***
— Объясни, зачем ты это всё делаешь? — как-то раз холодно спросил Ацуши. — Ты же меня просто ненавидишь. На кой чёрт так стараться? — Дурашка, — в ответ буркнул Чуя. — Нет ни одного фактора или причины испытывать к тебе ненависть. — Ты забрал мои воспоминания. — Я этого не делал, — рыжий звучал очень искренне. — То есть, да, я, конечно, могу поступить подобным образом, но ни за что не отниму у тебя память. Это прозвучит абсолютно безнадёжно, но мне сердце просто не позволит. — Боже, ты безнадёжный романтик. — хмыкнул беловолосый. — Да, — Чуя кивнул головой, после задумавшись на несколько минут. — Да, я такой. — Наверно, в этом мы схожи. — серьёзно сказал Накаджима. — Ацу, то есть ты хо… — Не думай о том, что я хорошо к тебе отношусь. Считаю другом там или что-то подобное. Как минимум потому, что ты — враг Фёдора, а следовательно — в том числе и мой враг. — Так значит, не будь ты на стороне Достоевского, мы могли бы быть друзьями? — слабо усмехнулся Накахара. — Возможно, — Ацуши пожал плечами, после взяв Чую за руку. — Быть может, Фёдор слишком категорически к тебе относится, не прав в некоторых вещах насчёт тебя. Поэтому, да. Если бы не все обстоятельства, то мы могли быть друзьями. Хотя кто знает… — А? — Может и не только друзьями. — Тигр взглянул на рыжего, у которого текли слёзы. — Хей, ты чего ревёшь-то? Не смей ничего надумывать. — Я не реву. — шепнул Накахара. — Ревёшь. — ехидно улыбнулся беловолосый. — Да не реву я! — рыжий вышел из себя. — Не обольщайся слишком сильно. Просто… Ты спас мою жизнь. Наверно, именно поэтому я к тебе так отношусь. Пускай в некотором роде это и глупо. — Отнюдь, — Чуя покачал головой в разные стороны. — Нет никакой глупости в подобном. Ацуши ничего не ответил, как будто бы не находя нужных слов и некого момента. Прошло не так много времени, но он, кажется, стал привязываться к Накахаре. Невероятно медленно, но ненависть к рыжему утихала. Может, это из-за того, что Накаджима видел теперь его с другой стороны, а может и потому, что на это играл фактор чудесного спасения, или может, Ацуши просто смог отдохнуть от Достоевского, оказавшись в совершенно другой атмосфере. Да и Накаджима последние несколько дней косил под больного лишь ради того, чтобы не уходить. Пускай беловолосый убеждал себя, что ему всё ещё плохо, не поправился ещё, а как только восстановиться — сразу к Фёдору. Вот только в глубине души Ацуши не хотелось возвращаться к Достоевскому. Тигру иногда казалось, что на неком подсознательном уровне он доверял Накахаре. И чушь Чуи про кольцо уже не казалось такой уж чушью. И совместные фотографии с рыжим не были жалкими подделками в глазах беловолосого. — Скажи честно, — голос Накахары вывел Тигра из раздумий. — Ты ведь в порядке. Я прав? — Ты это о чём? — Не коси под дурачка. Ты уже несколько дней как здоров. — Какая тебе разница? — хмыкнул Ацуши. — Изначально же у тебя в планах было держать меня на привези, вне зависимости от моих желаний. — Поправка — у меня было в планах вернуть тебе воспоминания. — Так в чём проблема воспользоваться контрактом эсперов и вернуть то, что не принадлежит тебе? — Да не забирал я у тебя воспоминания! — Чуя сорвался. — Каждый раз ты твердишь, что это я виноват! Хотя это вообще, блять, не так! — Тогда почему я ничего не помню? — Не знаю я… Достоевский сделал что-то с тобой, а я… — рыжий с болью вздохнул. — Меня не было рядом… Опять… — Чуя… — прошептал Тигр, смотря на Накахару, который, казалось, сейчас расплачется. — Нет… Всё в порядке! Я в порядке! Иди, веселись! Хочешь к Фёдору? Пожалуйста, я тебя не держу! Твоя одежда на тумбочке… Убирайся из моего дома! Выметайся из моей жизни… — Чуя чуть было не сказал «из моего сердца», но в какой-то момент остановился. — Отлично, я рад, что мы так быстро всё решили. Похоже, я вновь ошибся. Фёдор был абсолютно во всём прав насчёт тебя, — прошипел Ацуши, после отдалившись от рыжего. — Надеюсь, что больше не увижу тебя. Жаль, что убить не могу. Тупое обещание из-за тупого спасения. До никакой встречи, рыжая сволочь.***
— Я вернулся. — тихо сказал Накаджима. — Как Накахара? — спросил Достоевский. — Если ты про отношения, то я к нему совершенно ничего не чувствую. А вообще, он просто отвратителен. — Ты совсем не умеешь обманывать. За столь короткое время он стал значить для тебя слишком многое. Впрочем, это не так уж и важно. — Ацуши! — вдруг раздался чей-то крик, и обернувшись, Накаджима увидел рыжего. — Чуя, что за… — Я, блять, не позволю тебе уйти. — Накахара непроизвольно схватил беловолосого за руку, после взглянув на Фёдора и прошипев. — И не надейся на то, что сделаешь с ним что-то. Вдруг в глазах Ацуши резко потемнело, стало тяжело дышать, он буквально пытался глотнуть хоть каплю воздуха. Сердце бешено забилось, тело начало трясти, кажется, даже судороги пошли, а конечности стали леденеть. Накаджима ощущал мучительную агонию, в то время рыжий пытался хоть что-то сделать и как-то помочь. Ацуши не слышал Чую, вокруг стоял гул, а в глазах был уже туман. И вот, под конец этого, беловолосый потерял сознание, упав на землю. — Ацу! — рыжий был в панике, может даже в истерике, подхватив тело Накаджимы, который, казалось, уже живым-то и не был. — Нет! Ты не можешь умереть! Давай же… Давай! — Можешь не пытаться, — наконец сказал Достоевский. — Знаешь, пора поделиться с тобой. Видишь ли, чтобы заставить тигрёнка всё забыть, пришлось прибегнуть к лекарственным препаратам. — Ты накачал его наркотиками! — сообразил Чуя, окончательно выйдя из себя. — Выражаясь понятным для тебя языком — да. Но понимаешь, эффект приходилось поддерживать, нельзя же было допустить старую оплошность. И похоже, наркотики сыграли своё дело. Похоже, что Ацуши сейчас… Ну, как бы это сказать? Он умирает. Однако, — Фёдор начал вертеть в руке колбу с синей жидкостью, — Вот это — противоядие. И если ввести его в организм Накаджимы, то он выживет. И да, даже не думай о том, чтобы самому сделать подобную вещь — уйдёт месяца два, если не больше. Ему повезёт, если он продержится пару дней, а может быть, всего лишь пару часов. — Чего ты хочешь?! — А ты догадливый. Я отдам тебе противоядие, чтобы Ацуши выжил, но только при одном условии — ты позволишь мне тебя убить, никаким образом не сопротивляясь. Как же там говорилось? Жизнь за жизнь, кажется. Весьма равноценный обмен, не находишь? И да, попытаешься атаковать— я сразу разобью колбу. Выбор лишь за тобой. