***
— Чего припёрся? — Тсукишима не соизволил повернуться к Куроо, ворвавшемуся в морг с громким «Хэй-хэй-хэй!». Этот дикий ужас почему-то решил размеренную жизнь Тсукишимы превратить в ад фактом своего существования. Стоило Куроо прийти в себя и наконец-то рассмотреть своего спасителя, как изумлённо-радостное «Здоров, очкарик!» («Ещё раз, и отправишься в холодильник»), мгновенно сменившись на «Привет, Тсуки» («Не смей меня так называть»), подсказало, что в морге больше не будет тихо. С чего вдруг Куроо вздумал осчастливить Тсукишиму навязчивым и ежедневным присутствием, оставалось загадкой до первого тупого подката. Но вступать в отношения давно привыкший к одиночеству Тсукишима не собирался. Совершенно абстрагировавшись от общества, он уже и забыл, каково это — общаться, встречаться… влюбляться. Но слóва «нет» Куроо не понимал, не слышал и игнорировал. Особенно после того, как заметил единственный раз проявленную Тсукишимой слабость в ответ на шаловливый поцелуй-укус в шею. — Я тебе пиццу принёс. — Коробка полетела на стол, а Куроо в один прыжок уселся на кушетку, наблюдая, как Тсукишима, не поднимая головы, перебирает бумаги, двумя пальцами небрежно отодвигая коробку, на крышке которой явственно отпечатались жирные пятна. — Я там позаимствовал пару кусков, так что ешь быстрее, пока не остыла. — Слушай… — Тсукишима посмотрел на Куроо. — Исчезни, а? Начинаю жалеть о своём необдуманном поступке по поводу твоего воскрешения. И что ещё за сумка? — Он нахмурился и поёжился от нехорошего предчувствия. — Бокуто меня выгнал. — Куроо пожал плечами, вытащил изо рта комочек жвачки и прилепил его под кушеткой. — Он и сам-то в гараже отирается, и я там просто не помещаюсь. Решил к тебе переехать. Где моя кровать? От подобной наглости у Тсукишимы бровь задёргалась и сжались кулаки. С момента своего возвращения к жизни Куроо и так стал для него проблемной занозой в заднице, но сегодняшнее заявление выходило за все рамки хамства. — Там, — ткнул пальцем в сторону двери, за которой находились холодильники, Тсукишима. — Могу заново трупом оформить. Устроит? — Если ты меня согреешь, вполне, — засверкал улыбкой Куроо, соскакивая с кушетки и наваливаясь на Тсукишиму со спины, заключая в кольцо своих рук. — Не будь таким букой, Кей. Я к тебе с открытым сердцем, а ты меня не хочешь. — Он улыбнулся ещё шире, но тут же заскрежетал зубами, прекрасно зная, чтó набравший воздуха в грудь Тсукишима собирается сказать. — И пошёл ты на хуй со своей справкой! Где я тебе её возьму?! Куроо уткнулся носом в светлые кудряшки и пальцами погладил Тсукишиму по горлу, слегка надавив на подбородок и заставив запрокинуть голову. Мягко прикоснувшись губами ко лбу, Куроо зачастил поцелуями, лаская лицо и снимая с Тсукишимы очки. — Блядь, да что же у меня за непруха такая? — Куроо немного развернулся и прикоснулся к губам Тсукишимы. — На одних медиков-педиков западаю. Дерьмо. — С силой сжав его за подбородок, Куроо, отправив на хер воспоминания о Савамуре, напористо проник языком в рот почему-то переставшего возражать Тсукишимы, не менее страстно ответившего на поцелуй. Впрочем, через пару минут стало ясно, почему. В коридоре, ведущим к «кабинету» Тсукишимы, послышались недовольные голоса и противное дребезжание колёсиков каталок. Куроо взглядом «ну ты и сволочь» посмотрел в светло-карие глаза, тихо фыркнул и, подхватив сумку, быстро скрылся за дверью крохотного туалета, который кроме унитаза, раковины и потрескавшегося зеркала ничем похвастать не мог. С трудом дождавшись, когда свалят посторонние, Куроо с облегчением выскользнул из туалета-пенала, чувствуя, что ещё немного, и клаустрофобия ему обеспечена. В приёмной оказалось четыре трупа и что-то отмечающий в толстом журнале Тсукишима. М-да, судя по всему, технологии современного мира до этого убогого во всех смыслах морга не скоро доберутся. Куроо, прикипев взглядом к сосредоточенному Тсукишиме, внезапно ощутил, как внутри