солнце, ослепили.
— Она первая начала! — воскликнул Калла, жмурясь.
— О-о-он! О-о-он!
— А потом стала бить между ногами! Я подумал, что раз она дерётся нечестно, значит и я могу!
Дед ничего не сказал, глядя то на него, то на рыдающую Омелу. И чем дольше молчал, тем яснее Калла понимал, кому из них не поздоровится. Он кисло улыбнулся и приподнялся на локтях. Магнолий помог сесть и положил руки на плечи.
— Отнеси её! — приказал дед Кумару. — Сделайте что-нибудь! Только чтобы моя дочь перестала рыдать и обливаться кровью!
Окружающие засуетились.
— Она первой начала… — тихо произнёс Калла и принялся запихивать под себя уруми.
— Калла, отдай меч! — требовательно сказал дед.
Калла тупо уставился на него.
— Калла, ты меня слышишь? — медленно и с напором повторил дед и протянул ладонь. — Отдай меч! — рявкнул он.
— Она била меня между ногами! — заорал Калла ему в лицо. — Она виновата! Она первая начала! Почему ты не слушаешь меня?! Это всё она! Эта дура! Конченая сука!
Он полностью сел на уруми. К горлу подкатил ком, на глаза навернулись слёзы, и Калла ненавидяще глянул в сторону Кумара и Омелы. Как жалко, что не убил её! Она во всём виновата, а не он! Несправедливо! Почему всегда так?! Почему дед не желает слушать? Ничего страшного не случилось! Подумаешь, кровь! Они крови, что ли, никогда не видели? Столько суматохи из-за ничего! Калла вытер нос рукавом и шмыгнул.
— Мне насрать, куда она тебя била, — зло продолжал дед. — Либо ты сам отдашь меч, либо я заберу его силой. Это очень опасная вещь, Калла. Видишь, к чему это привело? Недопустимо ребёнку держать при себе такое!
— Недопустимо? Я хранил его два с половиной года, и всё было хорошо, пока Омела!..
Дед переглянулся с вернувшимся Кумаром, а остальные зашептались.
— За это время умерло столько людей, что мы даже не знаем, сколько злодеяний мог устроить ваш внук, уважаемый старейшина, — донеслось из толпы, которая тут же поддержала говорившего.
— Я никого и пальцем не тронул! — огрызнулся Калла.
— Откуда у тебя меч? — спросил Кумар, сложив руки на груди.
— Отец дал! Сказал, что он принадлежит мне! Мне! Вы всегда слушали, что говорил отец! Что, как только он подох, его мнение уже ничего не значит?!
— Это только значит, что ты не оправдал его надежд! Он поступил очень опрометчиво, отдав тебе меч, а ты — слишком легкомысленно, приняв его, — проговорил дед. — Магнолий знал об этом?
— Нет, не знал! — выпалил Калла.
— Да, знал, — произнёс Магнолий, и Калла ткнул его в бок. Почему он не умеет молчать, когда это нужно?
— Ты знал и ничего не сказал. Почему? — дед снова обратился к Магнолию. Тот лишь пожал плечами. — Хорошо. Пусть так. Вы будете оба наказаны! За хранение опасного оружия и умалчивание. Особенно ты, Калла! Ты будешь наказан как взрослый, по всей строгости. А теперь… отдай меч!
Калла до конца надеялся, что за всеми разговорами дед забудет об уруми. Или, быть может, что-нибудь случится. Например, Хозяйка глубин взбесится и врежется в гору. Но ничего не произошло. Калла оглядел собравшихся слуг, охотников и не увидел никакой поддержки. Будь проклята эта сраная Омела!
— Я не отдам его, — прошептал Калла, поднял глаза на деда, сморщился и завопил: — Я не отдам его! Ни за что! Никогда! Вы не заберёте его у меня!
Дед отшатнулся и нахмурился.
— Кумар, держи его.
— Нет! Не-е-ет! — воскликнул Калла и завизжал, когда Кумар притронулся к нему.
После недолгой битвы пришлось сдаться. Кумар значительно превосходил по силе, и ни укусы, ни удары не приносили тому боль. Его грубая кожа, покрытая шрамами, казалось, была крепче и твёрже камня.
— Нет! Он мой! Мо-о-ой! — рыдал Калла.
Несправедливо! Он не виноват! Ни в чём не виноват! Он просто жертва! Сраная, конченая Омела!
