***
Чуя мирно и тихо готовил завтрак. Да уж, давно он не готовил еду не только для себя одного. Даже как-то непривычно было, что ли. Но всё же Накахара — мастер в готовке, Ацуши порой даже завидовал его кулинарным способностям, ибо Накаджима иногда готовил, мягко говоря, не очень. Однако всё же Чуя смог чему-то, но научить своё чудо, чтобы оно хотя бы собственный дом не подожгло, не говоря о том, чтобы это самое чудо, не дай бог, себя случайно не отравило. Но вдруг, совершенно неожиданно раздался телефонный звонок. Чуя был немного удивлён тому факту, что ему позвонила Донцова. Однако это не так уж и плохо, ничего серьёзного, может даже что-нибудь хорошее. — Ну и как у тебя успехи, Накахара? — раздался голос блондинки из трубки, явно слишком воодушевлённой и, может быть, даже самую капельку возбуждённой. Рыжий же немного не понял откуда она успела всё узнать, ибо вопрос явно был про Ацуши. — Да всё хорошо. Вчера хорошо поговорили, сейчас спит. Правда я его немного споил, — последнее предложение Чуя сказал немного неуверенно, даже с некоторой капелькой стыда, — Но откуда ты узнала? И ещё кое-что — как обстоят с нашей крысиной сволочью? — Повтори-ка, ты споил Ацуши? Ох, чувствую ничем это хорошим не закончится, но да ладно. Пф, это и ежу понятно, что ты его нашёл или он тебя. Потому что если бы Ацуши никого не встретил, то пришёл бы обратно. Насчёт Феди, он пока куда-то свалил, но ты не волнуйся, когда вернётся, я ему не дам помешать вашему чудесному воссоединению. Точно, я забыла тебе кое-что сказать — пожалуйста, имей в виду, что он не помнит тебя, хоть ему и сообщили кто ты такой. Он всё ещё верен Крысам и может использовать эти знания, чтобы сказать тебе кое-какие болезненные вещи. — Ты действительно не знаешь нас достаточно хорошо, если считаешь, что грубый Ацуши — это что-то, чего я не смогу выдержать. Я выдерживал его перепады настроения, когда Ацу только вступил в мафию. Вынесу, если это так можно назвать, ненависть и сейчас, — ответил Накахара.***
Ацуши проснулся минут так через сорок, поначалу не открывал глаза, хоть и понимал, что проснулся. Окончательно проснувшись и наконец-то открыв глаза, беловолосый почувствовал резкую головную боль и даже какую-то тошноту. Сначала Ацуши не мог понять, где он находится, да и что с вообще ним вчера было. Однако музыкальные завывания Чуи из кухни отлично справились с задачей «вспомнить всё, что было вчера». Приподнявшись с кровати, Ацуши заметил воду с таблетками. Сразу же поняв, что Накахара приготовил всё это для него, беловолосый сразу же выпил всё, что лежало на небольшом блюдце, запив это дело кислой водой, из-за кислоты которой смог скривиться на несколько секунд. — Заботливый, — сделал вывод Накаджима, взглянув в окно, — Чёрт... Фёдор меня точно убьёт за такое. Хотя... Уходить и не особо хочется. Надо же, у меня прям какое-то дежавю. Слишком знакомое место. Забавно даже, — усмехнулся беловолосый, — Давно я так не напивался. Всё, больше никогда к жизни не притронусь к алкоголю, пить я вообще никаким образом не умею. Хотя... Когда меня это останавливало? Ацуши коснулся до шрама на своей шее, как будто бы там был укус. В голову сразу же полезли всякие воспоминания, даже не особо приятные, шрам всё ещё болел, поэтому беловолосый тяжело вздохнул, вспомнив как получил его...***
Две недели назад Ацуши уже не помнил как всё это началось — вроде бы просто нашёл где-то в доме запасы алкоголя, толком не понимал зачем решил вообще заняться распитием подобного. Даже не различал, что сейчас пил — вроде как, водка. Блондин уже туго соображал, но всё ещё находился в сознании и пока что мог ещё говорить. На душе же как будто бы скреблись кошки, была некая душевная, моральная боль, от которой сердцу хотелось кричать. Может быть, вот она, причина его действий, что привели его к нынешним последствиям? Вполне возможно. Благо его никто не сможет увидеть в подобном состоянии. Дверь хорошо закрыта, почти что заперта, никто не сможет зайти и хоть что-то сказать ему, хоть что-нибудь сделать. по крайней мере так казалось Накаджиме. Поэтому он лишь ещё налил новую партию алкоголя, как бы желая при этом хоть как-нибудь, хотя бы самую малость приглушить боль в своём сердце. Выпив очередную рюмку, Ацуши посмотрел на потолок, подняв свою тяжёлую голову наверх. Вдруг беловолосый почувствовал, что по его лицу что-то начало течь, и этим «чем-то» оказались его слёзы. Горячие, солёные и горькие слёзы. Ацуши уже не мог понять, из-за чего он это вдруг начал плакать и выпускать подобным образом свои эмоции. К этому времени он уже перестал толком соображать, если ещё некоторое время хоть и туго, но соображал, то теперь не мог и это. Возможно, именно из-за этого Накаджима и не услышал стук в дверь, а потом и то, как кто-то эту самую дверь открыл. Но уловив знакомый запах, что далось ему очень даже трудно, Ацуши смог понять в комнату зашёл Достоевский. Беловолосый тяжело вздохнул, ведь думал, что никто не узнает и уж точно не увидит его вот таким — жалким, беспомощным и пьяным идиотом. — Фё-ёдор? — тихо спросил Ацуши, ещё больше покраснев. — Позволь узнать на милость, что ты делаешь? — спросил Достоевский, а беловолосый лишь молчал, как будто бы пытаясь придумать то, что можно было бы ответить. — Неважно, — в конце концов буркнул Накаджима. — Тигрёнок, ты всё время забываешь, что у тебя нет тигриного метаболизма, как ты это обычно называешь. Ты ведь можешь начать пьянеть даже после двух бокалов шампанского. Так что в твоём случае лучше как можно меньше контактировать с алкоголем. Фёдор продолжал что-то говорить и читать какую-то очередную лекцию беловолосому, но Ацуши уже не слушал его, не получалось это никак, да и не особо хотелось. Но вдруг резко, словно взрыв гранаты, Накаджима схватил Достоевского за рукав рубашки, и притянул к себе поближе. — Федя-сан, пожалуйста, оставьте мне метку в знак того, что я ваш. Сделайте это так, чтобы моя регенерация не смогла подействовать и метка осталась со мной навсегда, — вдруг выпалил беловолосый, совершенно не понимая о чём просит и что вообще творит. — Ацуши, ты уверен, что не пожалеешь о содеянном когда-нибудь? Например, завтра? — серьёзно задал вопрос Фёдор. — Да, полностью уверен! Вовсе не пожалею! Потому что... Я люблю тебя! И хочу быть твоим! — выкрикнул Накаджима, чувствую, что от криков горло начало болеть. — Хорошо, только не жалей потом об этом. Беловолосый убрал лишние прядки волос с шеи, чтобы те не смогли помешать процессу. Через несколько секунд смог почувствовать на своей бледной шейке холодные губы Достоевского, а после и то, как его зубы вонзились в кожу Накаджимы. Ацуши было вовсе не больно, вообще не почувствовал боли, лишь некое лёгкое прикосновение, хоть таковым оно и не было. Лишь позже, убирая алые капли крови с шеи, смог что-то почувствовать. Что ж, похоже, что эта самая метка останется с ним навсегда, и возможно, что будет болезненным воспоминанием на всю жизнь.***