всё задрожало от возбуждения: тот выглядел настолько охуительно-соблазнительно, что сил терпеть больше не было. И плевать на справки и трупы. Быстро прошерстив карманы джинсов и сумки, Куроо разочарованно уставился на единственный презерватив, но смекалка тут же подсказала порыться в аптечке, ящик которой угрожающе болтался на шатком креплении сбоку от стола. Скосив взгляд на Тсукишиму, обматывающего лодыжки трупов бирками, Куроо осторожно приоткрыл аптечку, мгновенно отыскав нужное: не смазка, конечно, но вазелин — средство универсальное. Мысленно угорая над самим собой и ситуацией, Куроо неслышно подкрался к Тсукишиме и сцепил руки у него на животе, резко прижимая к себе худощавого вредину и губами прижимаясь к шее — чуть ниже линии волос, оставляя шикарный засос. — Твою мать! — дёрнулся Тсукишима, затылком ударив Куроо по носу. — Я же сказал — нет! — Да мне, откровенно говоря, глубоко похер, чтó ты там сказал. Достал. — Куроо, оттащив Тсукишиму от трупов, подвёл его к памятной кушетке и пригнул к поверхности. — Просто доверься мне. — Задрав белоснежный халат, он приспустил с Тсукишимы джинсы и трусы. — Тише, тише, Кей, — как заведённый повторял Куроо, которого больше никакой стоп-кран не смог бы остановить. — Тебе ведь нравится, не сопротивляйся. Тсукишима резко выдохнул сжатый воздух сквозь зубы. Нравится. Да как тут не понравится, если последний секс у него лет сто назад был! Ещё и Куроо — ходячий набор феромонов — со своей настойчивостью и беспардонностью. Тут не до справок, хотя краем сознания Тсукишима и продолжал волноваться по поводу собственной безопасности. Хрен знает, где Куроо обитал последние годы и чем занимался, а если ещё вспомнить то состояние, в котором это тело доставили в морг… Чёрт. Не так грубо, идиот. Тсукишима накрыл руку Куроо своей, подсказывая силу и скорость дрочки и невольно прогибаясь в спине, когда пальцы другой руки без особой осторожности проникли в анус. Вот же демон нетерпеливый! Хорошо хоть мозгов хватило на смазку… э-эм, вазелин?! Тсукишима принюхался и коротко матюгнулся — он не сомневался, что это был именно подотчётный ему вазелин. Нет, он точно прибьёт Куроо. Потом. А пока Тсукишима будет наслаждаться движением пальцев на члене, долгожданным проникновением и мощными толчками. И плевать на боль. Слишком хор-р-рошо. Главное, не думать о том, что они в морге и среди трупов, а входная дверь не заперта. Несчастная кушетка колотилась о стену под ритм изнывающих страстью тел, Тсукишима тихо постанывал, закусывая губы, а Куроо шумно дышал и шлёпал его по заднице, что-то довольно приговаривая. Надолго Тсукишиму не хватило: оргазм прошил каждую клеточку тела, безграничной сладостью напоминая, что дрочка дрочкой, а член в заднице — совсем другое дело. Но где ж его взять-то, член этот? Хотя… один уже претендует на постоянную прописку, заранее принявшись отрабатывать благосклонность Тсукишимы. И, надо признать, отработал-напросился, пусть и не особо хотелось рисковать, впуская в свою жизнь это наглое чудовище. Впрочем, судя по пульсирующей в висках мигрени и накатившей тоске, через пару минут Куроо сбежит от него также быстро, как и остальные. Несмотря на то, что Куроо сзади больше не ощущался, Тсукишима продолжал стоять в той же позе, боясь пошевелиться — сейчас любое движение могло обернуться катастрофой. И всё повторится… повторится. Страх и паника захлестнули разум, колени задрожали и задёргались предплечья. Это конец.***
