Гадкий лефкиёнок

      Ярик стоит на обрыве. Под ним — пропасть. Он распахивает большие крылья; они сияют ярче солнца. Ему нужно перелететь через бездну к горе, что клубится жемчужными облаками. Проще простого, но Яриком почему-то овладевает страх. Он не сразу решается сделать шаг в пропасть. Но и назад дороги нет.       Он прыгает и отчаянно машет крыльями. Какое-то время это помогает, но потом он понимает, что крылья тянут его вниз. Он делает частые суетливые взмахи, хватается за воздух, но тщетно.       Ярик падает вниз. В какой-то момент он поворачивает голову и видит свою спину. Крыльев нет. Есть только две ярко-красных полоски на лопатках. От испуга Ярослав падает ещё быстрее, и смерть его неизбежна.       Кажется, полёт длится вечно, как вдруг чьи-то сильные руки прижимают Яра к себе, и он взмывает вверх вместе с тем незнакомцем, который схватил его. Они приземляются на облачной скале, и Ярослав может увидеть спасителя. Это Саша. Саша-лефко, с белой кожей и большими крыльями, почему-то не ослепительно-белыми, а с вкраплениями рябых перьев. Очень красивыми крыльями.       Саша не хочет, чтобы Ярик видел его. Он испуганно отскакивает и теряется в мгновенно окутавшем всё тумане. Но Ярослав всё же хочет поговорить с ним. Он бежит по быстро исчезающему следу Саши. Он не видит его, но знает, куда тот бежит.       Следы выводят его в Центр. Прямо к камерам. И за одной из них Ярик видит Сашу. Тот уже без крыльев. Он сидит в углу, обнажённый, обхватив колени, спиной к холодной стене. В глазах его грусть и обречённость.       — Саша! — зовёт его Ярик, но Казьмин не слышит его: их разделяет толстое стекло.       Ярослав долбит по стеклу, пытаясь обратить на себя внимание Саши, но тот как будто не замечает его. Сколько бы Ярик не стучал, его не видят и не слышат. А по коридору меж тем идёт человек с баллоном и шлангом. Он хочет сделать с Сашей что-то страшное.       Ярик стучит по стеклу ещё отчаяннее, хочет, чтобы Саша бежал, пока не поздно. А мужчина с баллоном уже вплотную подходит к Яру. Он всем видом внушает Ярику страх, и тот ожидает чего угодно. Но мужчина лишь говорит голосом Казьмина:       — Ярослав, вставай!       Баярунас аж подскочил на своей постели, чуть не ударившись о низкую полку, под которой расположился его матрас. Парень огляделся. В маленькой кладовке, где хозяин обустроил ему место для сна, было сумрачно. Свет шёл только из дверного проёма, да и он был почти загорожен фигурой Александра. Тот уже был одет по-деловому: брюки со стрелками, наполовину расстёгнутая рубашка и пиджак нараспашку. Очевидно, Саша собирался куда-то уходить, но перед этим зашёл разбудить Баярунаса.       — А? Доброе утро… — Ярик спросонья плохо соображал. Он был ещё под впечатлением от своего сна.       — Доброе, — усмехнулся Казьмин. — Как спалось?       — Нормально, — пожал плечами Ярослав. Он не собирался рассказывать Александру сон. Решил, что это лишь странная каша из впечатлений прошедшего дня.       — Ну и хорошо. Давай я обработаю твои «боевые ранения».       Ярослав улыбнулся и кивнул, садясь спиной к Казьмину и задирая большую футболку, в которой спал. Он ожидал, что это будет так же приятно, как и вчера вечером, когда Саша исцеловал его спину.       Александр сел на матрас и достал из пакета, который принёс с собой, заживляющий бальзам, ватные диски и упаковку больших пластырей. Он смочил один диск бальзамом и осторожно приложил его к ране. От резкой жгучей боли Ярослав съёжился и сквозь зубы втянул воздух.       — Потерпи, — Саша аккуратно подул на больное место, чтобы ослабить боль, и продолжил протирать едва затянувшиеся порезы.       Ярику с трудом удавалось держаться стойко во время процедуры. Он пытался не думать о боли, занять свои мысли чем-нибудь другим. Из памяти не выходил сегодняшний сон, а также вчерашние ощущения. Особенно тот момент, когда Казьмин дал ему потрогать свою спину. Но больше Саша не рассказывал о себе….       — Саш, ты же тоже лефко? А как ты стал человеком? — задал вопрос Ярослав. Ему хотелось побольше узнать о своём друге-хозяине, да и просто посидеть поболтать.       — Это долгая история, Ярослав, — Александр сделал резкое движение, оканчивая обработку раны. Он будто забыл о прежней аккуратности и сразу посерьёзнел. — У меня нет сейчас времени — я на работу тороплюсь. Освобожусь, тогда расскажу.       Он залепил спину Ярика двумя длинными полосками пластыря и убрал медикаменты в пакет.       — Тебе тоже сегодня нужно начинать работать, — сухо продолжил Саша. — Все указания я тебе дал вчера. В три часа дня к тебе придёт работник из ЦПРС, нужно будет сделать тесты на интеллект и уровень знаний, чтобы знать, как и в какую сторону тебя обучать.       — А что, есть проблемы в моём умственном развитии? — Ярика немного задела сухость Казьмина.       — Это они и должны проверить. Понимаешь, есть люди, которым нужно один раз сказать, как работает та или иная вещь, и они сразу всё поймут. А есть те, которым ещё нужно дотянуться до уровня общеобразовательной школы, — пояснил Александр.       — Понятно, — Ярослав поник. Саша обращался с ним куда холоднее, чем вчера.       Казьмин уже вышел в коридор, на ходу застёгивая воротник рубашки. Ярик последовал за ним, с интересом наблюдая, как он собирается на какую-то неизвестную парню «работу». Вот, накинув пальто, Казьмин обулся у порога и на прощание обернулся к Баярунасу.       — Не забывай пить препарат, каждый раз за полчаса до приёма пищи, — отдал он последние указания. — Тебе нужно есть минимум три раза в день, с интервалом в пять-шесть часов. Твоя еда стоит на верхней полке холодильника. Больше ничего не бери — тебе ещё рано. Себе ужин я приготовлю сам.       — Ага, понял, — кивнул Ярослав.       — Если что, звони. Не скучай. До вечера.       Кивнув Ярославу на прощание, Казьмин вышел. Раздался звук закрываемой на ключ двери. Ярик остался один.       Он не стал вылезать из длинной растянутой футболки, так напоминающей более привычные туники. Парень вернулся в кладовку. Там, в единственном свободном месте рядом с узким проходом, под полками, заставленными различными коробками, было устроено спальное место Яра — старый матрас на пружинах, застеленный постельным бельём, и небольшое пространство для личных вещей. Достаточно для простого слуги.       Ярик влез в резиновые тапочки, в которых удобнее было ходить по квартире, и достал выданные Сашей зубную пасту, щётку и полотенце. Он пока не особо понимал, зачем нужно умываться утром и вечером, но советам хозяина доверял, так как они его ещё ни разу не подвели.       Уже в ванной, выкладывая вещи на полку рядом с зеркалом, что висело над раковиной, молодой лефко ненадолго завис. Его взгляд зацепился за облезающую тонкими лохмами кожу на собственных руках. Заворожённый этим странным зрелищем, Ярик стал соскабливать топорщащиеся кусочки похожих на сухую изодранную бумажную салфетку лоскутков. Белый слой легко поддавался жёстким ногтям парня. Это выглядело для него так дико, но он не мог оторваться — руки слишком чесались и стали слишком шершавыми. Иногда он просто щекотал их, наблюдая, как сыпятся маленькие кусочки сухой кожи. Интересно, насколько он изменился после неудавшегося душа в Центре?       Ярик поднял глаза на зеркало. Оттуда на него смотрел всё тот же белолицый мальчишка, только слегка порозовела кожа вокруг больших испуганных глаз, да лоб и нос покрылись трещинами, как будто на них была облезающая краска. За ночь также начал сходить белёсый налёт с волос, обнажая чёрные корни. Но вот что удивительно: кое-где и чернота стала стираться, образовав — в основном, на затылке — ярко-рыжие пятна. Лишь одна прядь, довольно широкая, оставалась неизменно белой, до странной чистоты белой на фоне этого пятнистого безумия.       Ярослав ещё долго рассматривал себя, потрясённый неожиданным открытием. Ему вдруг захотелось попросить Сашу, как только тот вернётся, съездить с ним в Центр и закончить обработку. Лефко был уверен: когда рядом будет Саша, смывать белый налёт холодным раствором будет не так страшно. Ведь Ярик-то теперь знает, зачем это нужно…       Умывшись, Баярунас, следуя указаниям Казьмина, выпил лекарство и, немного помучавшись с микроволновкой, сумел разогреть себе еду. Как и вчера, через полчаса после принятия препарата живот скрутило, он заурчал, и Ярик поскорее принялся за завтрак, чтоб избавиться от неприятных ощущений. Но и голод теперь не пугал так, как вчера вечером.       После завтрака Ярослав принялся за поручения, оставленные хозяином. На первый день Казьмин попытался выдать максимально простые задания: протереть в доме пыль и помыть полы. Александр пока не научил Ярика обращаться с плитой и стиральной машиной, а про выход за пределы квартиры разговора вообще не шло. Поэтому дел на сегодня у Ярика было мало, но Саша понадеялся, что парень найдёт, чем себя занять: в доме он хранил очень много хороших книг.       Уборка помогла Ярославу на какое-то время забыть, что он, по сути, заперт в четырёх стенах. Да к тому же после завтрака обычно энергичному юноше стало немного тяжелее передвигаться.       Однако прежний энтузиазм быстро вернулся к неугомонному лефко. Убираться было интересно: каждое место таило в себе что-то новое. Множество необычных предметов. Парень с любопытством рассматривал эти предметы, старался угадать, для чего они предназначены и как ими пользоваться. Например, часы. Хотя время в Небесном городе и в Подоблачном Мире измерялось одними и теми же величинами, люди и лефко пользовались разными устройствами. Лефко измеряли время по солнцу, но их приборы были не так точны, как у людей. Лефко вообще была чужда точность.       От долгого разглядывания уборка затянулась надолго. А самое интересное место Ярик оставил напоследок. Кабинет Саши.       Саша был таким умным и таким богатым — наверняка он знал о мире людей всё. А ещё он много знал про лефко и сам когда-то был лефко: Ярослав нащупал его шрамы на спине. Только вот интересно, как он оказался в Подоблачном Мире? Он так и не ответил утром. Может, ответ получится найти в его кабинете?       С этими мыслями парень доканчивал протирать полы. В спальне и кабинете Казьмина лежали ворсовые ковры, а пылесосом Ярик пока не владел, поэтому работал шваброй на кухне, в коридоре и в гостиной. Хотя он и старался сделать всё на совесть, залезая под мебель и в труднодоступные углы, но всё равно очень торопился. Уборку в кабинете он оставил напоследок.       Наконец, можно было заняться кабинетом. Он находился следом за гостиной, и туда вели две большие дубовые двери: из гостиной и из коридора.       