Забытые тропы

      В Кэналлоа существовало древнее поверье,что осенний ветер приносит тревоги и беспокойство. Говорили: «Астрапово дыханье забирает разум». Может быть, это ветер закружил, сбил с толку Аурелио Ортегу, когда тот решил встать во главе Кэналлоа вместо законного наследника?       Рокэ никогда не верил в приметы, полагая, что причину надежнее искать в слабой человеческой природе, – так жизнь преподносила меньше досадных неожиданностей, – но на другой чаше весов лежала многолетняя преданность и справедливое управление страной…       В кабинете, где его решения ждали Диего Салина и секретарь, зажгли свечи, чтобы рассеять ранние осенние сумерки.       – Дор Филиппо, отныне в Кэналлоа не будет майордомов. Все обязанности передаются моему наследнику рэю Салине.       – Да, соберано.       – Сын дора Аурелио будет в моей свите, когда я отправлюсь в Талиг. Перед моим отъездом освободите их и накажите не покидать Алвасете. Если они подчинятся, их неприятности на этом закончатся.       – А если… – Диего выразительно положил руку на эфес шпаги.       – Если они попытаются сбежать или возьмутся за оружие, я их уничтожу.       – Мне передать это условие рэю Ортеге? – уточнил Эстигуерра.       – Пожалуй, нет… Мне интересно, каковы их искренние намерения, а этого не узнать при помощи угроз. К тому же, полагаю, он и так все поймет, дор Аурелио не глупец.       – Да, соберано.       – И еще: дор Филиппо, отложите мою встречу с епископом Ноймарским, пусть он ждет столько, сколько потребуется, это пойдет только на пользу… Но очень вежливо и со всем возможным почтением к его преосвященству.       – Да, соберано, – Эстигуерра поклонился с улыбкой, предвкушая возможность поставить высокомерного талигойца на место.       Закончив с делами, Рокэ в сопровождении кузена прошел в малую гостиную, где в компании вина, фруктов и холодного мяса их ожидал виконт Валме.       – Благодарю за гостеприимство, господин Первый маршал. Вино отменное, но нельзя ли приказать принести сыру? И тех восхитительных груш, которые были вчера? – непринужденно поинтересовался тот, пробуя приготовленные закуски.       – К Черной крови нет ничего лучше тонко нарезанного подкопченного мяса, – назидательно сообщил Салина. – Но вы, северяне, не разбираетесь в винах.       – Мы просто не считаем необходимым ограничивать свой выбор.       – Не спорь с Валмоном о сырах, Диего, это продлится вечно. А у нас есть более приятные способы скоротать вечер.       – Да, соберано, – Салина отломил веточку позднего винограда. – Меня все-таки тревожит Ортега. Вы отпускаете его, потому что желаете устроить встречу «на мосту»?       Рокэ покачал головой.       – Разрешите полюбопытствовать, что за встреча на мосту? – вытирая руки кружевным платком, уточнил Валме.       – Старая семейная история, – Рокэ было приятно отвлечься от накопившихся неурядиц. – Вы, может быть, слышали о моем предке Рамоне Мориске? Нет? Впрочем, неважно. Он жил очень давно, доводился внуком нар-шаду Альбину, от которого я веду род… У этого Рамона Мориска была мечта – он хотел владеть всей Кэналлоа, чему отчаянно сопротивлялся один из крупных шадов юго-восточного побережья, – теперь это земли рэя Гэриньенте. Война между ними длилась с перерывами около двенадцати лет. Наконец, они договорились о личной встрече, чтобы обсудить условия мира. Оба имели причины не доверять друг другу и в итоге пришли к соглашению, что встретятся на мосту через Гостилью, – по реке как раз проходила граница между землями. На встречу, как вы понимаете, мой предок не явился. Когда шад с небольшой свитой въехал на мост, из засады на него напали воины Мориска, и на том история воссоединения Кэналлоа завершилась… Говорят, всю жизнь после этого Рамон избегал мостов. Кстати, в Парадной галерее есть его портрет, в детстве он всегда казался мне самым неприятным из всех.       – Восхитительно, – откликнулся Валме. – Лишний раз подтверждает, что правителю не стоит обременять себя моральными принципами. Мораль хороша на церковной стезе… Вы когда-нибудь замечали, что некоторые клирики владеют ею, как заправские дуэлянты оружием? Помнится, у Макария Беглеца в «Рассуждениях о человечности» с равной убедительностью доказывалось, что милосердие есть и добро, и зло.       – А мне помнится, что в Лаик эта книга была запрещена, – добавил Салина.       – Лучший способ заставить унара прочитать хоть что-то, не так ли? Словом, на мой вкус, мораль зачастую переоценивают.       Рокэ прикрыл глаза.       – У вас есть очень редкое качество, виконт. Вы не пытаетесь казаться лучше, чем вы есть. Это… освежает.       Валме невинно пожал плечами.       – Батюшка всегда говорил нам с братьями, что наша высшая удача заключается в том, чтобы быть Валмоном. Ему бы, полагаю, ваша история тоже показалась занятной.       – Как здоровье графа?       – Все так же. У него, сказать по правде, новая блажь, – приютил некого астролога, бежавшего из Агариса незадолго до нападения морисков, что, впрочем, доказывает если не его знание науки, то наличие житейской сметки, которую батюшка высоко ценит. Астролог вроде бы составляет гороскопы, в которых всем пророчит смерть… – Валме вдруг осекся. – Вы знаете, он подготовил и ваш гороскоп, который предсказывал смерть до исхода Круга.        – Ну, что ж, не пеняйте ему слишком за эту ошибку, – насмешливо проговорил Рокэ. – Что еще произошло за время моего отсутствия?       Валме и Салина переглянулись. Было ясно, что речь идет не о пустых сплетнях.       – После вашего… исчезновения герцог Ноймаринен объявил себя регентом при его величестве Карле IV. Как вы помните, его величество с сестрами был вывезен из Олларии перед приходом Ракана, и после некоторых приключений попал в руки Северного волка. Посмертный сын ее величества Катарины в Олларии при герцоге Эпине и графе Лэкдеми.       – Эмиль вернулся в Талиг?       – Герцог Ноймаринен дал приказ маршалу занять столицу. Его светлость думает о севере, юг его мало интересует. От границ с Гаунау, Каданой и Дриксен он не оторвет ни одного человека. Батюшка писал, что ведутся переговоры о помолвке короля с внучкой императора Дивина. Пока договоренности в силе, есть надежда, что Гайифа придержит Бордон.       – Весьма любопытно… Придется все-таки встретиться с епископом Ноймарским и прояснить наши позиции. А что Эпине?       – Если вы спрашиваете про земли, то, похоже, они будут переданы под управление короны, не сомневаюсь, что найдутся хитроумные пути, чтобы его величество мог унаследовать их по материнской линии. Кто-то из приближенных герцога Ноймаринена уже, наверное, предвкушает губернаторский пост… А если про герцога Робера, – Валме развел руками. – Вы назначили его Проэмперадором Олларии, и герцог Ноймаринен пока не отменил этого приказа. Вероятно, с прибытием двора в столицу это изменится.       – Окделл?       Брови Валме удивленно поползли вверх.       – О нем давно ничего не слышно. После стремительной, но неудачной карьеры при Ракане, завершившейся убийством ее величества Катарины и графа Штанцлера, он бесследно исчез, что – надо сказать, – не слишком на него похоже, обычно он действует с завидным размахом. Вполне возможно, что в неразберихе, царившей тогда в Олларии, он был убит.       Рокэ поморщился.       – Надор еще… трясет? Были ли землетрясения, завалы, иные бедствия в других областях?       – Нет… – Валме внимательно посмотрел на Первого маршала, словно только сейчас понял что-то важное.– Все прекратилось после вашего исчезновения.       – Хорошо. Придд?       Виконт пожал плечами.       – Где-то в армии, – прозвучал расплывчатый ответ.       – Два к пяти в лучшем случае… – проговорил Рокэ, ни к кому не обращаясь.       Он залпом допил свой бокал и дал знак лакею, чтобы тот снова наполнил его.              * * *       Рокэ отпустил слуг и лег в парадную постель, такую широкую, что заправляли ее с помощью особой палки. Здесь бы лежать не одному, а вместе с веселой нежной подругой, наслаждаться друг другом, встречая рассвет… Он думал, что тут же уснет, но, как назло, сон оказался капризней иной красавицы, пропал, как не бывало. Устав ворочаться с бока на бок и перестав надеяться на отдых, Рокэ лег на спину, глядя вверх, на темный бархатный балдахин. Разные мысли бестолково кружились в голове, вытесняя одна другую.       Он сел и зажег свечу, оставленную у изголовья. Огонек мигнул несколько раз и медленно расцвел на кончике фитиля. Серо-синие краски теней сменились теплыми оранжевыми отсветами, и Рокэ откинулся на подушки. На мгновение ему показалось, что он вернулся в ту комнату в древней разваливающейся башне, где очнулся после смертельного прыжка в прожорливую пасть подземелий Гальтары.       Ему плохо запомнилось само падение, кроме яркого и потрясающе счастливого мига, когда он понял, что парит, совсем как ворон на его гербе. Воздух вдруг стал надежнее земли, он обнимал, мягко и ласково, как женские руки в детстве, и нес со страшной скоростью к башне, чернеющей на фоне багрового заката.       Рокэ пришел в себя в небольшой, продуваемой ветром комнате под самой крышей. Из окон был виден все тот же неизменный закат и залитые его светом бесплодные земли далеко внизу. Он огляделся по сторонам и вздрогнул от неожиданности: в комнате находился еще один человек.       – Вы? – удивленно произнес Рокэ. – Признаться, я рассчитывал на совсем иную компанию, ваше преосвященство.       Епископ Оноре поднял было руку, чтобы поприветствовать гостя привычным благословляющим жестом, но с мягкой улыбкой остановил себя.       – Добро пожаловать, ваша светлость. И я не думал, что так скоро увижу вас вновь.       – Значит, наше недоумение взаимно, – Рокэ неторопливо обошел пустые покои, не желая снова быть застигнутым врасплох. – Позвольте мне быть бестактным и спросить, что вы, – кого еще при жизни называли святым, – делаете в Закате?       Священник наблюдал за ним, но не пытался приблизиться.       – Давайте присядем. Мне представляется, что у нас будет долгий разговор.       Рокэ оглянулся и увидел два появившихся из ниоткуда пыльных потрепанных кресла.       – Почему бы и нет, – задумчиво произнес он. – Похоже, мне больше некуда спешить.       – То, что вы полагаете Закатом, не является им. Мы в некоем месте, или, лучше сказать, точке… Мы здесь лишь для того, чтобы качнуть весы, понимаете?       – Сожалею, но нет.       Рокэ наполнил два старинных кубка золотистым вином, вежливо предложил один из них епископу и пригубил сам.       – Вода, квальдэто цэра! – не сдержался он.       – Вода сопутствует ясности мысли, – мирно отозвался священник.       В горле пересохло еще с момента падения, поэтому Рокэ выпил содержимое кубка, хотя вино, даже не слишком высоко ценимые им «слезы», пришлось бы ему по вкусу гораздо больше.       – По крайней мере, нам не грозит смерть от жажды. Неслучайно Петроний, да и более поздние сьентифики, пишут о том, что из воды произошла жизнь, – заключил он.       – Они ошибаются, – тихо возразил епископ Оноре. – Жизнь произошла из огня, точнее из костров… теперь я это знаю.       – Вот как?       – Костер дает тепло, из него рождается жизнь… Что есть любовь, если не разгорающееся тепло души, в противовес смерти, которая есть вечный холод?       Рокэ не хотелось размышлять на столь отвлеченные темы.       – Боюсь, я потерял нить нашей беседы, святой отец.       Епископ Оноре качнул головой.       – Это не важно, вы поймете потом, когда придет время.       – А разве мое время не прошло?       – Оно еще не начиналось, император.       Рокэ резко поднялся из кресла, сделал несколько быстрых шагов по комнате и остановился у окна, скрестив руки на груди. Он смотрел в закат, пока не заболели глаза. Священник ему не мешал.       – Вы вернетесь и спасете наш мир. Или нет. Это ваше решение.       Показное смирение взъярило Рокэ.       – Вы, должно быть, с кем-то меня спутали, ваше преосвященство. Я не стремлюсь к славе спасителя. Мир может катиться в Закат, мне нет до этого дела. Я просто останусь здесь, в этой башне, буду любоваться окрестными видами вечность…       Епископ лишь улыбнулся в ответ.       – Будь это так, вы бы не оказались здесь, ваша светлость. Благодаря вашему прыжку в бездну многое изменилось. Астрологическое время мира вышло из равновесия, и настоящий Излом между Кругом Скал и Кругом Ветра сместился, он наступит позднее, чем календарный. Это уже небольшая победа. За это время вам необходимо найти тех, в ком течет кровь Абвениев: Повелителей Скал, Ветра, Волн и Молний… Хотя бы трех из них, потому что одного вы сможете заменить в обряде сами.       – Как это ново, – скучающим тоном прервал его Рокэ. – Обычно для спасения мира требуются не только готовность пролить кровь – чужую, разумеется, – но и золото. Чаще всего, нужда в золоте бывает даже больше, чем в крови.       Его слова остались без внимания.       – Вы спуститесь в подземелья под Гальтарой, найдете сердце мира и прольете на него свежую кровь – свою и Повелителей. Тогда, возможно, мир излечится и продолжит быть.       Рокэ смерил священника тяжелым взглядом.       – А что произойдет, если этого не сделать?       – Я могу только предполагать… То, что произошло с Седыми землями, с Бирюзовыми… Природные бедствия, мор… Золотые земли станут непригодными для людей. А затем погибнет и вся Кэртиана.       – И как же выглядит сердце мира? Что это такое?       Епископ смотрел на него с сочувствием и долго молчал.       – Вы поймете, – со вздохом, наконец, ответил он.       Недомолвки опять разозлили Рокэ.       – Весьма странно слышать о кровавых жертвах из уст эсператистского святого, – колко произнес он.       Собеседник развел руками.       – У вас впереди трудный путь, ваша светлость. Я помолюсь за вас.       – Не стоит утруждать себя, отче. Разве вы не слышали, что мне покровительствует Леворукий? И разве здесь, в этой башне, вы не убедились, что ваша вера в Создателя ошибочна?       – Я убедился лишь в том, что не могу понять Его замысла, – чуть помедлив, священник продолжил: – Разрешите спросить, ваша светлость, во что же вы верите?       Рокэ пожал плечами на этот наивный вопрос и неожиданно для самого себя вдруг сказал:       – Я верю в проклятье.       Епископ Оноре поднял на него задумчивый взгляд и медленно подошел ближе.       – Если вы верите в проклятье, поверьте и в благословение, император, – он осторожно, словно боясь, что его остановят, поднял руку и коснулся сухими теплыми пальцами середины нахмуренного лба. – Идите с миром…       Рокэ почувствовал, как от этого прикосновения по телу прошла горячая волна, он невольно закрыл глаза, а – мгновенье или столетье спустя, – когда открыл их, увидел родные скалы Алвасете. В ушах звучали последние слова епископа: «Если вас не затруднит, поставьте за меня свечу, ваша светлость…»              * * *       За окнами сгущались сумерки, однако крики и музыка на площадях становились все громче. Шел третий день венсий в честь возвращения соберано. Рокэ неохотно согласился на торжественный въезд в город, которым открылись празднества. Проклиная в душе поставленный спектакль, но признавая его необходимость, он ехал верхом на удивительной красоты мориске в сопровождении огромной свиты из рэев Эрмандады и приветствовал собравшиеся толпы. Навстречу ему высыпали все жители округи, и радость их была тем горячее, чем яснее они понимали, что возвращение соберано означает конец смуты и возвращение привычного порядка.       