2002
Действие Сыворотки правды закончилось. Хёнвон не потянулся к зелью. Не открыл пузырёк. Не поднял его над Минхёком, хотя знал, что тот подставит свой рот. И почему он не сделает этого? Сейчас уже нечего было скрывать. Он всё сказал. С того самого момента, когда ему было шестнадцать, до настоящего времени. Десять лет. Хёнвон сейчас держал в руках все эти десять лет, все воспоминания Минхёка, в которых он был. Пергаменты рассыпались, как волосы возлюбленного между пальцев, как оторванные листки календаря. Он мог видеть шестнадцатилетнего Минхёка, такого худого и неуклюжего в собственном теле. Это уже взрослое лицо, которое могло обещать дружбу, но в то же время всех держало на расстоянии. Он мог видеть его семнадцатилетним, потерянным, отражавшим сияние светлячков. Он мог слышать его голос, я люблю тебя, снова и снова, не слетевшее с губ. Слышать своё не надо, произнесённое вслух. Он мог видеть, как Минхёк потерял своих сестёр, двух женщин, о существовании которых Хёнвон даже не знал. Он мог видеть его отца, который пожертвовал своей репутацией ради единственного сына, хотя их жизни ничего не значили для тёмной стороны. Он мог видеть, как всё становится на свои места. Его разорванные воспоминания собирались в картинку, восставали из пепла, из руин — от тёмного к светлому. Хёнвон нащупал пузырёк. Всё ещё не открыл. Всё ещё ничего не сделал. Ему просто нужно было чем-то занять руки. — Ты пытал Им Джебома, потому что он атаковал тебя и твоего отца… и потому, что он разрушил лестницу надо мной. Ты мстил за меня. — Это звучит слишком благородно, — легко и непринуждённо ответил Минхёк. Это не была ирония или самозащита. Казалось, что его юность просочилась из-за плотной занавески, убрала немного веса из его голоса. — Я не думал о том, что я буду мстить за тебя. Я просто любил тебя. Хёнвон усилием воли держал свои глаза открытыми. Когда он отвернётся и позволит глазам закрыться, это будет конец. Он часто моргал. — У тебя всегда были странные способы показать это. Тик. Тик. Тик.1999
Прошло десять минут с того момента, как Кихён сказал ему, что съезжает в конце месяца. Хёнвон всё ещё не мог осознать происходящее. Конечно, они не любили друг друга. Их даже трудно было назвать друзьями. Они просто спали. Хёнвон предложил Кихёну крышу над головой, пока имущество его семьи было в руках Министерства. Кихён заботился о Хёнвоне, он был единственным, за что тот был в ответе. Они взрослели вместе, так что, по правде говоря, Хёнвон не думал о том, что он уйдёт. По крайней мере, так скоро. В течение этих десяти минут Хёнвон просто кивал в ответ на всё, что говорил Кихён, делая вид, что он всё понял, он притворялся, что чем-то занят, что ничего особенного не произошло, хотя на самом деле Хёнвон не мог сосредоточиться ни на чём вокруг. В итоге он остановился. Поставил на место то, что держал в руках. Он повернулся к Кихёну. — Почему? Кихён выглядел так, будто ждал этого вопроса. Странно, но у него не было ответа. Его плечи поднялись и тут же опустились. Кихён был серьёзным человеком. Он не принимал спонтанных решений. Подняв то, что он только что поставил на место, Хёнвон обнаружил себя с лейкой в руках и без растений, которые нужно было полить. — Хосок возвращается? — Хёнвон пытался найти разумное оправдание этому. — Нет. Пока нет. И он вернётся не скоро. Хёнвон всё ещё пытался найти причину. Обучение на аврора занимало обычно несколько лет. Они обучались на секретной базе, будущие авроры не могли покинуть это место до окончания тренировок. Им не разрешалось видеться ни с кем за его пределами. Даже с членами семьи. Даже жених или невеста не имели такого права, поэтому Кихён не видел Хосока с того момента, как закончилась война. Их помолвка была на паузе, их отношения были свободными, так что Хосок мог встречаться с кем-то на базе, а Кихён мог быть с кем-то здесь. И так будет, пока Хосок не