Слегка робея, Ярик зашёл со стороны коридора. Он слегка побаивался этого места: здесь всё принадлежало личной жизни Саши, его секретам. Его прошлому. Имел ли право Баярунас заходить сюда? Но ведь Саша ничего не упоминал о запрете на посещение этого места. Да и должен же кто-то здесь убираться. К тому же хозяин и не узнает…       Ярослав мог придумать тысячу отговорок, чтобы усыпить свою совесть. Ему просто было интересно, кто этот Саша. Как он стал одним из самых богатых жителей Като, будучи лефко? Через что ему пришлось пройти и о чём он мечтает?       Боясь, что его могут застать в этой комнате, Ярик почти что крался. Он двигался к столу — самому незаставленному здесь месту, которое можно было протереть. Конечно, ещё стояли шкафы, забитые книгами, да и выпуклая резьба на мебели тоже нуждалась в протирке. Но первым делом — стол.       На столе всё лежало ровно, аккуратно. Письменные принадлежности расположились в органайзере, ничего не валялось просто так. Две книги одинакового размера лежали краешек к краешку, отставленные чуть поодаль, к стене. Ещё были какие-то чертежи, свёрнутые в трубки, и пара журналов о популярной механике.       Однако сильнее всего взгляд бросался на самое светлое пятнышко в дальнем углу стола — крупное перо, размером как раз с перья в крыльях лефко. Оно лежало на толстой папке со вставными листами, уже изрядно потрёпанной и переполненной. Горя любопытством, Ярик подцепил её и притянул к себе вместе с пером, которое тут же и взял, чтобы рассмотреть.       Перо оказалось не чисто белым, а пёстрым. Кроме белых волосков, опахало состояло также из чёрных и рыжевато-коричневых, что, безусловно, выглядело необычно и очень красиво. В ствол пера был встроен стержень шариковой ручки. Весьма практично. Но чем это перо так дорого Александру?       Внезапная догадка заставила Ярика удивлённо уставиться на эту вещицу. Он вспомнил сон, где Саша летал именно на пёстрых крыльях. Но, может, это совпадение? Откуда он мог знать про то, какие крылья были у Саши?       Ярослав зачем-то медленно повернул голову и тут же застыл, широко раскрыв рот от изумления. Его взгляд упал на стену рядом с дверью. Там, распахнувшись во всю ширь, висели крылья. Большие и пёстрые, как во сне Яра, скреплённые каким-то механизмом. Они ослепляли своим великолепием и до боли напоминали Ярику что-то…       Да, он помнил. Был в его «стае» когда-то один лефкиёнок. Яр не помнил уже ни его имени, ни внешности, но одно помнил точно — у него были необычные крылья. Такое не забывается, так как больше таких крыльев Ярослав ни у кого не встречал. Он уже забыл, как познакомился с этим уникумом, знал только, что всегда старался удержать его в шайке — иначе тому странноватому лефкиёнку было бы грустно. Однако Ярик прекрасно запомнил, как они расстались….       — Давай быстрее, он сейчас улетит!       Тонкие пальцы с силой сжимают хрупкое крыло голубя. Десяток любопытных глаз смотрит с интересом: что будет потом?       — Парни, может не надо? — с отчаянием вопит лефкиёнок со странными, разноцветными крыльями.       Он него отмахиваются, как и всегда. Его лефкистические* замашки никого не интересуют. В «стае» его называют Чудачком.       — Если вы не прекратите, я взрослых позову! — тоненький неуверенный голос звучит жалко, но это не мешает мальчику угрожать.       Его мольбы пропускают мимо ушей, однако он не останавливается. И очень быстро шпану окружают взрослые. У Ярика отбирают голубя и больно бьют по рукам. Лефкият хватают за шкирку.       В какой-то момент парень с пёстрыми крыльями оказывается рядом с Яром. Тот в гневе сучит ногами, пока его волокут куда-то. Ярик зол, по его мнению, мальчишка поступил подло.       — Прости… — тот собирается оправдываться, но Ярик его перебивает:       — Стукач! Предатель!       Его волокут дальше, а виноватый взгляд лефкиёнка теряется в толпе взрослых…       — Не буду больше с тобой дружить!!! — во весь голос орёт Ярослав, чтобы «стукач» точно уж понял, что всё между ними кончено.       Оторопев, Ярик не сразу заметил, что на полу, у стены, лежала ещё одна пара крыльев. Совсем обычных, белых, пока что не скреплённых никаким механизмом. Но, сделав всего лишь пару шагов вперёд, Баярунас легко понял, почему именно они здесь. Это были его собственные крылья. Он их тут же узнал: по еле заметным пятнам грязи, сшибленным в драках опахалам и прочим вещам, которые, так или иначе, остаются на крыльях любого лефко как следы интересных историй. Он знал каждый сантиметр своих родных крыльев, и здесь, в кабинете Казьмина, лежали именно они. Как и почему они здесь оказались? Каким образом Саша нашёл их и зачем искал?       Ярик отпрянул назад и больно напоролся на угол стола. Его пальцы совершенно случайно нащупали толстую мягкую папку. Папку, на которой лежало перо.       Раскрыв её, Ярослав чуть не подпрыгнул от радости. Под плотной глянцевой обложкой лежала стопка крупных листов бумаги в линейку, исписанных быстрым подчерком. Вручную. Фактура бумаги периодически менялась — видно было, когда кончались листы и вставлялась пачка новых. И все они были исписаны, а письмена разделены по датам.       Ярослав затаил дыхание, благоговейно поглядывая на первую страницу. Дневник Саши — вот к чему он прикоснулся. Его жизнь, его истинная личность. Его тайны. Но имеет ли совершенно чужой парень право читать это? Хотя…. Раз Казьмин не удосужился убрать его подальше, значит, не так боялся. И вообще, разве он узнает?       И всё же с волнением Ярик погружается в чтение, словно самостоятельно переживая моменты жизни Саши.       

