Broken Doll

алёна швец. — Одуванчик. Больно… С этой единственной мыслью Чуя приоткрывает глаза. Кажется в его комнате не было таких тёмных стен? И такой большой и мягкой кровати не было даже у него дома. Боже, кто-нибудь отключите солнце, иначе глаза этого паренька скоро станут белой лужицей. Понимая, что это не его комната, Накахара резко, насколько это было возможно, садится. Голова как будто полная жидкого свинца, все вокруг так закружилось, как в детстве на каруселях, только вот радости и смеха это почему-то не приносит. Чуя оглядывается по сторонам и замечает каштановую макушку рядом с кроватью. Он явно спит и в далеко не в самом удобном положении. Кровать довольно высокая, поэтому он сидел то ли на табуретке, то ли на стуле. Рука этого человека лежит на ладони рыжего, с ней так тепло… Голова устроилась на самом краю матраца, а лицо скрыто за такими мягкими на вид волосами. Кто это? Накахара приглядывается и сам себе не верит, что это Дазай-сан. Что вообще произошло?! Боже, он ничего не помнит! Это незнание так бесит, что молочная кисть балеруна невольно сжимается, из-за чего человек, именуемый Дазаем-саном просыпается.  — М? Чуя… Ты наконец очнулся? — рука, что была на кисти рыжего, убирается и ей протирают уставшие глаза, под которыми залегли неглубокие тени. Чуя правда хочет что-то сказать, но такое ощущение, что в горле великая засуха и голос уехал отдыхать. Вместо любых звуков и слов выдаются хрипы.  — Пить хочешь? — Дазай даже не взглянул на короткие кивки от его подопечного, он уже сразу потянулся за заготовленным заранее стаканом воды. Стоит бинтованному запястью поднести стакан к сухим губам Накахары, как посуду выхватывают жадным движением и агрессивно начинают из неё пить.  — Не пей так быстро… — видимо это надо было сказать раньше, потому что на первых парах горло начало драть и саднить, как будто гвоздей наглотался. Но это рыжего не волнует, он перетерпел неприятные ощущения и допил остатки. Накахара протянул стакан обратно Дазаю и стал резко кашлять. Такое ощущение, что гвозди полезли обратно.  — Ну вот, я же говорил аккуратнее… Ты помнишь, что с тобой случилось? — широкая тёплая ладонь гладит по узенькой и хрупкой спинке. Неожиданно, но рыжему приятно, тем не менее Накахара мотает головой отрицательно.  — А сколько ты тут лежишь, знаешь? — и снова он мотает головой, как немой, — Н-да, это плохо… Ты лежал в отключке четыре дня. Над тобой издевались твои однокурсницы, если быть точнее, то решили напичкать тебя наркотой. Я просто проходил мимо и забрал тебя к себе. Твоя мама, Коё — сан, я до неё так и не дозвонился, но узнал, что она в месячной командировке в Праге.  — Правда? — едва слышно спрашивает Накахара. Голос хриплый и скрипучий, как старое кресло с дачи. Он встал совсем недавно, но силы уходят так быстро и на такие простые действия, что Чуя не может противостоять и ложиться обратно на кровать, едва не придавливая руку Дазая.  — Ты ещё спать? Только же ведь встал, — такой голос был… Как будто с нотками обиды маленького ребёнка.  — Нет… Можно я ещё полежу? — на отрицательный ответ он и не рассчитывал.  — Конечно! Слушай, пока ты не спишь, можешь рассказать о своих отношениях с однокурсницами или может с соседкой по комнате?  — Ну, моя соседка с другого факультета… Если не ошибаюсь, то с Вашего?.. У нас с ней отношения, как у старых супругов. Никто ничего ни от кого не требует, полное доверие, знание друг друга и понимание, — Нет, это все конечно, но после фразы про старых супругов Осаму передернуло. — А что насчёт однокурсниц… Тут все немного сложнее. — А вот это уже настораживает… — Не знаю, со мной как-то с самого начала никто не разговаривал. Мне, в принципе разницы то и нет, в балетной школе большую часть своей учёбы я был один. Они все лишь просто смотрели на меня, но никогда не говорили. Даже за спиной.  — Интересно… Чуя, какой же ты все ещё наивный. Издевательство из-за зависти уже не новость.  — От чего им мне завидовать? Я живу с постоянной болью во всем теле, пока они устраивают свои ночевки, где все веселятся, — Чуя сжимает одеяло в руках. Его все это злит и очень сильно. Он тоже хочет тусовки. Тоже хочет много друзей. Хочет быть как все, но… Он получает только мозоли, бандаж и диету. Ах да, как можно забыть про издевки со стороны, этим тоже приправить можно. — Они имеют гораздо больше чем я, так чему завидовать? — рыжий как будто умоляет дать ему на это ответ и смотрит аккурат в кофейный взор. Такая безысходность отражена в двух озёрах.  — Знаешь, Чуя, люди довольно странные существа. Если человек получает что-то больше чем обычно, ему нужно больше всегда и с каждым разом. Люди как паразиты самих же себя. Думаю ты часто слышал фразу «Цени то, что имеешь», но ведь есть и обратная сторона этих слов. «Держи пока не отобрали» уже не так философски звучит, да? Люди говорят о себе многое, но на деле все мы также остались животными.  — Ненавижу людей…  — Ну-ну, считай ненавидишь себя, свою маму и даже меня! Не стыдно, молодой человек? — шатен правда пытался шутить, чтобы хоть уголочки рта на миллиметр поднялись вверх.  — И то верно. Дазай — сан, а сколько мне лежать у Вас?  — Сколько нужно, Чуя. Пока я не удостоверюсь , что на тебе ни царапинки не осталось!  — Но ведь это долго… Что я маме скажу, её ведь удар хватит, если она обо всем узнает?!  — Ну, в свои восемнадцать все ещё не умеешь врать родителям? Парень, ты как живёшь-то вообще? — Шатен усмехается, но в ответ видит лишь чем-то рассерженное лицо.  — Я никогда не стану врать собственной маме, — сказал как отрезал, у Дазая даже мурашки забегали.  — Ладно, ладно, мистер честность. Просто скажем, что ты был у своей соседки.  — Это не самое лучшее оправдание…  — Сказать что ты у молодого, красивого и полного жизненных сил литератора тоже!  — Вы подходите далеко не по всем параметрам.  — Мог бы об этом в лицо и не тыкать!  — - Хе хе хе, — смеётся. Чуя смеётся. Дазай и сам немного улыбается, позабыв про свое недовольство. Именно в этот момент Осаму поймал себя на мысли, что жизнь не так уж и плоха, если в ней есть это тёплое, капризное, рыжее чудо, которое сейчас так мило хихикает. Возможно он на время отложит лезвия, верёвки и таблетки, ведь Накахара ничего не должен узнать об этом, хотя бинты по всему телу будет скрыть не так просто. Он наверное сможет скрыть это только, если наденет паранджу, но это абсурд, ему как никак не пятнадцать лет, чтобы все доводить до крайности.  — - Ты наверное есть хочешь— литератор спрашивает об этом, хотя точно знает, что в холодильнике давно повесились и мыши, и крысы, и тараканы.  — Было бы неплохо… — Чуе неловко вообще о чем-то просить, он просто не привык это делать.  — Что именно хочешь? Говори не стесняйся.  — Ну… Может быть собу с овощами? — Дазай прикинул сколько это будет готовиться и сколько стоить ингредиенты и понял, что это чуть ли не бич пакет.  — Точно? Может что-то ещё?  — Да, только это.  — Тогда, я сейчас схожу в магазин, посидишь один, хорошо? — Дазай точно понял, что сейчас он накупит очень много, хочет рыжий этого или нет, но шатен будет его откармливать, как русская бабушка. Нельзя быть таким худым! Пока не появятся розовые щёчки вместо острых скул, Чуя может даже не пытаться сбежать. Железная дверь закрывается по ту сторону на ключ хозяином квартиры и Чуя решает, что самое время осмотреть свое временное пристанище. Встать конечно было не очень легко, мышцы болели так, как будто он побывал в роли отбивной. Только сейчас он понял, что одежда — то не его. Иначе как ещё объяснить футболку, которая ему чуть выше колена и трико, у которых гачи подвернутые на несколько раз. Ходит он, как морская черепашка по имени Наташка, но зато с чёткой целью дойти до гостиной. Чуе определенно здесь нравится, интерьер не бросается в глаза и не пестрит, он не кричит о себе громко, он как старый друг, который сядет с тобой рядом в самой хреновой ситуации, тяжко вздознет и обнимет. Даже через холодные стены он чувствует одиночество хозяина. Слишком пусто. Не мешали бы фотографии в красивых рамках, цветы, подушки, статуэтки. Единственное, что есть в гостиной из декора — это плед, не особо мягкий и приветливый. Как домовой, который не особо людей любит. Чуя дохрамывает до кухни и облокачивается на тёмную барную стойку, сразу же на ней до потолка есть полки с целой коллекцией чего-то спиртного. А литератор оказывается любит быть навеселе. Бокалы висят грязные. Тут же рыжего передергивает от такого проявления неряшливости. Он берет тряпку и садится за их протирание до блеска. Все шестнадцать бокалов. Дазай уже набрал полные пакеты всего что только можно и вернулся домой. Идя на кухню он и не думал там увидеть своего подопечного, болтающего ногами под стойкой и натирающего бокалы, попутно напевая что-то под нос. Юный Цезарь, что сказать.  — Вы уже вернулись? — он не отвлекается от процесса, ему осталось всего четыре штуки дотереть.  — Что ты делаешь? — Осаму опускает пакеты на пол и упирает руки в бока.  — Решил протереть бокалы, не могу смотреть на грязную посуду. Это противно, Вам стоит лучше следить за чистотой, — литератор не понял. Его только что отчитали?  — Какая разница, все равно достаю их на только на праздники, — он махнул рукой.  — Один из них был чище чем все другие. Следовательно Вы любите выпить один.  — Ты меня осуждаешь?  — Нет.  — Ну тогда и не предъявляй тут. И ещё, зови меня просто Дазай. Дазай — сан, только для академии.  — Как скажи…жешь. *Потом ты будешь называть меня папочкой*