Дед поднял уруми, оглядел и скрутил в руке. Не выдержав, Калла сильнее заревел и завопил:
— Он мой! Мо-о-ой! Он принадлежит мне! Мне-е-е! — Он закашлялся и громко шмыгнул. — Отдай! Отдай его! Иначе я убью тебя! Убью-у-у! Это всё, что у меня осталось! Верни! Верни-и-и его! Верни-и-и! — Голос сорвался, слёзы закончились, и Калла просто повис. — Ненавижу, будь проклят… — прохрипел он. — Ненавижу. Будьте вы все прокляты. Я запомню… Запомню!
***
Мальзахар сидел за столом и ел апельсин. Он отделил дольку и надкусил кожицу, чтобы с обеих сторон было легче снять. Сначала съел её, затем мякоть. Так вкуснее. И меньше горчит.
— Мальзахар, ты почти ничего не съел! — Мать недовольно нахмурила лоб.
Мальзахар поглядел на неё недолго, потом на миску риса и вновь вернулся к людям за окном, которые возвращались по домам на обед.
— Если не будешь хорошо кушать, не вырастешь сильным.
— Да знаю я, мам, знаю!
— Кстати, госпожа Амифа… Та, что из крайнего дома по нашей улице, помнишь? Она очень просила тебя погадать ей… — как бы к слову сказала мать. — Ты ведь знаешь, что она очень волнуется за Набиля. Было бы невежливо отказать ей.
На мгновение Мальзахару показались чёрные кудри за окном, и он подскочил на месте. Но это была не она, не девчонка-беженка. Мальзахар опустился на стул и продолжил наблюдать.
— Что с тобой? — обеспокоенно спросила мать, но потом сделала вид, словно не заметила, что он вообще не смотрит ей в глаза. — Так что? Я скажу Амифе, что ты не против?
— Мам! — Мальзахар взглянул на неё беззлобно, но раздражённо. — Хватит! Сама подумай: что может случиться с Набилем в Пилтовере? В Пилтовере! В самом безопасном месте во всём мире! Госпожа Амифа тоже это прекрасно знает. Я больше не хочу гадать каждой твоей подруге! Они зовут меня только лишь затем, чтобы посватать дочерей!
— А что в этом плохого, мальчик мой? — Мать изумлённо раскрыла глаза. — Когда мы росли, родители сватали нас с семи лет, а кое-кто продавал дочерей сразу после их рождения!
— Ох, если бы у меня был выбор… — тихо сказал отец, дуя на кофе, за что тут же словил взгляд, полный возмущения.
— А ты, Мальзахар, — мать мягко улыбнулась, её глаза засверкали от выступивших слёз, — такой одарённый мальчик! А ещё добрый, заботливый, хозяйственный!
Мальзахар сделал самое скучающее лицо.
— И внешностью тоже неплох! Ну-ну, не кривись. У тебя всё есть, чтобы нравиться девочкам. А то, что ты гадаешь и ни разу не ошибся в предсказаниях… так это ж и в обычной жизни, и в торговых делах, и в семье полезно! — воодушевлённо рассказывала мать. — Вот дочка Амифы хорошо вышивает и танцует, а дочка Гафии делает отличные ковры…
— Скажи, Мальзахар, тебе кто-нибудь нравится? — перебил отец, размахивая ложкой и куском пирога. Мальзахар опешил от подобной прямоты. — Ну, ты можешь не говорить имя, если не хочешь. Нам важно узнать, может, тебе помочь чем?
Мальзахар задумался. Нет, ему никто не нравится. Ни соседская дочь справа, ни соседская слева, ни даже дочь Амифы. Все такие бестолковые и не в его вкусе. Прилежные, воспитанные, изнеженные. С ними ни сбежать из дома, ни отправиться в длинную дорогу: через полчаса они устанут и станут ныть. А ещё они его не слушают! Глупые сказки, говорят они! Затем Мальзахар снова вспомнил девчонку с кудрями. Она… она ведь, наверное, провела немало пути в пустыне…
Отец хмыкнул:
— По глазам вижу, что кто-то… кто-то всё-таки…
— Я не сказал, что она мне нравится.
— Ох, мальчик, мы все так говорим, а потом сидим за свадебным столом. — Отец наконец откусил пирог.
— Она… она просто красивая. Не более того! — недовольно добавил Мальзахар, заметив, какой многозначительный взгляд кинул отец матери. Наверное, в воображении они уже вовсю нянчили внуков. — К тому же я даже не знаю её!
— Тогда почему бы тебе не познакомиться? — сказала мать.
— Познакомиться?!
Эта мысль почему-то напугала Мальзахара. Обычно у него не возникало трудностей подойти и назваться, но он никогда не делал это при красивых девочках! Мальзахар тут же представил, как стоит перед ней, смотрит на неё, а она — на него, и… Ничего. Мальзахар потёр заднюю сторону шеи и вздохнул.