«23.04.2009

      Вот так. Я всё-таки решился. Не знаю, почему, но теперь я стал товаром в Центре Предоставления Рабочей Силы. Даже не верится, что всё произошло. Это как в первый раз прыгнуть вниз: решиться страшно, но в полёте паника проходит — начинаешь приспосабливаться.       Однако здесь, хотя всё позади, мне всё-таки страшно. У нас не любили говорить о Подоблачном Мире, поэтому я не знаю, что будет дальше. Я не знаю, как себя вести и как стать хоть кем-то в этом мире. Поэтому я решил завести дневник, чтобы не сойти с ума и записывать свои мысли и идеи, которые в дальнейшем могут пригодиться. Тетрадь я попросил у работника: он против не был.       Итак, вчера утром я явился в ЦПРС. Сам, что особо порадовало местных работников. С меня сняли всю одежду, отправили в душ. Потом меня привели в какую-то белую комнату с кроватью на колёсиках и надели на рот и нос странную маску. После этого я заснул. Проснулся в другой белой комнате, уже пустой, обложенной плиткой. Крыльев уже не было. Очень болела спина.       Потом пришёл человек с баллоном и шлангом. Он оказался неразговорчивым, а я хотел задать ему несколько вопросов. Он начал поливать меня какой-то холодной жидкостью. Я замёрз. Интересно, это так надо, чтобы жидкость была холодная, или им просто невыгодно её греть? Всё забываю спросить.       Когда жидкость кончилась, он ушёл, а я ещё долго приходил в себя. Потом пришёл человек в пиджаке и много о чём меня расспрашивал. Говорил, нужно для документов. От него я узнал, что процедура отрезания крыльев называется «операция», а обливание холодной жидкостью — «обработка».       После человека в пиджаке вновь пришёл человек с баллоном. Но я уже был готов, вытерпел легче. А потом мне сказали, что обработка закончена! Человек сам удивился: белый налёт сошёл за два захода! С другой стороны, это даже хорошо: меня в этот день оставили в покое.       Ночью я плохо спал: мучили раны. Сложно без крыльев: постоянно чувствую, что падаю вперёд. Да и по привычке пытаюсь сделать взмахи. А ещё меня пугает, что кожа стала тёмной и немножко покраснела. Говорят, раздражение.       Меня перевели в камеру для обработанных. Там теплее, есть постель, а в стенах — шкафчики для личных вещей. Выдали одежду. Она очень плотная и жёсткая, непривычно. Днём не было свободного времени вообще. Меня с группой лефко отвели на второй этаж, где находились классные комнаты. Мы делали какие-то тесты и проверяли знания. Это кстати: я мало знаю о Подоблачном Мире.       Завтра обещают начать обучение. Жду с нетерпением. Надо выспаться, хотя с ранами это проблематично. Благо, тут их обрабатывают».       Парень читал с изумлением. В словах Саши, в его сухих, деловых предложениях не просвечивалось страха, как было у самого Ярика, когда он оказался в Центре. Только любопытство, будто Саша пришёл в Центр осознанно и наблюдал за всем как за экспериментом над самим собой.       

«24.04.2009

      Спал я на удивление крепко. Меня разбудила медсестра. Просыпаться было тяжело. Я чувствовал ужасную слабость, потому что уже два дня не видел солнечного света. Мне обработали раны — это больно, но после этого налепили пластырь, и боль притупилась — и дали выпить какую-то жидкость, предупредив, что через полчаса после неё будет болеть живот. Это назвали «голодом». Я пожаловался на слабость, и мне обещали принести пищу — не знаю, что это, но, видимо, оно заменяет питательный свет.       Сейчас я слышу снаружи грохот тележки: очевидно, разносят еду. Я как раз начинаю чувствовать сильную боль в животе. Наверное, о ней говорила медсестра.       На завтрак была молочная каша. Разносчица оказалась разговорчивой. От неё я узнал, что у лефко такие же органы пищеварения, что и у людей, но за ненадобностью они атрофированы. Специальные препараты позволяют им заработать, а приучать лефко к пище начинают именно с молочных продуктов, так как младенцев-лефко матери всё равно кормят грудью, и привычка молоку у них есть. Молочка, пюре и бульоны — вот с чего начинают питаться лефко, желающие стать людьми.       После завтрака нас разделили по группам и отправили в классные комнаты. На занятия. Первые два урока были скучны: правописание и математика. Пишу я грамотно, а математику любил, ещё будучи лефко, так что задачки показались мне в какой-то мере даже детскими. Но, учитывая то, что половина Небесного Города даже не знает о существовании математики, я не удивлён.       Самое интересное началось на последних двух уроках. У нас было обществознание. Вот тут-то было всё, что меня интересовало. Я ведь хотел узнать о мире людей.       Я очень понравился преподавательнице. Наверное, потому что задавал много вопросов. Конечно, большинство вопросов были глупыми и касались само собой разумеющегося — я видел это по её лицу — но я могу простить себя, ведь я пришёл фактически из другого мира. Зато я хоть чем-то интересовался. Другие лефко, казалось, не интересовались ничем. Как они добьются чего-то в мире людей, интересно?       В довершение учебного дня я решил взять что-то почитать. Нам сказали, что обучающий курс очень быстрый и весьма поверхностный, а значит, необходимо самообразовываться. Взял первую попавшуюся книжку в кабинете обществознания. Что-то про экономику. Надеюсь, получится хоть чуть вникнуть.       Книжка оказалась очень сложной, но интересной. Явно не мой уровень пока что. Надо бы записать несколько полезных цитат, в дальнейшем пригодятся…»       Дальше была пара абзацев цитат. Ярослав попытался вчитаться в них, но они были написаны таким сложным языком, что прочитанное в начале предложения забывалось к его концу. Так что вникнуть в суть не получилось. Поэтому он просто перелистнул страницу на следующий день.       