Наслаждение всё ещё гуляло в крови, тонкими иголочками покалывая изнутри кожу. Куроо скинул в урну использованный презерватив и включил воду, быстро ополаскивая лицо и довольно улыбаясь своему отражению в зеркале. Но, вернувшись к Тсукишиме, он чуть инфаркт не заработал: тот со спущенными штанами валялся на полу, скрючиваясь в судорогах и хрипло давясь слюной. — Еба-а-ать! — Куроо подлетел к обморочному телу, не зная, за что схватиться и как помочь. — Кей, ты чего это, а? Кей… Тсуки! — резкий выкрик и звонкая пощёчина, когда тот перестал хрипеть и неподвижно замер. — Эй! — П-прек-крати м-меня б-бить, — с трудом вытолкнул из себя Тсукишима, переворачиваясь набок и подтягивая к животу колени: голой заднице холодно, но сейчас это, скорее, приносило облегчение, чем причиняло неудобство. — Уй-йди. — Ладно, — покорно согласился Куроо. — Я вечером вернусь. «Ага. Вернёшься. Сумку тогда зачем с собой взял?» Хотелось зареветь, но Тсукишима давно уже не плакал. Наверное, даже дольше, чем не трахался. Ха-ха. Разучился. Как и верить людям.***
Куроо не появлялся два дня, завалившись после полудня на третий — навеселе и громко орущий, что надо чаще трахать Тсукишиму. Подобное утверждение озадачило. Тсукишима, молча смерив проспиртованное тело осуждающим взглядом, вопросительно выгнул бровь и поправил очки. Куроо перегнулся через стол, заключил его лицо в ладони и потянул на себя, смачно чмокнув в губы. — Мне крупно повезло! Я такой куш сорвал — закачаешься! — восторженно продолжил орать он. — Пойдём по магазинам, а? Мне не нравится, что ты, словно королева трупов, круглосуточно торчишь в морге и тусуешься только с покойниками. — Тебя это меньше всего касается, — брезгливо отёр губы Тсукишима, приподнимаясь со стула и упирая руки в столешницу. — Пошёл вон. — Спешу и падаю, — агрессивно оскалился Куроо, точно так же облокачиваясь на стол. — Или что, тоже собираешься мне лекции насчёт беспросветно загубленной жизни читать? — Я не твоя мамочка, — ощерился в ответ Тсукишима. — Можешь сгнить в ближайшей канаве, мне плевать. Только исчезни из моей жизни! — Это, по-твоему, жизнь?! — Махнув рукой на окружающую обстановку, Куроо злобно пнул ногой стол и в два шага обогнул его, притягивая к себе Тсукишиму за плечи и заглядывая ему в глаза. — Хочу трахать тебя голого и на кровати. Куроо завладел его губами, целуя с такой страстью и отчаянием, что не ответить было просто преступлением. Но в перерывах между поцелуями, поисками вазелина (Куроо, идиот, не догадался смазку купить!) и срыванием одежды, ни на какие уговоры Тсукишима не поддавался, напрочь отказываясь выходить на улицу. И лишь когда под воздействием умелых рук Куроо он в третий раз обломался с оргазмом, Тсукишима психанул и выдавил из себя согласие, вязкими каплями спермы пачкая поверхность стола и скомканные пустые бланки. Чёртов Куроо.***
— Обязательно надо было тащиться в торговый центр? — зашипел Тсукишима, не в силах больше сдерживаться. Толпа его раздражала и вгоняла в панику, убийственной мигренью разжижая мозг. Но Куроо сверкал энтузиазмом, не обращал внимания на брюзжания и чуть ли не летал от бутика к бутику, таская Тсукишиму с собой за руку, словно ребёнка. — Прекрати. — Он наконец-то выдернул руку и потёр запястье. — Что мы тут вообще забыли? — Что-нибудь непохожее на обвисшие джинсы, растянутую футболку с дырой в подмышке, стоптанные кроссы и разноцветные носки, — затараторил Куроо со скоростью звука, в конце концов, затаскивая Тсукишиму в понравившийся бутик и радостно улыбаясь подошедшей к ним продавщице. … — Ну, вот видишь! А ты боялся. — Безмерно довольный Куроо, размахивая пакетами, собственнически шлёпнул по заднице выглядевшего не хуже иной модели Тсукишиму. — Это оказалось совсем не больно, да? Прям как твоим трупам, ха-ха-ха! — Дебил, тц, — отвернулся в сторону Тсукишима, делая вид, что заинтересовался пирожными в витрине. — Хочешь? — не оставил без внимания его порыв Куроо. — Я вот, например, хочу, — неожиданно сменил он тональность и так посмотрел на Тсукишиму, что у того колени задрожали. Нет. Нет-нет-нет, только не сейчас! Тсукишима с нарастающим ужасом понял, что его трясло отнюдь не возбуждение. Видимо, переизбыток социальности окончательно доконал и без того расшатанные нервы, грозя нешуточным эпилептическим припадком. Блядь, как жопой чуял. — Кей!!! Сквозь призму беспомощности и выворачивающих суставы конвульсий Тсукишима цеплялся за голос Куроо, почему-то впервые за долгое время отринув равнодушие и смирение. Не хотелось помирать настолько примитивно — на руках у раздолбая Куроо, в окружении безучастной толпы и в только что купленных — хоть в гроб ложись! — шмотках, тц.***