вернётся с сияющим значком на мантии. Хосок заслужил шанса стать кем-то значимым. Он ждал этой возможности во время войны, он шёл к этому несколько лет, хотя магглорожденных волшебников не радушно встречали в Министерстве. Теперь Кихён ждал его возвращения. Он ждал уже почти год. Хёнвон рассчитывал, что Кихён останется с ним до конца. Он снова опустил пустую лейку. — Ты уходишь, потому что наконец смог вернуть свой дом? — Нет, не поэтому. Тишина. Хёнвон снова взял лейку в руки и двинулся к раковине, чтобы наполнить её водой. Кихён скоро съехал. Через пару недель он прочёл в газете, что Минхёк вернулся на свою позицию в Паддлмир Юнайтед после своего «военного отпуска».2002
— Так это всё. Ты это сделал из-за меня. Его разум был похож на калейдоскоп, яркие картинки в котором сменялись каждую секунду, пока невидимый человек не перестал поворачивать трубку в руках. Всё, что было скрыто, похоронено, теперь вышло наружу. Распустившись и сжавшись одновременно. Медленно складываясь в мост над тёмной бездной в его памяти. — Я много чего сделал, и многое из этого было из-за тебя, — тихо сказал Минхёк. — Я признаю, что-то из этого было глупым. — Ты считаешь это глупым? Пытать человека? — Ну, умным это не назовёшь, разве нет? В этих словах было больше Минхёка, чем выпускника Слизерина. — Ты не думал, что когда-нибудь тебе придётся заплатить за это? — Хочешь услышать правду? Я не знаю, я вообще не задумывался об этом. Я не представлял, что мне придётся отвечать за это. Для меня то, что я сделал, это справедливо. Когда Джебом уехал из страны после войны, я думал, что он пытался сбежать от того, что сделал с тобой. Он оставался в другой стране так долго, даже после того, как первая волна Пожирателей Смерти вернулась, так что я думал, что он знал, какую хуйню он натворил. Что он перешёл все границы. Не я. И не ты. Тик. Тик. Тик. — Но он внезапно решил вернуться. Прямо к раздаче орденов от Министерства. Мембранный слой его воспоминаний снова задрожал. Хёнвон в своей голове снова и снова повторял слова Минхёка в погоне за тем, чтобы найти потерянный кусочек пазла, триггер, который заставил его мозг работать. Во время допроса Хёнвон так привык сомневаться в каждом слове Минхёка, в каждой смене тона, в самом плохо сформулированном предложении. — Что ты имеешь в виду, говоря «не я»? Магические цепи растянулись на груди Минхёка, серебряные отблески пробежали по его мантии. Он то ли вздрогнул, то ли перестал дышать. Но Хёнвон успел заметить это движение, или его отсутствие. Минхёк был хорошим учителем в конце концов. — Я ничего не имел в виду. — Это первый раз, когда ты врёшь мне за всё время, что ты здесь. Не так ли? Никакого ответа. — Неужели мне нужно прибегнуть к этому? — Хёнвон взглядом указал на пузырёк. Сыворотка правды поблёскивала в слабом свете лампы. Внутри была вся правда и все ответы. — Или мне нужно выпить её? Она должна быть достаточно сильной, чтобы я всё вспомнил. Я всё ещё не могу поймать некоторые обрывки, но это должно помочь. — Нет - Минхёк дёрнулся на стуле. Цепи стягивали его движения, когда он пытался наклониться вперёд, локтями упираясь в стол, пытаясь дотянуться. Он прикусил губу. Загорелая кожа вокруг его рта напряжённо растянулась. Казалось, что жизнь его оставляет. Он замер не в силах пошевелиться. Он сверлил взглядом пузырёк в руках следователя. Всё это напугало Хёнвона. Он просто уставился на Минхёка. Он почувствовал, как его ресницы тяжелеют от влаги. — Минхёк. Что я сделал?1999
