***
— В последнее время ты выглядишь очень... Очень паршиво. Что-то случилось? — серьёзно спросил Серёжа, когда Санька, как обычно, зашла к нему. — Всё в порядке, — шепнула она, после сорвавшись. — Да чего ты вообще прицепился?! Думаешь, раз я спасла тебя от Фёдора, так теперь надо мне... Ты чего делаешь?! — Достоевская почувствовала, как Есенин обнял её. — Тебя пытаюсь успокоить, — строго ответил он. — Знаешь же, что я упёртый в подобных аспектах. Не отстану ведь. — Да что ты вообще знаешь-то? Ни-че-го! Ты же... Ни черта не помнишь! Для тебя это ничего значить не будет! А Серёжа-то ещё недели две как всё помнил. Он просто не говорил об этом Саньке. Есенин прекрасно понимал, что вёл себя как козёл по отношению к черноволосой, корил себя за это. А всё просто потому, что были разговоры, на которые им обоим было бы неловко и стыдно выходить. Но сейчас, когда Саньке плохо, она на грани истерики, пришло время сознаться. — Да всё я помню, — признался он. — Сан... — Ты дурак! — крикнула Достоевская, залепив пощёчину Серёже. — Ты хотя бы осознаёшь, как я скучала по всем тем, кого нет в живых, когда ко мне воспоминания вернулись?! Как я по тебе скучала... — Я знаю, что поступил как мудак. Извини... Думал, что сделаю нам обоим как лучше, а вышло как всегда — через задницу. Мы так и не поговорили перед последней миссией. — Шесть лет прошло. Нам нет смысла говорить о том. Все наши товарищи мертвы. Я-я... Просто не знаю... — Это тяжело, да, — тихо сказал Есенин, вытерев слёзы с её бледного личика. — Но Даша ведь ещё жива, — стоило ему это сказать, как вдруг черноволосая вновь зарыдала. — Санька... — Это я её убила! Я... Убийца! Монстр! Злодейка в её истории... Оставь меня! Чего ты вообще ко мне прицепился?! Нельзя привязываться к людям! В какой-то момент произойдёт случайность, и всё! Они умрут! А страдать будешь ты один! Какой вообще во всём смысл?! С ножом в руке играть роль дурочки... Зрачки Серёжи сначала вдруг расширились, а потом точно так же резко уменьшились. Ему ни за что не хотелось в это верить. Да чего греха таить? Он в это не мог поверить. Как? Почему? Каким образом? Есенину хотелось задать эти вопросы в первые секунды. Но какой смысл в подобном? Королева винтовки мертва. Мертва та, кого он уважал, на кого хотел быть похожим, кого считал отличным наставником. Серёжа всегда был тем, кому Донцова могла лишь за пару часов миссии или тренировки сделать уйму замечаний и надавать профилактических подзатыльников. Обычно он всегда бурчал, что однажды превзойдёт блондинку, на что Даша улыбалась, говоря, что будет с удовольствием ждать этого момента. Вот только теперь она никогда больше не дождётся этого. Как можно дожить до чего-то, если ты уже не существуешь? Никак... Даша всегда была сильной. Всегда умела подбодрить, даже когда ситуация казалась уж совсем безнадёжной. Она могла, как толкнуть речь, которая поднимет дух каждому, так и просто обнять, шепнув что-то серьёзное. Дашка не раз вытаскивала своих людей из депрессии из-за огромного провала, когда уже всем кажется, что всё летит к чертям и до бездны не так уж и много остаётся. И наверное, каждый удивлялся такой её силе. Сейчас просто хотелось вновь получить поддержку от Даши, услышать её голос, ощутить присутствие. До ужаса хотелось согреться, когда холод в душе всё больше и больше давил на больное сердце. Хотелось вновь выбраться из этого сплошного кошмара, от которого никак нельзя проснуться. Серёже морально плохо, но вдруг он попытался улыбнуться. И у него получилось — пускай его улыбка была слабой, может, немного натянутой и болезненной. Но он улыбнулся. Донцова всегда твердила, что «улыбнувшись, можно спасти человека», «если и помирать, то только с улыбкой», «даже если всё летит к чертям — просто улыбнись, это поможет». Есенину плохо, но смотря на Саньку, он осознавал, что она чувствовала себя в разы хуже него — ей необходима эта чёртова улыбка. — Ты чего? — не поняла Достоевская, взглянув на него. — Пытаюсь спасти тебя улыбкой, — Серёжа продолжал улыбаться. — Вдруг, поможет. — Дурачок, — болезненно усмехнулась Санька. — Просто не помирай — мне будет этого достаточно. — То есть, тебе лучше? — Думаю, да. Боль не ушла, конечно, но да, мне определённо лучше. Спасибо. — Это радует. — Хей, ты точно всё вспомнил? — Конечно. — Тогда почему тебя я иногда зову Есей? — Моя шалость с платьем, — усмехнулся Есенин. — Я нацепил твоё платье, а Даша это заметила, прозвав меня девчонкой. Поэтому я и Еся. — Твою выходку хрен забудешь, Есе-е-ечка. — протянула Достоевская. — Не делай так. — А я буду. — Да ну тебя, — буркнул он. — Вот ты так всегда. Совершенно безжалостна ко мне. — последние слова Серёжа прошептал, взглянув на Саньку. В этот момент их взгляды столкнулись, как будто они оба вспоминали что-то из прошлого.***