Тсукишима очнулся от мерного покачивания. Проморгавшись, он понял, что находится в каком-то парке на лавочке, а Куроо удерживает его голову на коленях и гладит по волосам, неосознанно убаюкивая. Тсукишима продолжал моргать — зрение возвращаться в норму не желало, повергая в уныние. Нет, он, конечно, знал, что когда-нибудь не увидит даже этого серого марева перед глазами, но почему именно сейчас? Куроо что-то пробормотал, прекратил раскачиваться и склонился над ним, надевая очки. — Ты не умер, — его голос странно завибрировал. — Это плохо? — скривил в усмешке губы Тсукишима, наконец-то сфокусировавшись на блеснувших жёлтым глазах, полных тревоги. — Ты лежал неподвижно с открытым ртом и расширенными зрачками… — Куроо, глотая немой вопрос, нахмурился и помог Тсукишиме сесть. Но тот не стал прояснять ситуацию, с грустью отмечая про себя, что подобная стадия эпилептической прострации просто чудом не окончилась его пропиской в морге в качестве «клиента». Тсукишима поправил очки, отмахнулся от помощи Куроо и потянулся всем телом, со вздохом откидываясь на спинку лавочки и невидящим взглядом рассматривая горкой сложенные у ног пакеты. — Охо-хо, очухался, очкарик? Держите. О боже! Тсукишима с ужасом уставился на появившегося из ниоткуда Бокуто, бросившего им на колени баночки с энергетиком. Не узнать его просто невозможно — Бокуто совсем не изменился, если не считать короткой стрижки, тем не менее, по-прежнему уложенной в привычную ещё со школы «совиную» причёску. От него пахло бензином; неопределённого цвета футболка в каких-то разводах обтягивала рельефный торс; широкие ладони, как и огрубевшие пальцы, испачканы затёртым до коричневых пятен машинным маслом. — Я не пью подобную гадость, — брезгливо скривился Тсукишима, протягивая энергетик обратно Бокуто. — Не понял, — угрожающе сдвинул тот к переносице широкие, в разлёт, брови. — Охренел?! Я тут, бля, суечусь, деньги трачу… — Он возьмёт, бро, возьмёт, — быстро заговорил Куроо, прекрасно зная, как отражаются на окружающих подобные вспышки ярости. — Не вредничай, Кей, — незаметно ущипнул его за бок Куроо, пресекая готовое вырваться возражение. — Бокуто помог тебя сюда дотащить, — добавил он примиряюще и немного нервно улыбнулся. — Ты где вообще подобрал этого болезного? — успокоился Бокуто и поинтересовался как бы между делом, но Тсукишиме почему-то стало зябко от странного взгляда, брошенного им на Куроо. — Или ты… охо-хо! Только не говорите, что встречаетесь. — Мы не встречаемся, — запальчиво отрубил Тсукишима, вскидывая подбородок. — Конечно нет, — согласно кивнул Куроо. — Просто живём вместе и трахаемся. Веришь-нет, бро, но у нас любовь. Бокуто часто заморгал, сжимая внушительные кулаки, а Тсукишима с трудом подобрал отвисшую челюсть. Какая, на хрен, любовь?! Похоже, последствия передоза начали сказываться, раз у Куроо окончательно поехала крыша. Не собираясь и дальше выслушивать этот бред, Тсукишима втиснул в руки Куроо так и не открытую банку энергетика, поднялся и поспешил свалить куда подальше. Продолжать-начинать знакомство с Бокуто не было никакого желания, как и потакать очередным заёбам Куроо. — Оставь меня в покое, — рявкнул Тсукишима, попытавшись вырвать локоть из захвата. — Пакеты помоги донести, — и бровью не повёл на чужое недовольство Куроо. — И ты не туда идёшь. Я же говорил… — Оставь. Меня. В покое! — Тсукишима постарался успокоиться, ему только нового срыва не хватало. — Что тебе нужно? — Ты и нужен, — огрызнулся Куроо, начиная злиться. — Я квартиру снял. Минут пять пешком от твоего морга. Так что сверни направо и помоги мне, наконец, с пакетами. — Что-либо объяснять Куроо больше не собирался, давно уже уяснив, что с этим упрямцем проще разговаривать действием и хорошим трахом.***