Последний раз он видел Кихёна в начале лета 1994. Он был одет в длинную дорогую мантию, которая казалась на размер больше на его худом теле. Он выглядел здоровым. Этот парень должен однажды стать мужем Хосока. У этого Кихёна был ещё не до конца заживший ожог на руке, который нельзя было залечить магией. Его черты лица были тонкими, острыми, красивыми. Он не стал выше, но его движения были наполнены грацией. С той напускной вежливостью, которая была адресована Минхёку, он увеличивал пропасть между ними, как будто раньше между ними не было связи сильнее и гуще крови. В маггловском кафе было тихо. В этой уютной обстановке, сидя в мягких креслах, Кихён говорил о войне, о погоде, о вкусе кофе. О том, как он жил с Хёнвоном, так как больше никого не было рядом. Это была их первая встреча за пять лет, первый раз за это время, когда они разговаривали друг с другом, не считая битвы за Хогвартс, а с шестого курса. Минхёк чувствовал, как каждый сантиметр этого стола разделял их с Кихёном. Это был его первый день в Британии. Он вернулся, чтобы узнать, что его лучший друг всё это время спал с его последним другом. (За исключением того, что Кихён больше не был его лучшим другом, а Хёнвона едва можно было так назвать. Если бы у Минхёка была возможность спросить, то Хёнвон бы сказал, что они были просто коллегами, ни больше ни меньше. А после войны они лишились и этого. Он не был другом Минхёка. Наверное, он был где-то в серой зоне, не враг, но и не друг. Это было всё, на что он мог рассчитывать. Они не ненавидят друг друга. Наверное.) Минхёк попытался сосредоточиться на том, что услышал. Они трахались. Сейчас он не мог вспомнить, что он сказал Кихёну. Че за хуйня, Ки. Скорее всего. Или простое, но очаровательное Пошёл нахуй. Или это было жалкое Как ты мог так поступить со мной? или Ты же знаешь, как я к нему отношусь? — всё это было тупо и мерзко. Он надеялся, что послал его. Он был простым парнем. И чаще всего сердце выбирает самый простой путь. Кихён сохранял спокойствие. Лёгкий румянец покрыл тыльную сторону ладоней, его лицо потеряло способность краснеть. Он был уже слишком взрослым для этого. Всё держал под контролем. И Минхёк стал тем, перед кем ему нужно контролировать себя. Он стал незваным гостем на земле дружбы Кихёна. — Я подумал, что ты должен знать. — Знать что? Что я отлучился на несколько месяцев, и ты стал играть в семью с ним? Из всех людей? — Ему нужна была помощь. Никого не было рядом, чтобы позаботиться о нём. Кроме родителей. — И ты, конечно, сама благородность. И ты стал тем, кто о нём заботился. — Да. — Я не знал, что твой член тоже входит в понятие заботы. Кихён отпил остывающий кофе. — Мне тоже была нужна помощь. Слова уже вертелись на кончике языка. Ты мог прийти ко мне, если тебе было одиноко. Но Кихён не мог прийти к нему, ответ его был таким же быстрым, как смерть. Он не мог обратиться к Минхёку, чтобы избавиться от одиночества или поговорить о том, как он всех потерял, живых и мёртвых. Потому что Минхёк был тем, кто оставил его. Одним из тех, кого он потерял. Во второй раз, когда Хосок оставил его, Минхёк предпочёл поступить также. Они снова оставили его после войны. Хосок с обещанием вернуться, Минхёк ушёл по-английски. Сожаление, но более глубокое, пустое, как тогда, когда ты прибегаешь на перрон через минуту после того, как твой поезд уже ушёл. Оно поедало его изнутри. От крыши здания до самого фундамента. Просачивалось через его рот, дёсна, опускалось по горлу. Мысли дождём заливали глаза. — Так ты спал с ним. — Да, — спокойно сказал Кихён. — Несмотря на то, что ты и Хосок помолвлены, — продолжил Минхёк. Он пытался надавить на больное, но он был тем, кто страдал на самом деле. Кихён помешал ложкой свой кофе. — Хосок далеко. Он ещё не скоро вернется. Он будет аврором, — сказал Кихён с гордостью. — Он волен делать всё, что хочет, пока одинок, знаешь. Обучение может занять годы. Минхёк игнорировал свою чашку с тёмным напитком. Иначе он бы уже давно бросил её в ближайшую стену. Вылил бы весь кофе. Растоптал всю гущу. На одну секунду голод по насилию по-детски захлестнул его, как тогда, когда он покинул Британию, оставив Хогвартс догорать. Это откинуло его к той ночи, когда он подумал, что окончательно потеряет Хёнвона. — Что ж, если тебе было