Искра. Две. Три. Что-то быстро мелькает далеко в сознании.
Борьба. Париж. Полет. Сережки. Камни Чудес. Крики. Слезы. Боль.
Маринетт пришлось сильно зажмуриться, чтобы не ослепнуть от внезапной вспышки света. Оттуда выглянуло чье-то лицо. Такое знакомое. Такое красивое и приятное. А после — рука, тянущаяся к Маринетт.
Дюпен-Чен потянулась навстречу и сильный порыв ветра поднес ее в пустоту. Сладкая мелодия плыла как туман. Там же, где те искры. Туман обволакивает с ног до головы. Он очень теплый, мягкий.
— Мое имя Ма-ма… Ма-ма-маринетт.
Это говорила она. Тогда, в каюте Куффена. Он смеялся. Назвал Маринетт забавной. А потом невероятно храброй.
— Привет, Ма-ма-маринетт, — он снова тихо смеется, а ей стыдно. Его тут же одергивает и он извиняется.
Она закрывает глаза. Слабый звон и вот она снова рядом с ним.
— Чиста, как мелодия.
Лука слегка покраснел, глядя ей прямо в глаза. Васильковые. Красивые. А Маринетт подавно красная. И слова сказать не может.
Она снова открывает глаза, уставившись взглядом в потолок каюты. Ее резкий глубокий вздох, будто ей только что разрешили дышать, напугал саму Маринетт, и та вздрагивает. На нее мягко падает одеяло.
— Замерзла?
Она поворачивает голову немного правее и видит его. Он сидит на кровати и задумчиво смотрит на Мари.
— Милая пижамка, — она кивает в его сторону. Улыбается, глядя на разрисованных желтых уточек на его белой рубашке. Он смущенно улыбается и отворачивается.
— Который час? — ее голос дрогнул, даже не поверилось, что он принадлежал ей.
— Половина шестого утра. Ты очень крепко спала, но еще слишком рано, чтобы просыпаться. Я могу уйти, чтобы не мешать тебе заснуть.
Встает с кровати и тут же садится, потому что его руку схватила другая рука. Ее рука.
— Нет, останься со мной. Пожалуйста, — взгляд умоляет и Куффен просто не может отказаться. Она осматривает его каюту и видит Тикки, рассматривающую плакаты с гитаристом Джаггетом Стоуном, известным музыкантом и кумиром многих, в том числе и Маринетт Дюпен-Чен. Рядом с ней был квами Сасс. Умный и спокойный, как и его хозяин, носитель камня змеи. Куффен следит за ее взглядом и упирается спиной о холодную стену. После, смотрит на Маринетт. Та снова о чем-то задумалась.
— Знаешь, я, наверно, лучше пойду. Мне нужно сделать кое-какие дела, — делает паузу и в каюте снова зависает тишина. — Не хочу, чтобы кто-то узнал, что я была у тебя. Это доставит тебе немало проблем.
Лука понимающе кивает и обнимает на прощание. Хотя знает, что еще увидятся в колледже. А Маринетт встает, произносит два заветных слова и вот она — сильная Ледибаг. Она подкидывает йо-йо и вылетает из окна навстречу еще не проснувшемуся парижскому небу.
Воздух еще холодный, непрогретый солнцем, а на небе до сих пор горят пару звезд. Ледибаг вздрагивает и воспоминание о вчерашней ночи болью отзывается в коленях. Снова кидает йо-йо далеко перед собой, зацепляется за верхушку Эйфелевой башни и с удвоенной скоростью летит вниз, а потом снова вверх. Прыгает на балкон своей комнаты и едва сохраняет устойчивость. Тикки тут же вылетает из пятнистых красных сережек.
— Маринетт, ты в порядке?
Большие глаза квами с осторожностью и взволнованностью смотрят в ее васильковые.
— В полном, Тикки.
В полном беспорядке. Именно так хотелось ответить, но, избегая лишних вопросов, пришлось соврать. Снова. Но квами не обмануть, и она расстроенно опускает взгляд в пол.
Маринетт спускается по лестнице в свою комнату, два раза чуть не наступив мимо. Подходит к кровати и с тихим грохотом падает лицом в подушку.