Назвав квартирой заплесневевшую по углам крохотную комнатушку, Куроо этой жилплощади явно польстил. Но хоть закуток с туалетом был больше, чем у Тсукишимы на работе, и даже радовал ржавым душем и дыркой слива в полу. Зато кровать превзошла ожидания как своей новизной, так и размерами. Тсукишима бесшумно рассмеялся: Куроо всегда оставался Куроо. «Чёрт с тобой. Чёрт-чёрт-чёрт… Пожалею об этом, как пить дать. — Тсукишима сбросил на пол пакеты и развалился на кровати, приглашающе похлопав рукой по покрывалу. — Неважно. Пусть хоть день, два, неделя. Неважно». Пока Куроо оставлял засосы на его груди, восхищённо хмыкал, закидывая его ноги себе на плечи, и тянулся мозолистыми пальцами к члену — всё неважно.***
Наваждение и двух месяцев не продлилось. Куроо и так-то особо не распространялся, где сутками напролёт пропадает и почему от него временами пахнет женскими духами, но когда в очередной раз он завалился домой пьяным в хлам и с разбитой рожей, Тсукишима понял, что всё, кончилась «сказка». Причём для обоих. Но отказаться от его прикосновений, поцелуев и бессвязного бреда о том, что всё у них будет хорошо, Тсукишима уже не мог. Куроо наркотой въелся под кожу, в каждой клеточке мозга отпечатываясь шальной улыбкой, окружая заботой и взрываясь скандалом при малейшем недовольстве. А недовольство Тсукишимы крепло. Он никогда и ничего не просил у Куроо, не попрекал, не спрашивал, лишь едко комментировал растрёпанный вид и сочувствовал его печени. Но Куроо прочно укоренился в неожиданно проявившейся мании на заботу о Тсукишиме. По началу тот не особо препятствовал, наслаждаясь моментами просветления, но когда дело дошло до запретов, ограничений и беспочвенной ревности, Тсукишима взбунтовался. Больше ни одна их встреча не обходилась без скандала. Куроо срывался на нём при малейшей неудаче, но на утро раскаивался, лез с поцелуями и так искренне верил собственным словам, что Тсукишима опять прощал. Он не мог себе позволить постоянно находиться в стрессовом состоянии — приступы эпилепсии и без того участились, но Куроо по-прежнему не изменял себе — оставался сплошным стрессом. Поэтому, вернувшись однажды с работы и обнаружив в квартире лишь четыре стены и храпящего на полу Куроо в обнимку с Бокуто, Тсукишима молча развернулся и громко хлопнул дверью, чувствуя пламенеющую в сердце ненависть к Куроо и самому себе.***
— Рехнулся? Чтобы я да с бро?! — орал и размахивал руками Куроо, пугая покойников. Нет, реально, Тсукишима готов поспорить, что траванувшая себя девица поморщилась и подмигнула зыркающему на неё единственным глазом бомжу. Кстати, насчёт девицы. — Поставь бутылку на место. — Тсукишима пресёк попытку Куроо стащить со стола пахнувший персиками коньяк и плотнее завинтил крышку. — С ней эту дуру и привезли, — кивок на потасканную жизнью крашеную блондинку. — Блядь, — дёрнул головой Куроо и облизнул губы. — Ты от разговора не уходи. — Какой может быть разговор? Его рука в твоих штанах и твоя довольная рожа — лучшие показатели, — холодно припечатал Тсукишима, отодвигая в сторону бумаги, откидываясь на спинку стула и складывая руки на груди. — Ты спятил! — Куроо окончательно взъярился. — Я с ума по тебé схожу! На кой хрен мне Бокуто сдался! Тсукишима промолчал, продолжая равнодушно разглядывать синяк на скуле Куроо. В голове опять застучали молоточки, а глаза застелила ненавистная хмарь. Больше всего сейчас Тсукишиме хотелось, чтобы Куроо ушёл. — …Я, блядь, всё для тебя! А ты смеешь… Навсегда. — …Кончай хернёй маяться, и пошли домой… Совсем навсегда. — …Ну вот куда ты без меня? Кому ты со своими приступами нужен! А ещё лучше — он уйдёт сам. И от Куроо, и от себя. Но сначала… В последний раз. В последний раз он позволит сухим губам завладеть своим ртом, горячим рукам подхватить себя под ягодицы, а потом забыться в горячечном плену страсти — единственном месте, где они с Куроо всегда существовали в гармонии.