похуй на Хосока, мог хотя бы обо мне подумать. — О тебе? — Да. Обо мне. Ты мог выбрать кого угодно, любого парня. — Я не мог. Никого больше не было рядом. И Хёнвон нуждался во мне. — Но я твой лучший друг. — Лучшие друзья не оставляют тебя. Бродячая кошка пробежала возле окна. Земля содрогнулась. В ожидании, пока дрожь прекратится, Кихён уставился на кошку, на проезжавшие машины. Когда всё успокоилось, он повернулся к Минхёку. — Ты был семьёй, которую я выбрал, но я не был тем, кого выбрал ты. Ты исчез на целый год, ты не искал меня после того, как вернулся. Потом ты снова исчез. Не сказав ни слова. Не надо прикидываться жертвой. Кихён поднялся, снял свой пиджак со спинки кресла, накинул на плечи. — Ты оставил меня. Хосок тоже. Хёнвон был единственным, с кем я мог поговорить. — Но ты не только разговаривал с ним. — Ты и я, мы оба проебались, но я хотя бы был честен. Я сказал ему, в чём нуждался, он сказал, чего ждал от меня. Никто из нас ничего не должен тебе, если это то, чем ты пытаешься манипулировать. Ты можешь забыть всё, что ты сделал, и притвориться, что я был тем, кто тебя ранил. Но я хотя бы не ранил его. В отличие от тебя. Но этого он не сказал. У Минхёка всё ещё был большой выбор. От мелодраматичных как ты мог и злых пошёл нахуй, что будет не менее мелодраматично. Он сдался. — Чё за хуйня, Ки. Он посмотрел снизу вверх туда, где стоял Кихён, но было уже поздно. — Что? Ты злишься из-за того, что я спал с ним, или из-за того, что я прав? Правда была такой тяжёлой и огромной, чтобы просто проглотить, он бы порвал свой рот, чтобы это сделать. Эта сука всё ещё шла за ним по пятам, все эти годы. Кихён вышел. Но перед этим он оставил на столе маггловские деньги.2002
— Минхёк. Посмотри на меня. Что я сделал? — Ничего. Минхёк снова содрогнулся на стуле. Он прислонился к столу так сильно, насколько это вообще было возможно. Так же сильно, как цепи обхватывали его торс. — Ты ничего не сделал. Ты просто услышал его. — Услышал кого? Джебома? — Да. Ты просто услышал, как он сказал — что он подумал — он преследовал меня, чтобы прикончить, он уже был готов проклясть меня. После того, как он атаковал меня и отца. После того, как… — его взгляд упал на безжизненную руку Хёнвона. — Ты предупредил меня, что он идёт за мной. Ты услышал его до того, как я мог бы увидеть, что он приближается. — Я не помню этого, — прошептал Хёнвон. — Я знаю. Теперь я знаю. — Что случилось? Как это произошло? — После того, как ты отключился, я отнёс тебя в замок. Я почти дошёл до Большого зала, когда он догнал нас. Я подумал, что ты всё ещё без сознания, так что я не мог понять, что ты пытался сказать. Я думал, что это был приступ. Ты начал плакать, и когда я увидел его -1999
Когда Министерство вернуло ему поместье, пустое после набегов воришек, уже никого не было в живых, кто бы мог жить здесь с ним. Дом, теперь наполненный только воспоминаниями наследника, бледнел в свете солнца, отражавшегося от пыльных голых зеркал. Минхёк стоял посреди гостиной, ключи оттягивали карман его мантии. Ключи. Ключи, которые путешествовали среди рук министерских работников. Они нашли много чего. Достаточно для того, чтобы все родственники Минхёка до конца своих дней видели только стены Азкабана. Он лёг спать на полу, в одежде, с палочкой наготове. Он поел, хотя совсем не чувствовал вкуса еды. Иногда он пытался вспомнить месяцы после войны. Вспомнить всепрощающие леса и поля Австрии, города, построенные из сахарных кубиков, внутри которых по соседству с особняками прошлого века простирались дороги и ветки железнодорожных путей. Все усилия стоили ему многих часов, но не приносили результатов. Он провёл там почти год, но всё, что осталось в его памяти — пейзажи Австрии с открыток. Он как будто не существовал. Он и сейчас не существовал, он был незнакомцем в своём собственном доме, в своём собственном теле. Это продолжалось несколько недель. Он спал в одежде, он ел то, что мог найти на кухне. Он жил так, пока Хёну не связался с ним. Он сказал, что его место в команде всё ещё ждёт его.2002