«25.04.2009

      Сегодня и завтра — выходные. Занятий нет. Весь сегодняшний день я просидел с книгой, так как просто скучно. А что ещё делать?       Утро, как и всегда, начинается с того, что нас будят медсёстры. Обработка ран и приём препаратов для пищеварения. Кстати, раны уже почти не болят, но иногда всё равно машинально пытаюсь делать взмахи, а по длинным коридорам пытаюсь пролететь, ведь так быстрее. Это называется «рефлекс». А ещё я частенько ощущаю, будто болят крылья, будто за них дёргают, будто выщипывают. Хотя крыльев давно нет…. Это называется «фантомной болью».       Через полчаса после принятия препарата наступает голод. Уже не такой мучительный. Нам разносят еду.       Обычно после завтрака идут занятия, на выходные рекомендуют выполнять внеклассные задания. Но я новичок, у меня таких пока нет, поэтому я читаю. В выходные камеры открыты, но стоит усиленная охрана. В будние дни после занятий мы возвращаемся в камеры в строго определённое время, там нас обходят медсёстры и выдают препараты. Через полчаса — обед, в рацион уже вводят фрукты и овощи.       После обеда приходят посетители. Большинство из них ходят в отделах уже обработанных и закончивших образование лефко и людей. Я пока нахожусь в отделе частично обработанных: с меня смыли слой белой кожи, да и раны от крыльев перестали сочиться, но пока не зажили, к тому же к человеческой пище я не привык. Но и к нам захаживают: товар можно забронировать.       Ужин начинается после закрытия магазина. Это часов в восемь. В 20:30 ужинаем, в 21:30 — душ. Моемся каждый день. Происходит это так: за 5 минут до этого подаётся звонок, мы убираем матрасы и личные вещи в специальные шкафчики-сейфы в стене, достаём принадлежности для душа. Сверху нам подают воду, которой можно пользоваться полчаса. Она стекает в канализационное отверстие в центре камеры. После душа советуют подождать час, чтобы высохло, а лишь потом доставать вещи.       В это время нам открывают двери, и мы можем ходить по коридорам. В конце нашего коридора есть туалет и умывальник, что очень удобно. Отбой в 23:00, в это время проводится медосмотр и камеры закрываются.       Такой распорядок, сдаётся мне, наскучит уже на второй день, благо, под рукой книги. Надо много читать, чтобы не оказаться дураком…»       Следующие дни принесли Ярику мало чего интересного. Саша с рвением записывал цитаты из столь понравившейся ему книги, забывая о происходящем. Во время учёбы сетовал, что не получается физика и скучна история. Ему была интересна биология, но глубоко вникать в неё он не хотел — не тянуло. И физику, и историю, и биологию предпочитал знать поверхностно. Лишь в концепции. Любимыми оставались математика и обществознание. Им Казьмин посвящал больше всего места в дневнике.       Эти дни Ярослав решил пропустить. По сути, они не давали ему ничего, а читать весь дневник досконально не было времени. Поэтому парень перелистнул сразу несколько страниц и наткнулся на следующую запись:       

«05.06.2009

      Меня купили!!!       Да! Больше никаких тесных камер, скучного распорядка дня и белого кафеля! Я практически свободен!       На самом деле нет. Одна фирма, которая меня купила, собирает бригаду из неквалифицированных рабочих для грязной и рутинной, но не требующей особых знаний работы. И меня вдобавок купили. Теперь у меня больше простора для передвижений и саморазвития, но куда меньше свободного времени, так как придётся работать по 12 часов 5 дней в неделю на отнюдь не лёгкой работе.       Мне выделили место в общежитии, подселили к людям. В отличие от других лефко, купленных в одной партии со мной, я попал в бригаду, где был единственным представителем своей расы. Кто-то в этой бригаде умер, и меня взяли на его место. Это льстит, так как означает, что я смогу ужиться в компании более опытных рабочих, чем инфантильные новички-лефко.       В комнате общежития теснее, чем в камере. И грязнее. Моё личное пространство ограничено кроватью и прикроватной тумбочкой. Больше нет медперсонала: о своём здоровье придётся заботиться самому, хотя на работе за нами и следят медработники. Следят пристальнее, чем за людьми: использование рабов строжайше регулируется законом. Но это не мешает лефко пачками умирать от непривычного труда и банального нарушения техники безопасности.       Что касается питания, то нас кормят в столовых. Для рабов это бесплатно, потому что нам не выплачивают зарплату, а энергию брать откуда-то надо. Работать очень тяжело, как мне сказали.       Работяги приняли меня настороженно: лефко здесь, мягко говоря, недолюбливали. Это стало ещё одним стимулом быть усерднее. Однако мне удалось их даже рассмешить: мне сказали, что впервые видят читающего лефко (мне подарили пару книг из библиотеки ЦПРС, что очень меня тронуло).       У меня сразу появилась кличка — Бабочка. Потому что я был когда-то крылатым и вообще, я хилый, как бабочка, которая не занимается ничем, только порхает с цветка на цветок. Я действительно выгляжу хилым на фоне моих соседей: я только-только окончательно привык к людской пище и не особо утруждался ходить в спортзал в ЦПРС. О чём, я так думаю, завтра пожалею.       Что ж, завтра первый рабочий день. Немного волнительно. Посмотрим, что из этого выйдет…»       Хмм, а вот это уже интересно. Чем там Саша занимался на работе?       

«06.06.2009

      Сегодня я пришёл на завод. Признаться, переживал сильно, ведь передо мной открывалась ещё одна часть мира людей, а я до сих пор не уверен, примет ли меня этот мир.       В нашем цеху работает несколько бригад, каждая выполняет свои задачи. Все работники — люди. На меня там смотрели с нескрываемым чувством превосходства и любопытством: что делает лефко в цеху, где посторонняя помощь и грубая сила не особо нужны? Пусть в одежде я не отличаюсь от человека, но все в цеху уже всё равно узнали, что я лефко.       Наша бригада занималась шлифованием деталей для каких-то машин, выпускаемых фирмой. Так как я пришёл на смену человека, стоявшего у станка, я должен был заняться тем же, чем и он. При виде же станков меня обуяла паника: я понятия не имел, как они работают! Вся бригада сгрудилась вокруг нас с бригадиром, который объяснял мне, что нужно делать. Шутка ли: новичка обучают работать на весьма сложном станке, да к тому же этот новичок — лефко. А здесь считается, что лефко в принципе невозможно обучить ничему сложнее молотка.       Что ж, я был бы рад разрушить стереотипы, но, честно сказать, в принцип работы станка я вник далеко не с первого раза. Очень сложно выполнять определённый алгоритм, когда не понимаешь, зачем он нужен и как работает. Когда нет объяснения собственным действиям. Когда есть страх хоть на шаг оступиться и не знать, как исправить ошибку. Руки привыкли быстро, но всё равно в голове было столько вопросов…       Во время обеда я не постеснялся подсесть к бригадиру и задать ему пару волнующих меня вопросов. Я ожидал, что буду послан, но бригадир, встретившись со мной взглядом, выругался, конечно, но попытался ответить. Увидев на моём лице непонимание и заинтересованность (я уверен, что это было именно так), он сказал: «Шут с тобой, после перерыва подойди, всё покажу». В общем-то, я так и сделал.       Бригадиру понравилась моя заинтересованность. Всю смену он не отходил от меня, подсказывая и показывая, охотно делясь своим опытом и хитростями. Видимо, он был рад, что работа в его команде нашла хоть в ком-то положительный отклик. Это вызвало ещё большее внимание к моей персоне. Сотрудники шептались и зубоскалили, но мне было всё равно: я почти включился в рабочий процесс…       Дальше Ярик читать не стал. История первых рабочих дней Саши была понятна: своим усердием он заслужил и уважение работяг, и любовь бригадира, дорос до его помощника. Всё это было ожидаемо и вызвало восхищение. Какой же Саша всё-таки умный!       

«10.07.2009

      Вчера не мог писать — был в диком шоке…. Наш бригадир вчера утром попал под станок. Руку размозжило по плечо, кровища хлестала вовсю. Его увезли на «Скорой», рабочий процесс немного приостановился. Я был в шоке от увиденного, меня не сразу растормошили. Другие были более привычны: оказывается, такие случаи здесь не редкость, подобное происходит примерно раз в месяц….       За обедом решали, кто теперь будет за главного. Так как я постоянно ошивался возле бригадира и был его помощником, все проголосовали за мою кандидатуру. Моего мнения, естественно, никто не спрашивал. Никто не хотел брать ответственность на себя, и я оказался крайним. Что ж, я постараюсь, хотя до этого я никогда не командовал людьми и плохо разбираюсь в рабочих вопросах.       С нового места всё открывается по-другому. После обеда, слегка разобравшись с новыми обязанностями, я уже начал замечать несовершенства самой организации трудового процесса, а также оборудования и системы безопасности в нашем цеху. Пока я отвечаю только за одну бригаду, но нужно подумать, что я могу сделать со своими возможностями. Проконсультируюсь с остальными бригадирами и любимой книгой, автор которой — известный экономист. Может, его работы подадут мне идейку…»       В дальнейшем записи наполнились размышлениями Александра по поводу полезных нововведений и идеями для проектов. Ярик не стал в них вчитываться и перелистнул сразу на неделю вперёд.       