Блин, как же…блин.
До колледжа пара часов и Маринетт просто не находит себе места. Ничего не хотелось, но в то же время ей надоело бездействовать. Эта неопределенность выводила из себя.
— Я хочу принять душ, — заявила Маринетт. Очередная попытка смыть с себя неизвестно откуда взявшуюся печаль, боль, злость. — Я быстро.
Нет,
не быстро. Маринетт уже сорок минут просто стоит под душем. Голова пустая и мыслей нет.
Она выходит и игнорирует будильник, снова уткнувшись в подушку. Сегодня патрулирование, ей нельзя этого пропустить. По крайней мере, она не хотела оставлять Нуара одного. Если что-то случится, ему не получится с ней связаться.
Час прошел медленно, будто время было тягучим медом. Маринетт зашла в класс и села рядом с Альей. Та громко спорила с Хлоей, какой супергерой является сильнее: Рена Руж или Квин Би. За этим наблюдало три человека — Адриан Агрест, Нино Ляиф, Маринетт Дюпен-Чен.
— Это возмутительно! Просто возмутительно! — злилась Буржуа, держа в руке телефон, чтобы позвонить папочке-мэру. Ее взгляд перешел с Сезёр на Агреста. — Адрикинс! Скажи ей, кто является настоящей королевой! — секунда, — и Хлоя уже под боком у Адриана. Тот нервно говорил что-то про Ледибаг и про то, что все герои одинаково сильны. Конечно же, кроме последней. А Нино просто наблюдал. Молча.
— Хлоя, но Квин Би не умеет создавать иллюзий, как это умеет делать Рена. Она только жалит. Как твой язык!
В класс зашла мадам Бюстье и все тут же притихли. Маринетт не сдвинулась с места. Даже не услышала, как учитель назвала ее по имени три раза.
Алья Сезёр толкнула подругу в бок и та встрепенулась.
— Маринетт, если чувствуешь себя нехорошо, то можешь пойти к медсестре. Или домой.
— Нет, мадам, я останусь. Разве что… — Маринетт на секунду задумалась, а ее взгляд потускнел. — Можно ли посетить туалетную комнату?
Бюстье быстро кивнула и отвернулась к доске, записывая тему урока.
В пустом коридоре было неестественно тихо. Обычно, тут было много учеников, снующих из класса в класс. Учителей, спешащих на уроки. И всегда было очень громко. Много веселых криков, смешков. А сейчас, когда был урок, коридор опустел. Такую картину удавалось нечасто лицезреть. Но, конечно же, не Маринетт. Ей постоянно приходилось отлучаться с уроков.
Дверь туалетной кабинки закрылась. Маринетт уперлась спиной к прохладному кафелю и съехала по нему вниз, к полу. Обняла колени. До сих пор больные. Тикки вылетела из сумочки.
— Маринетт, все хорошо? Ты побледнела.
— Да, но голова так болит, — Дюпен-Чен схватилась за голову и нащупала два хвостика, перевязанных двумя красными лентами. — И как до сих пор…
Тикки поняла, что имела ввиду Маринетт. Никто не ходил с двумя хвостиками. Кроме Маринетт и Ледибаг. Она тоже задумывалась, как даже та самая Алья, которая горела желанием раскрыть тайную личность Леди, еще не догадалась. Хотя, это было в прошлом. Теперь, когда Алья сама являлась супергероиней, попытки прекратились. Это значительно облегчало задачу сохранения тайной личности. А теперь в голове проскальзывали мысли о том, что было, если бы подруга знала все.
Маринетт на секунду задумалась и развязала ленты, бросив их в сумку. Голова прояснела и чувство облегчения нахлынуло Маринетт внезапно. До потемнения в глазах. Но тот груз, что лежал на душе, по-прежнему был недвижим. Маринетт не обратила никакого внимания и вскочила на ноги, ошарашив этим квами, которая секунду назад смотрела на поникшую и слабую носительницу сережек.