Настоящее время Ацуши смотрел на своё отражение в зеркале — всё то же помотанное жизнью выражения лица, ещё красные глаза, но в этот раз ещё более не понятно от чего именно — от слёз или от того, что он вчера напился, а может быть и вовсе всё вместе. Смотреть на себя в таком состоянии тошно и противно, просто отвратительно. Ацуши хотелось разрыдаться, разбить это чёртово зеркало. Но он должен держаться, должен в очередной раз натянуть улыбку или как-нибудь ещё скрыть свои эмоции. Потому что он должен быть фальшивкой, эмоциям нигде нет места. Таковы рамки, которые он сам же себе поставил... Но всё же придя на кухню, настроение немного, но поднялось. Смотреть на рыжего, который что-то готовит и горланит какие-то песни, которые Ацуши не мог разобрать — было очень даже весело. Так беловолосый стоял в дверном проёме, пока Чуя его не заметил: — Доброе утречко, Ацу. Как спалось? Садись, сейчас будем завтракать, — сказал рыжий, улыбнувшись, что немного удивило Накаджиму. Ацуши не понял такую жизнерадостность Накахары, впрочем как и его улыбку в сторону беловолосого. Зачем это вообще нужно? Да и почему кому это надо? Какой смысл улыбаться своему же врагу? А может... Они и не враги вовсе? Кто знает. Но почему-то от улыбающегося Чуи беловолосому стало как-то не по себе, даже немного тошно и неприятно, хотя при этом и некая уютная теплота исходила от рыжего. Странно всё это. — Накахара-сан, вам не кажется слишком глупым вот так общаться с врагом? У вас, что, совсем проблем нет? — недовольно буркнул Ацуши. — Так, поясни-ка, с каких пор мы враги? Я не считаю тебя своим врагом, нам вообще нет никакого смысла враждовать. Проблемы? Не считаю одной не очень приятной ситуации, у меня их нет. И ты не ответил не на один мой вопрос, отвечаю тут только я, — ответил Чуя. Слова рыжего смогли ввести Накаджиму в некоторый ступор. Чуя не считает Ацуши своим врагом — и это факт. Неужели этот рыжий мафиози настолько наивен и глуп, раз не понимает, что Накаджима ему враг, который может запросто его убить? К чему вообще вся эта доброта и дружелюбие в сторону Ацуши? Он, что, заслужил это? Но когда и чем? Это оставалось непонятным для Накаджимы. — Забавный вы, Накахара-сан, хоть и чудной, странный даже, — усмехнулся беловолосый, — На удивление даже сумел выспаться, лет сто уже не делал этого. И да, хоть это немного и странно, но я хочу вам кое-что сказать... Спасибо. На самом деле, я бы провёл с вами побольше времени, но увы, я должен идти. Таков мой долг, — тяжело вздохнул Ацуши, собираясь уже уходить, но вдруг, совершенно резко и неожиданно Чуя схватил его за руку. Рыжий сам не понял, что произошло. Это было так быстро, что он даже не успел сообразить, что сделал. В голове лишь пробежала мысль, что Ацуши вновь может уйти, этого нельзя ни в коем случае допускать. Ни за что и никогда. Чую просто окутал некий страх. Страх того, что самый близкий человек опять уйдёт, будет страдать, быть несчастным, совершит ошибку, о которой будет снова жалеть всю жизнь. — Не уходи, пожалуйста, — тихо прошептал рыжий, даже проступили слёзы, — Тебе ведь это ненужно. Не позволяй другим манипулировать тобой! Разве тебе никогда не хотелось узнать о себе чуть больше? Тебя никогда не волновало кто ты такой на самом деле? Я знаю, тебя пугает неизвестность, ты чувствуешь, что тебе что-то недоговаривают, даже не так, врут и обманывают тебя по полной. Я ведь прав, верно? — на вопрос Чуи беловолосый лишь несколько раз положительно кивнул, — Тогда я могу помочь тебе узнать кто же ты такой на самом деле, Ацу. А ещё я могу доказать тебе, что Достоевский тобой действительно просто пользуется, не любит он тебя, ему нужны лишь твои сила и доверие. Простой эксперимент — ты остаёшься со мной, не связываешься с ним или с кем-либо ещё из Крыс. Если ему и вправду не всё равно на тебя, то он как можно быстрее попытается тебя