«17.07.2009

      Бригадир до сих пор в реанимации, состояние тяжёлое. Говорят, не выживет. Это меня напрягает, заставляет сильнее беспокоиться о безопасности производства. Но для некоторых проектов нужно разрешение сверху, а я боюсь, что мои идеи бредовые. К тому же от остальных бригадиров поддержки я не дождался. Никто из них особо не парился по поводу усовершенствования работы, мне чаще всего отвечали «Забей!» и махали рукой.       С подчинёнными я достаточно строг, это необходимо чтобы добиться большей производительности и уменьшить риски травм. Работники ворчат, но слушаются, я добился их уважения и дисциплины. Однако этого мало. Я боюсь своих амбиций.       Вот бы сейчас случилось чудо и бригадир бы мгновенно выздоровел. Во второй половине дня планируется собрание бригадиров с начальниками цехов и кем-то сверху. Я не знаю, что буду говорить. Точнее, у меня есть, что сказать, но все мои проекты…они такие фантастические. Они основаны на кардинальной смене всей основы производства, а к такому вряд ли прислушаются. Мне всю жизнь говорили, что мои идеи — бред. Хоть в своих проектах я и основывался на труде известного экономиста, я всё равно боюсь высказываться.       Собрание через час. Пишу сейчас, чтобы успокоить нервы. Меня трясёт: впервые я буду выступать в окружении важных шишек. Ну что ж, удачи мне…       

***

      Всё прошло отлично! Я аж трясусь от пережитого волнения и счастья! Ко мне прислушались, мои идеи в некоторых местах даже нашли разумными! Мне даже доверили кое-что изменить в рамках своей бригады!       Никогда я не испытывал такого эмоционального подъёма. Я ожидал, что ко мне будут обращаться в лучшем случае скептически. А скорее всего — поднимут на смех. Но меня выслушали, к моим предложениям отнеслись серьёзно. Впервые, ВПЕРВЫЕ! — серьёзно!       Я счастлив. Никогда не думал, что к простому, никому не знакомому лефко прислушается толпа серьёзных, опытных мастеров. Это многого стоит. Я немедленно приступлю к своим обязанностям!»       А дальше на страницах дневника начала разворачиваться головокружительная карьера Александра Казьмина. Получение разряда, ко всеобщему удивлению, конечно же. Через три месяца Саша стал начальником цеха, а уже через год, поступив в университет на экономиста, переквалифицировался и стал бухгалтером, заправляя средствами, поступающими в его цех и ещё несколько других цехов. На следующий год он вовсю занялся переустройством вверенных ему цехов. Поначалу в его размышлениях сквозила неуверенность, он неоднократно писал, что «начальство может не одобрить» тот или иной проект. Однако к концу года осмелел, всё меньше идей оказывались неугодны начальству, а некоторое Александр вообще делал исподтишка. Не всегда выходило как лучше, об этом Саша часто сокрушался в своих записях, серьёзно страдая из-за каждого косяка. На одной должности он продержался порядка четырёх лет, потом, с окончанием заочного курса в университете, его повысили.       Тут-то началось самое интересное. Казьмин не перестал самообразовываться. Ездил по конференциям, знакомился с умными людьми, связи с которыми использовал во благо фирмы. Попутно поднимался по карьерной лестнице и на седьмом году своей жизни среди людей уже стал правой рукой владельца предприятия.       Для общества это был нонсенс: лефко выбрался в люди! Лефко ворвался в высший свет и начал вести научную деятельность в сфере экономики! Неслыханная сенсация! У Александра настал звёздный час. Лекции и семинары стали неотъемлемой частью его жизни. На страницах его дневника начал появляться некто Профессор — учёный, с которым Казьмин консультировался по научным вопросам.       Среди исписанных бумаг попадались похвальные листы, грамоты, обрывки газет, где о Саше писали, копии титульных листов его трудов. На глазах у Ярика Чудачок из его детства становился звездой Като. Но сам дневник открывал совершенно иную, обратную сторону жизни блистательного юноши. Каждый подъём вверх сопровождался десятками падений. Каждый урок был сформирован из ошибок. А ошибки Саша воспринимал болезненно.       

«21.08.2016

      Сегодня состоялась моя первая лекция, посвящённая моим достижениям и моим трудам. Было очень волнительно, так как в аудитории собрались профессора ведущих ВУЗов страны. Сотня опытных учёных слушала меня – лефко без учёной степени, окончившего лишь бакалавриат, и то, заочно. Свои размышления я основывал на трудах одного автора, того самого, книгу которого я впервые взял в классе обществознания в ЦПРС. За столько лет этот человек стал моим кумиром. Быть может, это и сыграло со мной плохую шутку сегодня…       Лекция была принята тепло, но не без ряда весьма скептических вопросов. А отвечать на вопросы мне было проблематично: до этого мне не приходилось общаться с аудиторией, не было практики. Но я всё-таки выкрутился. А вот когда на выходе из зала меня поймал один из учёных, я выкрутиться не смог. Он припас целую охапку возражений в адрес моих теорий и наглым образом стал напирать на меня, втаптывая в грязь все мои разработки. Я пытался отвечать ему, но все мои аргументы он с кровожадным блеском разбивал своими доводами! У нас завязался спор.       Я не вынес, когда он начал поносить моего кумира. Называть его теории «пережитком прошлого» и «бредом слабоумного». «Бредом слабоумного»! У меня не лучшие воспоминания, связанные с этой фразой. Это вывело меня из себя, и я повысил голос. Я орал так, как никогда в жизни. Я покрывал его и его доводы бранными словами, забыв о приличиях и о том, что это «ненаучно».       Остановился я лишь когда он, вжав голову в плечи, испуганно убежал. Тогда я остался один и, к стыду своему, почувствовал, что он прав…       Он так блестяще разбил мои аргументы, что в его правоте не оставалось сомнений. А как моя теория может быть правильной, если её так просто оспорить?       Сегодня я впервые усомнился в непоколебимости утверждений моего кумира. Что-то пошатнулось во мне. Я что, всю жизнь жил иллюзией?       Этими тревогами я поделился с Профессором. Он не похвалил меня за излишнюю экспрессивность, но дал очень мудрый урок. Так я узнал, что ни одна теория не идеальна, в каждой есть брешь, а тот учёный, с которым мне не посчастливилось поспорить, всегда был ярым противником моего кумира и даже завёл с ним весьма жаркую переписку. Профессор посоветовал почитать эту переписку, она могла бы мне пригодиться и дать базу для аргументов в дальнейших спорах. Благо, она есть в Сети.       А ещё Профессор обещал научить меня спорить. Держаться достойно, не лезть в карман за словом, правильно подносить домыслы и факты.       А вообще, мои теории не должны основываться на трудах лишь одного человека. Тогда я буду не учёным, а последователем. Они могут быть базой, но более сильная теория, более совершенная – та, что грамотно сшита из нескольких идей. Этим правилом я пренебрегал раньше и поплатился сегодня сполна. Теперь мне стыдно даже вспоминать этот случай.       Вообще, я не хотел быть учёным. Практическая деятельность в фирме приносит мне больше удовольствия. По крайней мере, там никто с пеной у рта не будет доказывать мне, что я не прав…»       Казьмин ещё долго размышлял и рефлексировал по этому поводу. Ярик не стал читать дальше. Ему вдруг захотелось в конец, в настоящее время. Так как в записях не было никаких воспоминаний о прошлом Саши, то, может, под конец он скажет что-нибудь о Баярунасе?       С громким хлопком на стол плюхнулась оставшаяся часть записей, в руках Ярика остался последний листок. Листок о вчерашнем дне.       