Она бежала по коридорам, не думая, что может нарушить тишину. Ей стало легко. Впервые настолько легко, что Дюпен-Чен еле сдержала порыв закричать от радости. Она пулей влетела в класс и уселась на свое место. Внимание каждого было обращено на нее. Никто не понимал, что произошло.
***
Темная комната. Окно быстро открывается, впуская свет солнца, и белые бабочки взлетают к потолку. Стук каблуков эхом отскакивал от стен.
Габриель Агрест. Его сжатые в тонкую линию губы расслабились, а взгляд устремился в парижское небо.
— Я до сих пор не чувствую ее, Натали, — голос не дрогнул. Был холодным и резким. Даже стоящей сзади женщине пришлось сжаться.
— Я знаю, что она где-то рядом, Габриель, — она подошла вплотную к Агресту и положила на его плечо расслабленную руку. Тот не шелохнулся. — Может, стоит попробовать…
— Ты знаешь, что не получится! — резкий и громкий голос встрепенул стайку бабочек и они разлетелись в разные стороны. — По крайней мере, раньше не получалось.
Голос притих и тишина начала давить на мозг. Он не справлялся один. Натали это прекрасно понимала, поэтому всегда была рядом. Была готова стать и Катализатором, и Маюрой, если потребуется. И плевать, что ей становилось все хуже. Хуже от броши павлина. Хуже с каждым днем.
Габриель думал. Много думал. Пробовал, подбирал, решался. Все в голове. Как можно выйти из этой поганой ситуации?
Все как на «Стартрейне». Он потерял связь с акумой, потому что та просто-напросто оказалась в космосе. Но даже там Ледибаг нашла ее.
Чертова…
«Ждать, что враги спасут моего сына. Какая ирония».
Голос эхом отозвался в голове, но он не двигался.
Его рука потянулась к дизайнерскому платку на шее. Он с легкостью сорвал его и откинул куда-то в сторону. На груди блеснула брошь.
Брошь моли.
— Нууру, расправь темные крылья.
Квами покорно опустил голову и влетел в брошь. За считанные секунды Габриель облачился в костюм Хищной Моли. Протянул руку, на которую села белая, чуть ли не прозрачная бабочка.
Он накрыл ее рукой и она в одно мгновение стала черной, как смоль. Она вспорхнула крыльями и вылетела в открытое окно. Бражник повертел в руках трость и начал ждать.
Когда она достигнет цели.
Какая жалость. Бедный маленький спортсмен. Мальчик, которому было не больше двенадцати лет. Он был расстроен. Нет. Рассержен. Его попытки победить в соревнованиях в который раз не увенчались успехом. Но Моль чувствовал, что он сопротивлялся. Но у него не выходило сдержать слез.
Да, жертвы Бражника иногда были слишком глупыми. Как Гигантинан. Август, которому было около двух лет. Который просто хотел сладкого. Да, глупо. Да, необдуманно. Он едва мог ходить. Но Бражник ждал. Твердил себе, что что-то может выйти.
«Подождем еще немного. Хаос может стать нашим союзником».
Но Ледибаг всегда была сильнее. На ее стороне было много людей. На ее стороне был весь Париж. На ее стороне был Хранитель.
От злости хотелось рушить стены, но он был холоден. Бражник был спокоен. Наконец, он почувствовал, как акума влетела во что-то. Он почувствовал огромную волну разочарования.
— Натали, у нас получилось, — Бражник хищно улыбнулся.
***
Маринетт легко отсидела уроки. Она была счастлива, это было заметно всем. Было настроение отвечать Лайле Росси на ее колкие фразы. Слушать Хлою и наблюдать за Сабриной, как та подчиняется ей все больше.
— Маринетт.
Она повернулась к голосу. К ней обратился Адриан. В груди потеплело.
— Как ты? Ты выглядишь уже не такой грустной, как…пару часов назад. И ты сменила прическу.
Действительно. С чего вдруг?
— Я не знаю. Что произошло. И почему. Все как-то резко. Я сняла ленты и все прекратилось, — она достала из сумки две красных ленты. Или… Маринетт только что заметила. И Адриан вспомнил тот день, когда пропала акума.
Ленты были не красными.