— Ты знаешь это чувство, когда ты осознаёшь, впервые в своей жизни, что ненавидишь кого-то. Действительно ненавидишь. То, что они совершили — невозможно простить. Они достигли точки невозврата, так что ты не сможешь простить их, даже если попытаешься. Когда ты ненавидишь кого-то так сильно, тебе нет дела до того, была ли у их поступка какая-то причина. Тебе неважно, потому что этому нет оправданий. Страх. Обстоятельства. Всё это не имеет значения, ты просто ненавидишь их. Слово кажется таким лёгким, когда ты его наконец произносишь. Оно кажется бессмысленным. Всё кажется настолько бессмысленным, что ты должен что-то с этим сделать. Потому что они уже что-то сделали, чтобы ранить тебя. Ранить меня. Он пытался атаковать меня, но закончилось всё тем, что ты… Минхёк подавился словами, он тяжело дышал из-за сковывающих его цепей. Казалось, что цепи вот-вот задушат его. — Это всегда был я. Всегда я был тем, кто ранил тебя, так как мог. Даже тогда, когда я не хотел этого. Его руки задрожали. Хёнвон наблюдал за ним, за его отчаянием. Пальцы Минхёка сжимались и разжимались, хватая воздух. Он пытался нащупать то, чего не было. Хёнвон заставлял себя ничего не чувствовать. Потому что его боль была так похожа на боль Минхёка. Это были их воспоминания. Он был следователем, Минхёк — подозреваемым. Не имело значение ничего больше, кто они друг другу, кем они были. Или могли бы быть. Он взял перо. — Пожалуйста, отвечайте чётко. Вы использовали Непростительное заклинание против Им Джебома для самозащиты, верно? — Да. — Он откусил себе половину языка. Ты знал? Он не может нормально говорить. — Какая жалость. — По сути, он инвалид, — продолжал Хёнвон. — Как и ты. Это око за око. Пауза. — Тебе не стоило этого делать. — Я должен был. Если бы я мог вернуться в прошлое, я сделал бы это снова. Он разрушил тебя. — Но я жив. — Твоей карьере пришёл конец. — Это не так уж и важно. Это всё же война. — Это важно… Ты был… Ты был особенным, окей? Нет никого, кто был бы таким, как ты. — Я был не настолько хорош. — Ты был хорош, даже не прикладывая особых усилий, Вон. — Я не был- — Нет, был. Мне приходилось жульничать против тебя или прикладывать максимум усилий, когда ты играл в половину руки. — Лампа мигнула. Минхёк устало посмотрел на неё. — Поэтому я был так себе, когда играл против тебя, но был намного лучше, когда играл с тобой. Сосредоточиться на допросе. Сосредоточиться на допросе. Хёнвон сжал перо между подушечек пальцев. — Ты бы поступил так же… если бы меня там не было? Ты бы всё равно пытал его, если бы не этот несчастный случай? — Несчастный случай? Он это сделал- — Пожалуйста. Ответь. — Я не знаю. — Ты не знаешь? Минхёк задумался. — Я не знаю. Скорее всего, нет. Я не могу говорить за прошлого себя, но сейчас могу сказать, что вряд ли. У меня не было бы причин для того, чтобы пытать его, так что я не могу представить, что я сделал бы это. Наверное, я бы его ударил, легонько. Просто чтобы преподать урок, что со мной связываться не стоит. Но на этом всё. — Хорошо. Перо царапало пергамент. Минхёк взглядом указал на Сыворотку. — Ты можешь проверить, если хочешь. — В этом нет нужды. Хёнвон закончил писать.1999
Он слышал, что Кихён съехал от Хёнвона. Услышал в раздевалке или на поле, где-то и от кого-то. Хёнвона всё ещё часто вспоминали в команде, Хёну не обижался, потому что он знал, что в команде просто скучали по старому капитану. В раздевалке игроки обсуждали состояние Хёнвона, может ли он позволить себе жить в одиночестве, «ты знаешь, из-за его руки». — Может быть, если ты ему напишешь, то он придёт, — однажды предложил Хёну, когда Минхёк последним остался в раздевалке. Он попытался не засмеяться. Но он писал ему. Он отправил сову Хёнвону, но так и не получил ответа. Он отправил письмо ему ещё раз, когда начался сезон. Он узнал, что это такое — отправлять письма человеку, который отвечал только молчанием.2002