«16.10.2019

      Странная мысль не даёт мне покоя. Решил, вот, записать.       Итак, кто же мы для лефко и кто лефко для нас? Вопрос не из лёгких. Как-то я был свидетелем спора двух групп биологов. Сам я не биолог, но немного в этом разбираюсь. В общем, одни говорили, что лефко произошли от людей, другие — что люди произошли от лефко. Первые ссылались на то, что организму не нужна атрофированная пищеварительная система, так что если бы предками людей были лефко, то у лефко бы не было ЖКТ вообще, а это не так. Вторые утверждали, что человеку для приспособленчества крылья были не нужны, а значит, они никак не могли вырасти в ходе эволюции.       Этот спор продолжался испокон веков, но недавно в него вмешались историки-археологи. Они обнаружили, что все упоминания о человеческих цивилизациях начинаются с определённого периода, ни веком раньше. Как будто человечество резко появилось в один век с уже развитой культурой. Быть может, это не так, и они откопают что-то более раннее. Но находки времён первых цивилизаций говорят о том, что первые люди были, вероятнее всего, крылаты или каким-то образом контактировали с Небесным Городом. Или были сосланы оттуда.       Так что же такое Небесный Город? Это не просто облака — скопления кристалликов льда. Облака бы не выдержали веса лефко, а я помню, что спокойно бегал там, почти не используя крылья. Там намного теплее, чем в Подоблачном Мире, будто кто-то всегда поддерживает нужную температуру. Сдаётся мне, это какой-то огромный древний механизм. Тогда знания лефко, хранящиеся в этом механизме, будут для нас бесценны, пускай даже сами простодушные лефко не подозревают о своих сокровищах.       Я хочу посетить Небесный Город. Мне нечего вспоминать там: я предпочёл бы забыть своё детство. Но каждый день, вот уже на протяжении десяти лет, я ощущаю фантомные крылья. Я хочу полететь туда.       Год назад, как я уже писал, я снял мастерскую и нанял нескольких знакомых инженеров, чтобы они создали летательный аппарат. Аппарат уже опробован, но вот загвоздка: Небесный Город скрывается от людей. Его не видят ни самолёты, ни вертолёты, ни учёные-экспериментаторы.       В чём причина этой паранойи? Почему мы стали врагами? Люди делают из лефко рабов, а лефко страшатся любых упоминаний о людях. Однако я хочу доказать, что мы можем быть сотрудниками. Да, я докажу, что лефко и люди — друзья! Нужно только добраться до облаков.       Быть может, крылья — «пропуск» в Небесный Город? Я выдвинул эту теорию и добьюсь её проверки, чего бы мне это не стоило. Я уже выкупил у одного коллекционера свои крылья. Он долго не хотел отдавать: вещица редкая. Но я не сдался, и теперь они у меня.       Так непривычно проходить мимо и гладить то, что когда-то было продолжением твоих плеч…       Ещё сегодня я купил себе личного слугу. Его зовут Ярослав Баярунас, он — не закончивший обработку лефко. Знакомое имя, но, увы, не припомню, где мог его слышать. Что-то неприятное.       Этот несчастный паренёк будто давит на жалость, пробуждая во мне «материнский инстинкт». Не хочу думать о нём — он мне просто слуга, нельзя вылезать за рамки этих отношений, а то ещё разбалую…»       Ярик резко захлопнул папку. От упоминания своего имени в дневнике Саши по спине пробежали мурашки. И это всё, чего Баярунас достоин — пары сухих абзацев? Хотя, чего уж больше, они знакомы всего лишь один вечер. И всё-таки Казьмин написал о Ярославе. Так приятно…и так страшно…       Поскорее бы вечер! Дневник так и не ответил на главный вопрос: почему Саша стал человеком?