Много лет назад — Серёжа, скажи честно — ты идиот? — спросила Донцова, смотря на парня в платье. — Хотя знаешь, можешь не отвечать. Это утверждение, а не вопрос. Ты идиот. — Это для миссии, — буркнул Есенин. — Сама же говорила, что работать креативно надо. — Да, работать нужно с креативом, но не под девку же косить, — вздохнула блондинка. — Хотя знаешь, ты и есть девка. — Серёж, я платье посеяла где-то. Ты не виде... — Санька зашла в комнату, увидев «чудо», после рассмеявшись. — Классно! — похлопала Дашка. — Стащить платье у подруги. Креативности у тебя не отнимать. Вот ты Еся, стопроцентная. Переодеваться не дам. Пошли работать, Еся. Пока ты окончательно Саньку не раздел.«Если все девушки в нашем отряде были влюблены в Фёдора, то практически все парни хотели быть с Донцовой. И я ничем не отличался от них. До какого-то времени. Спустя некоторое время я понял, что влюбляюсь в младшую Достоевскую»
***
«Мне никогда не забыть вечера, в который я поняла, что влюбилась в Есю. Быть может, из-за этого я никогда не буду прежней»
— Ты как? — спросил Серёжа, зайдя в комнату Саньки, протянув девушке кружку. — Ты же в курсе, что тут не зелёный чай, да? — заметила Достоевская. — Мне лень было искать бокал для вина. Что случилось? — Просто... Понимаешь, порой мне кажется, что я не заслуживаю всего этого. У всех есть крутые способности, а я... А что я? Ну, не эспер, просто человек, жизнь которого порой летит к чертям. В детстве родители вечно ставили мне в пример Фёдора. А я не оправдала ничьих надежд. Я единственная в семье, у кого нет способности. Я никогда не надеялась, что смогу попасть в отряд. Ну понимаешь, сюда берут только одарённых, Донцова дерзнула ради меня. Но стоило ли это того? — Да, стоило, — серьёзно сказал Есенин. — Ты не только прекрасный боец, но и человек. Королева винтовки не прогадала. — Порой мне кажется, что не существует человека, который захотел бы быть со мной. — Быть может, такой уже имеется, он прямо под носом у тебя. — намекнул он. — Ты прав, надо просто продолжать поиски, — Санька обняла Серёжу. — Спасибо, что сейчас рядом со мной. «Чёрт возьми, я добьюсь до этой женщины!»***
А эта история случилась в Новый год. Даша всегда закатывала потрясающие вечеринки, которыми все всегда были довольны. Однако в какой-то момент Саньке стало тошно, смотря на то, как Фёдор и Донцова кокетничали. Достоевская всё больше понимала, что ей ни за что не достучаться до Дашки, что блондинка будет обманута, и Санька на это никак повлиять не сможет, лишь может чувствовать себя совершенно беспомощной перед этой ситуацией. Поэтому, она как можно тише удалилась в коридор, чтобы пойти к себе в комнату. Она шла тихо и медленно, как будто находясь где-то отдельно от настоящей реальности, но вдруг почувствовала, как кто-то схватил её за руку. И взглянув, черноволосая поняла, что этим самым «кем-то» был Серёжа. — Еся, что ты тво... — Тише, — прошептал он. — Закрой глаза и дай мне руку. И вот, с закрытыми глазами, она послушна шла за ним. И наконец услышав, как дверь открылась, Достоевская наконец открыла глаза, не веря в то, что видела. Всю её комнату озаряли гирлянды, из которых получалась надпись: «С Новым годом, Санька!». Кажется, Достоевская даже заплакала от счастья, после переведя взгляд на Есенина, наконец обняв друга. Иногда ей казалось, что одиночество так или иначе будет её вечным спутником. Но именно в ту ночь Санька навсегда осознала одну важную вещь — она никогда не будет одинока. — Спасибо. — шепнула черноволосая, улыбнувшись. «Чёрт возьми, он донельзя тёплый. Не хочу его отпускать, ни за что и никогда»***
— Тоже не спится в последнее время? — спросил Серёжа, залезши на крышу. — А, это ты. Похоже на то, — улыбнулась Достоевская. — Иногда кажется, что этим летом цветут не только цветы, но и нечто другое... — Лето необыкновенно. Кто-то впопыхах спешит за кем-то хорошеньким. Вроде так говорят, да? — Наверное, да. Ты в последнее время изменился. Сколько тебя помню, ты всегда гонялся за каждой встречной юбкой. — Я просто нашёл одну особенную, — шепнул Есенин, поцеловав девушку. — Сань... — он не успел продолжить, как ощутил поцелуй на своих губах. — Еся, я люблю тебя. Сама не знаю, как это произошло, но это факт. — Похоже, что мы оба влюблённые идиоты. Знаешь, в немецком языке есть слово «lebenslangerschicksalsschatz». Это примерно переводится как «главный подарок судьбы». Многие девушки в моей жизни были для меня «beinaheleidenschaftsgegenstand». — Будь добр, по-русски, пожалуйста. — «Почти то, что ты хочешь, но не совсем то». — Как ты это понимаешь? Быть может, прошли бы годы и ты бы понял, что одна из них стала более lebenslangerschicksalsschatz. — Нет, — Серёжа покачал головой. — Lebenslangerschicksalsschatz не возникает со временем. Это чувство возникает мгновенно. Оно течет в тебе, как вода в реке после шторма. Оно одновременно наполняет и опустошает тебя. Ты чувствуешь это всем своим телом, руками, сердцем, нутром, кожей. Ты чувствовала это? — Да, — уверенно заявила Санька. — Если ты не задумываешься, то так есть. Все однажды находят. И, кажется, я наконец нашёл.***