Взявшись за дело с необычайным пылом, дор Филиппо предусмотрел развлечения на каждый день венсий: за въездом соберано в столицу следовали представления актеров и выступления акробатов и жонглеров, несколько видов состязаний, ярмарка, танцы… Рокэ был счастлив, что все это может пройти без его участия. Проведя двое суток среди лихо отмечающих праздник рэев, на этот вечер он решил остаться один.       Он приказал принести ему гитару и взял на ней несколько аккордов, но музыка смолкла, так и не родившись, в этот раз гитара не ожила в его руках. Видно, для игры, как и в любви, нужна особая искра, без которой все превращается в бездушную цепь повторяющихся действий. В памяти отчего-то всплыла гитара без струн, которая была с ним в Багерлее. Из всех мелких подлостей и унижений это издевательство казалось самым бессмысленным и в то же время самым острым. Он внезапно понял, что в последний раз играл на гитаре еще до отъезда в Фельп, и от тяжелых мыслей стало совсем невесело.       Стряхнув с себя наваждение, Рокэ поднялся с кушетки: решение пришло молниеносно. Не слушая ни просьб домоправителя Хуана и ни уговоров командира личной гвардии, он приказал не докучать ему глупостями и отправился в город один.       Знакомые улочки Алвасете встретили запахом вина и фруктов, выставленных в бочках на площадях. Городские дворы жили своей жизнью: где-то уже все стихло, а где-то угощались, танцевали, пели, играли. Быстрая громкая речь, шутки, перебранки, – все сливалось в один бурный поток, который уносил далеко от повседневных забот.       Было приятно почувствовать себя гостем в своей столице, перекинуться острым словцом с зазывалами в таверну, бросить кости и дождаться всеобщего ошеломленного вздоха, когда на всех верхних гранях выпало по шестерке, поставить выигрыш на кон и проиграть без сожалений, потому что к плечу льнет сероглазая смешливая девчонка с ярким цветком в темных волосах.       Вместе они вышли на воздух. Не говоря ни слова, девушка взяла его за руку и повела за собой, а едва они свернули за угол, остановилась, крепко обхватила за шею и поцеловала так, словно дышала только им.       Рокэ осторожно взял ее лицо в ладони и наклонился к ней снова, но вдруг остановился. Глаза – один серый, другой серо-зеленый, – смотрели на него жадно и нетерпеливо.        – Неужели совпадение, что мы снова встретились, эрэа?       Девушка в разочаровании даже топнула ногой.       – Невыносим, – пробормотала она.       Теперь Рокэ узнал и ее голос. Хотя с тех пор, когда состоялось их знакомство, прошло много времени, но обстоятельства были очень уж пикантными, чтобы он мог их забыть.       Это история – вполне в духе виконта Валме, – произошла, когда он возвращался из похода в Варасту. В один из вечеров ему довелось лечь спать не позже часа пополуночи, и он заснул, едва голова коснулась подушки. Однако вскоре Рокэ проснулся от странного ощущения, будто кто-то проник в его палатку. Прислушавшись, он убедился, что был прав. Каково же было его удивление, когда он понял, что к его койке осторожно приближается Окделл. В темноте ему показалось, что оруженосец выглядит как-то необычно: очень сосредоточенный и тихий, он даже казался немного старше своего возраста. Рокэ надоело это представление, он привстал, опираясь на локоть.       «Чему обязан, Ричард?»       Странно, но тот не вздрогнул и не принялся судорожно оправдываться. На мгновение Окделл замер, чуть склонив голову, всматриваясь в эра, словно хотел досконально понять, в каком тот настроении, а потом слабо улыбнулся, став пугающе похож на молодого Лита с картины Коро «Четверо», с давних времен хранившейся в Алвасете.       Он скользнул к постели Рокэ, который почему-то даже не пошевелился, легко забрался на кровать и оседлал его бедра, а затем наклонился и поцеловал жарко и неумело, как должен был бы целовать Ричард, если бы Рокэ когда-то об этом задумывался. Внезапное, как удар молнии, и такое же яркое, острое желание прокатилось по всему его телу. Тем временем чужие губы скользнули по его скуле, вниз, к жилке, которая так сильно билась на шее, теплое дыхание согрело ключицу.       Рокэ пришел в себя и осторожно отстранил юношу. Долю мгновения он еще изучал такое знакомое и одновременно чужое лицо, впитывая этот образ, а потом мягко усмехнулся.       «Кто вы?»       Лжеокделл прикусил губу и внимательно посмотрел на него исподлобья, совсем как настоящий.       «Могу быть, кем захочешь», – с легким сожалением отозвался он, наконец.       Рокэ приподнял одну бровь.       «В таком случае странно, что вы выбрали это обличие».       Лжеокделл отвел взгляд, глаза – серый и серо-зеленый – скрылись за густыми ресницами. Он ничего не ответил, едва заметно улыбаясь уголками губ.       Эта неуместная усмешка разозлила Рокэ. Он рывком сел на постели.       «Полагаю, вам лучше исчезнуть».       Юноша под его руками вздрогнул, черты лица расплылись, как во сне, – и вот рядом с Рокэ уже сидела хрупкая светловолосая девушка.       «Мне уйти?» – шепотом спросила она.       Рокэ резко кивнул.       Что же она еще сказала напоследок?.. Что-то глупое и нежное… Из воспоминаний его вернуло легкое, как ветерок, прикосновение к плечу. Девушка решительно взяла его руку в свои.       – Я же просила тебя быть осторожнее. Ты чуть все не погубил.       Рокэ медленно поднес ее ладонь к губам и поцеловал кончики пальцев.       – Люди часто так поступают. А эвро?       Она покачала головой.       – Пойдем со мной.       Рокэ внимательно посмотрел на нее, отвел от лица темные пряди волос.       – Побудьте в этот раз моей гостьей, – предложил он.       Девушка улыбнулась. Она приходила к нему почти каждую ночь до его отъезда.              * * *       В начале месяца Зимних Волн Рокэ выступил в Олларию. Дорога была его давней знакомой, сколько раз с тех пор, как в семнадцать лет он отбыл в Лаик, она расстилалась под копытами его коня… По зимнему времени делали короткие перегоны, пока солнце не исчезало за горизонтом, ехали быстро, ночевать останавливались в деревушках и придорожных гостиницах. То, что он покинул родину, Рокэ почувствовал, когда к нему стали обращаться не «соберано», а «господин регент».       За Змеиным перешейком, соединяющим Кэналлоа и Талиг, зима постепенно вступала в свои права: холодные дожди доставили путешественникам немало неприятных минут. С широкополых кожаных шляп капли скатывались на теплые плащи и рано или поздно находили путь под слои одежды. По утрам землю нередко сковывали заморозки, но это было лучше, чем бесконечная грязь. Иногда выглядывало солнце, – тогда отряд двигался быстрее, находилось время и для скачки, и для коротких привалов.       На подъезде к Виадо, местечку на границе Рафиано и Варзова, мориск Рокэ – караковый красавец-трехлетка Дор начал прихрамывать: нужно было разобраться, перетрудился ли он или потерял подкову. Рокэ приказал отряду остановиться и спешился.       Дор нервно наблюдал за тем, как хозяин обходит его, но ногу послушно поднял: подкова была на месте.       – Расседлайте его, оботрите, накиньте попону, пусть идет налегке, – велел Рокэ.       Пока ему седлали другую лошадь, он решил немного пройтись. Верховая езда никогда его не утомляла, но возможность слегка размяться была кстати.       – Мне сопровождать вас, господин регент? – донесся возглас Валме.       Рокэ отрицательно покачал головой. Он наметил себе дойти до ближайшего поворота и вернуться. Через полторы сотни шагов, там, где дорога закладывала петлю и уходила на север, его внимание привлекли птицы, беспокойно кружащие над раскидистым дубом.       Он прищурился, стараясь разглядеть, что вызвало такой переполох, как вдруг почувствовал, что плечо ожгло, будто кнутом, какая-то сила развернулаего и сбила с ног. На этой мирной безлюдной дороге грохот выстрела прозвучал, как фальшивая нота.       Очевидно, целили в сердце, но пуля лишь слегка зацепила левую руку. Поднимаясь на ноги, Рокэ увидел бегущего к нему вооруженного шпагой мужчину. Истратив выстрел впустую, он хотел докончить дело одним ударом. Его лицо было скрыто шарфом, из-под которого глухо прозвучал молодой голос:       – Отправляйся к своему хозяину в Закат, отродье Леворукого!       Рокэ обнажил шпагу, гадая, слышали ли звук выстрела его люди.       – Вы окажетесь там раньше меня. Кто вы? Назовитесь.       Клинки скрестились, и в первой же атаке Рокэ пронзил горло противника. Он не ожидал, что боец попадется на простой финт, и рассчитывал узнать больше за время схватки, но судьба распорядилась иначе. Опустив шпагу, Рокэ зло наблюдал за тем, что видел не раз: одежда потемнела от крови, лицо побледнело, убитый медленно осел на землю.       – Кто это? Чего он хотел? – раздался взволнованный голос Валме, подоспевшего к месту поединка вместе с тремя гвардейцами. – Вы ранены?       Рокэ пожал плечами и отвернулся от тела. Мертвое молодое лицо, светлые глаза, неподвижно уставившиеся в небо, наводили на неприятные раздумья.       Один из гвардейцев склонился, осторожно расстегнул чужой камзол и осмотрел содержимое кошеля, спрятанного под платьем.       – Немного денег, платок с вышитой монограммой А.Ш., скорее всего, женский, в нем засушенный цветок. А это… – гвардеец потянул за шнурок, показавшийся в вырезе рубашки и разочаровано вздохнул: – Эспера.       – Покажите цветок, – настойчиво попросил Валме.       Он внимательно изучил засохшие лепестки.       – Похож на северный мак… Матушка пыталась выращивать его у нас, но он не прижился. Если меня не подводит память, ей доставили семена откуда-то из Бергмарк или Ноймаринена... Почему этот молодчик хотел вас убить?       – Не знаю. Не сомневаюсь, что после возвращения уже успел нанести не одно смертельное оскорбление, но это лицо мне незнакомо. Очередная марионетка, которую кто-то дергает за ниточки… – с отвращением ответил Рокэ.       Каждый раз при мыслях о том, как легко люди позволяют управлять собой, ему хотелось кого-нибудь убить. Порой ему казалось, что заставить человека сделать что-либо бессмысленное или подлое проще, чем научить собаку служить.       Тем временем виконт, наморщив лоб, смотрел куда-то вверх, явно производя в уме некие вычисления.       – Что вы подсчитываете, Марсель?       – Дни. Успел бы епископ Ноймарский отправить гонца к своему патрону, чтобы тот принял меры, избавившие Талиг от необходимости смены регента.       – Не слишком ли скорые выводы для такого эфемерного основания?       – Как знать, – вздохнул Валме. – Мой батюшка любит говорить, что власть творит с людьми страшные вещи. Правда, обычно, не с теми людьми, которые обладают властью.       Рокэ не стал отвечать. Он вскочил в седло подведенной лошади, распорядился, чтобы безымянное тело похоронили у дороги, и дал знак отряду двигаться дальше. Путь до Олларии был неблизким.