— Что я ей скажу? Здравствуй, ты очень красивая? — приподнял он бровь. — Подумает, что я совсем недалёкий. Что-то необычное? Странно и… и тоже глупо. Вдруг она вообще не захочет со мной общаться?
— Расслабься, — просто сказал отец, чавкая. — Будь собой. Нет нужды притворяться и выдумывать. — Он помолчал, а затем добавил со смешком: — Ей же потом с тобой жить.
Мальзахар бросил на него негодующий взгляд.
***
— Ну что, успокоился? — Кумар нанёс травяную мазь на запястье, затем посмотрел на Каллу и кивнул: — Больно кусаешься, кстати. Челюсти сильные. Мелкий, а такой зубастый. — Он усмехнулся и добавил задумчиво: — Но меня кусали пострашнее.
— Пошёл нахер! — прорычал Калла и задёргался.
Он сидел привязанный к стулу, а Магнолий стоял рядом, с округлённым ртом разглядывая огромную, увешанную трофеями пещеру. Или, вернее, общую комнату. Длинные, однотонные занавеси прикрывали множество проходов, которые вели в покои охотников. По середине пещеры находился стол, а за ним, на одном из стульев, сидел Раджип и ел суп… очень старался это делать. Судорожно дрожащими пальцами он держал ложку и зачерпывал жидкость, но когда подносил ко рту, в ней почти ничего не оставалось. Бедняга пытался расшевелить руку.
— Тише-тише, — прищёлкнул Кумар, — я бы на твоём месте не нарывался. Нам теперь неделю жить вместе. Тебе же лучше не портить отношения со мной. У меня, знаешь ли, есть опыт воспитания детей строгому и беспрекословному соблюдению правил.
О Бездна, какое уныние! Кумар говорил будто по демасийскому учебнику.
— Я, знаешь ли, не такой распиздяй, как Раджип, который дочь собственную потерял в горах.
Калла заметил, как Раджип на это странно улыбнулся. Кончик его рта еле двигался. Раджип наконец донёс до губ ложку и даже сумел её просунуть, но всё содержимое тут же вылилось и стекло по подбородку. Раджип ссутулился, медленно сжал кулаки и скривил рот.
— Будете жрать, срать и ложиться спать по расписанию, — продолжал Кумар, перевязывая тряпкой руку. — Драить полы. Опорожнять ночные горшки. Менять постельное бельё. И делать прочую, прочую, прочую грязную работу.
Калла насупился. Ничего не станет делать! А вот если Раджипу не помочь, через три-четыре дня его лицо скуёт паралич, рука перестанет двигаться. Видимо, Кумар недостаточно прочистил рану, и началось заражение. Интересно, а что там с лёгким?
Когда Калла поднял глаза на Кумара, то увидел, как тот тоже глядел на Раджипа.
— Если не поспешить, он станет калекой, — сказал Калла так, чтобы его услышал только Кумар, и ухмыльнулся. — Посмотри на меня. Ты хочешь, чтобы он страдал, неспособный двигаться? Но это не самое страшное, о нет. Однажды он поймёт, что все его попытки тщетны. Поймёт и то, что он больше не охотник, а просто… — Калла на мгновение замолк и покусал губу, — просто бесполезный мешок человеческой плоти. Ещё бесполезней, чем ребёнок. Просто бесполезный мешок, который только жрёт и срёт.
Кумар презрительно посмотрел на него, но в голосе прозвучало сомнение:
— Будто бы ты знаешь, что делать, — особенно он выделил «ты».
— Знаю. Я ведь сын лекаря. Лекаря, который исцелял любые недуги. Кстати. Знаешь ли. — Калла улыбнулся краешком рта. — Я могу помочь. Не ручаюсь, что всё получится, как не ручается любой лекарь. Но так будет хоть какой-то шанс.
Кумар помолчал, потом свёл брови к переносице.
— Не морочь мне голову! Я не верну тебе меч!
Да чтоб его! Калла мелко задрожал, сжимая пальцами верёвки за спиной, но продолжил серьёзным голосом, располагающим к торгам:
— Моё дело — предложить. Решение остаётся за тобой. Но знай, что послезавтра тебе придётся делать выбор. Ты можешь принести мне меч, освободить от наказания и позволить спать, сколько захочется, и я, так уж и быть, помогу Раджипу.
— Слышь, а ты не много ли захотел, дружище? — хохотнул Кумар. — Быть может, мне ещё в жопу тебя поцеловать?
Калла поморщился.
— Нет, так не пойдёт. Моя жопа неприкосновенна.