Об их отношениях мало кто знал. Но точно знала Даша, которая всегда поддерживала их. Донцова частенько шутила, что эти двое будут парой, и в какой-то момент они стали. Кажется, Дашка тогда даже бутылку вина открыла в честь этого и дала слово, что никому не проболтается об их отношениях. И правда в том, что никто об этом не узнал. Блондинка всегда держала обещания до самого конца, держала секреты, несмотря ни на какое их содержание. Для каждого в отряде Даша была старшей сестрой, нянькой, организатором всего и вся, профессиональным решателем проблем. Бесплатно и круглосуточно. Быть может, именно поэтому она была любима всеми. Наверняка из-за этого все приуныли, когда однажды Донцова пропала на целый год, уехав во Францию ради работы под прикрытием. Никто из отряда не мог забыть, как встречая блондинку, потрёпанную, всю в ссадинах и шрамах, как каждый чуть ли не рыдал. У Даши тогда тоже текли слёзы, успокаивая всех, что с ней всё хорошо, она в порядке, жива, не пострадала, не стоит плакать из-за неё. Да, пускай даже тогда у Дашки был её немного своеобразный характер. Она могла подкалывать, иногда даже могло показаться, что она издевается над подчинёнными, но все знали, что Даша так поступала для их же блага, для того, чтобы они были не только достойными бойцами, но и людьми. Донцова могла говорить жёсткие вещи, но тем не менее, нужные слова, которые просто надо было услышать. Каждый хотел сказать ей столько всего, рассказать, как она важна, сколько всего значит, но в итоге из уст всегда звучало лишь одно, но такое тёплое, приятное и значимое «спасибо». И Донцова прекрасно понимала, что каждый хотел сказать, ей это было понятно без слов вовсе. Она всем своим сердцем любила их, защищала, ради них готова была сама умереть. Пускай она и взрослая, но некий подростковый максимализм с иногда необдуманными решениями жил в ней. Такую как Даша, никогда нельзя забыть. Она была лучшей. Она была легендой. А легенды, ведь, никогда не забываются.***
Настоящее время — Тоже погрузился в воспоминания? — наконец спросила Санька, выведя парня из некого транса. — Да, — кивнул головой он. — Мы ведь раньше встречались. Так, как так вышло, что мы разошлись? — Ну, где-то за полгода до события той ночи, мы поняли, что просто не подходим друг другу. Но друзьями-то мы потом были до самого конца. — Похоже, что мы единственные бывшие в мире, которые дружат после расставания. Хотя кто бы мог подумать, что мы вновь встретимся? — Мы мертвы шесть лет, Еся. Будь мы живы всё это время, то можно было бы удивиться, но всего лишь ходячие покойники... И я совершенно не знаю, сможем ли мы общаться как и раньше, по нормальному? — Для нас не было этих лет разлуки. Так что, да. Я буду рад вновь быть твоим другом. — Есенин улыбнулся, после серьёзно добавив. — Давай сбежим. — Что? — Послушай, я же вижу, как тебе плохо. Тут даже дело не столь в смерти Донцовой, сколько в твоём брате. Тебе морально плохо находится рядом с ним, работать на него. Нельзя так истощать себя. Давай просто сбежим. Нас не догонят. — Я не могу! — сорвалась Санька. — Просто... Есть один парень, которому я обязана помочь, он мой друг. И Даша тоже этого бы хотела. — А ещё Даша хотела бы, чтобы ты не загнала себя в могилу при жизни. Я, кажется, знаю о ком речь. От Фёдора слышал. Этот парень исчез неделю назад. И что-то мне подсказывает, что у него есть свой человек. Тот человек, который кинется ради него в огонь и воду. Этот парень определённо не сможет пропасть. У него есть надёжная поддержка и опора. Тебя можно понять — ты каждого хочешь спасти от своего брата. И это похвально. Но, может, сначала стоит спасти себя саму? Задумайся об этом. — Обязательно. — В любом случае, я не сбегу без тебя. Если ты останешься тут, то я сделаю то же самое. И буду не давать тебе разбиться о реальность. Так ведь поступают друзья. Не надумывай лишнего. — Серёжа потрепал Достоевскую по голове, от чего у той появился лёгкий румянец на щеках.