спасти, плюс у моего дома нет какой-то серьёзной защиты, так что пробраться сюда не составит труда. Ну и что же ты выберешь, Ацуши? Накаджима внимательно слушал рыжего, буквально вслушиваясь в каждое сказанное им слово. Ацуши не знал почему, но он чувствовал, что Чуя его понимает, хочет помочь. Хотелось полностью довериться Накахаре, хоть в голове ещё и гуляли сомнения. Этот эксперимент не казался таким уж плохим, отвратительным или ужасным. Наоборот, хотелось согласиться. Беловолосый хотел узнать о себя, понять самого себя, разобраться в себе. И вот, перед ним стоит неравнодушный к нему человек, который хочет, помочь, протягивает эту самую необходимую руку помощи... — А в чём подвох? — вдруг спросил Ацуши, — Вам ведь это совершенно невыгодно. Прока от ваших действий вам совершенно не будет. Что вы задумали, Накахара-сан? — Ты прав, мне с моих действий совершенно ничего не будет, — усмехнулся Чуя, — Но зато это доказывает тот факт, что я не нанесу тебе никакого ущерба. Скажем так, у меня есть на это свои причины. Так что думаешь, Ацу? — Я согласен! Всё равно мне больше нечего терять. Наверно... — ответил Накаджима, после чего заметно погрустнел. Вдруг Чуя резко схватил цепь с наручниками на концах с тумбочки, что стояла неподалёку, резко нацепил на свою руку и ручонку Ацущи наручники. Да, всё определённо пошло по плану рыжего, тут он нигде пока что не ошибся. Накаджима должен был согласиться, что он и сделал. Всё же в некоторых местах и аспектах он ни капельки не изменился, всё тот же старый добрый Ацуши. Это не могло не радовать Накахару. — Вот и славненько. А это так, чтобы ты не надумал всё бросить. Эксперименты ведь нужно доводить до самого конца, — с воодушевлением сказал Чуя, улыбнувшись. — Накахара-сан, вы извращенец! — выкрикнул беловолосый, немного покраснев. — Говори, что хочешь, но ничего ты не поменяешь. И давай на «ты», — ответил рыжий. Мысленно Ацуши всё ещё ругался как только можно и нельзя на Накахару. Но увы, ничего не поделаешь, слово дал — значит, надо держать. Но даже при этой ругани, как бы то странно не прозвучало, беловолосый был рад тому, что Чуя ему помогает. Может быть внешне Ацуши недоволен до безумия, но внутри он благодарен Накахаре. Какие-то странные чувства переполнили его, такого раньше определённо не было. Но эти самые чувства были приятными. Однако даже при всём выше сказанном беловолосый не забывал о своей миссии — убить Накахару. Ведь сейчас у него есть всё для этого — просто войти в доверие, может даже влюбить в себя, а когда бдительность рыжего ослабнет нанести самый серьёзный, крупный и грубый удар. Только бы всё не обернулось очередным провалом, ведь у него нет права на ошибку, Ацуши не должен ошибаться. Цена ошибки слишком высока для него, если снова ошибиться, то это будет крахом. Накаджима — алмаз, его не сокрушить. Цена вообще не вопрос, именно поэтому он должен сделать всё, чтобы победить. Однако при этом что-то мучило Ацуши, упрямо говоря, что нельзя так поступать. Что это лживый, ложный путь. Он может быть лучше, хочет прожить свою жизнь совершенно по-другому. Ацуши до сих пор не знает, как стать тем человеком, которым он хотел быть. Всё время твердили, что делать и говорить, никто не показал ему иначе как может быть. И теперь, когда Накаджима остался один, куда теперь ему идти? Земля ведь вновь ушла из под ног. Лишь кажется, что он наконец-то упадёт. Однако, раз уж рядом есть человек, которому он, судя по всему не безразличен, сможет наконец-таки помочь? Может быть Чуя и вправду сможет помочь, спасти Ацуши и вновь подарить свет в вечной тьме. Хотелось бы...