Время остановилось. Хотя у времени не было конца. Время было пустой субстанцией, и Хёнвон нёс эту пустоту в своём сердце. На тот случай, когда он найдёт, чем её заполнить. Руки Минхёка потянулись к Хёнвону, но остановились на полпути. — Я не уверен, почему вообще не прикончил его тогда. Я думаю, что надеялся, что этот хуила помрёт от потери крови. — Или ты надеялся, что каким-то образом он выживет. Минхёк усмехнулся. — Посмотри на себя. Ещё час назад я был убийцей в твоих глазах. Сейчас я неожиданно стал спасителем. — Ты спас меня. Дважды. — И ты спас меня. Без тебя я бы не заметил Джебома. — Почему ты? Почему он решил атаковать тебя? — Потому что он думал о том, о чём все думали. Я слизеринец. Убийца. А он магглорожденный. Но я ощутил ненависть в своей жизни лишь один раз, когда увидел, что ты падаешь. Хёнвон выключил таймер. Комната наполнилась тысячью смертей, утонувших в тишине. Он опустил свои руки на стол. Тыльной стороной ладоней касаясь рук Минхёка. Минхёк смотрел на Хёнвона так же, как тогда, когда он признавался ему в своих чувствах, в надежде, что Хёнвон прочтёт его мысли. — Я правда не знал, что ты ничего не помнишь. Я думал, что это всего лишь слухи. — Ну. Теперь я всё помню. — Я… Мне жаль, что я ничего не говорил тебе. Я думал, что это снова твоя фишка. — Моя фишка? — Ага. Типа тебе всё равно на всю хуйню. Ты всегда так делал. — Разве? — По крайней мере, это то, как ты относился ко мне, — когда Хёнвон ничего не ответил, Минхёк продолжил. — Я доставал тебя, когда мы были в школе, но ты ничего не говорил. — Это было не так плохо. Ты никогда не прикладывал руку. — О, я прикладывал руку. Но это как будто проходило мимо тебя. Хёнвон покраснел. Потому что это не правда. Это то, что зажгло его изнутри в ту ночь. Ещё несколько минут они просидели в тишине. — Я был уверен, что… — начал Минхёк. — Что? — Что у тебя всё ещё есть способности. Потому что я видел, как ты использовал их во время битвы. Я думал, что ты всё ещё можешь читать мысли, что можешь прочитать мои. — Наверное, сейчас я впервые по-настоящему знаю, о чём ты думаешь. — Это странно. — Разве? — Немного. Это как будто кричать в пещере, но не слышать эхо. — Я пещера? — Ты кто-то в темноте, кто отказывается кричать в ответ, — Минхёк улыбнулся. — Но я рад, что ты можешь слышать меня. Даже если это ничего не меняет. — Это меняет… некоторые вещи. — Какие? — Например, то, что теперь я знаю, что произошло. С тобой. С нами. — И я знаю, что могу доверять тебе. Хёнвон вздохнул, потому что сказал больше, чем должен был. Он начал собирать все пергаменты в папку. — Всё это. Всё, что ты рассказал мне, этого должно быть достаточно, чтобы тебя отпустили. Это и мои воспоминания. — Что? Ты отдал свои воспоминания? — Мне пришлось. — Ты всегда мог соврать. Мои слова ничего не значили бы, ты знаешь это. Ты мог сказать, что ничего не помнишь, тебе бы поверили. Они бы закрыли меня сразу же. — Но я помню. Ты заставил меня вспомнить. — Но ты хотел, чтобы меня наказали по справедливости. Что случилось с этим планом? — Вот именно, что по справедливости. У меня не было причин тебе верить, когда тебя посадили на этот стул. Но сейчас есть. Минхёк как будто бы задышал впервые за несколько часов. Он ничего не сказал, когда Хёнвон поднялся и взял папку здоровой рукой. Минхёк снова посмотрел на лампу. — Не слишком ли мягок ты к этому слизеринцу? Это немного печально, разве нет? Потому что теперь уже поздно. Почему ты не мог быть мягким со мной, когда мы были моложе? — Потому что ты всегда был мудачиной. Они уставились друг на друга. Минхёк тихо рассмеялся. — Да, точно. Хёнвон вышел из комнаты с ощущением того, что этот день закончился, но его дни только начинались.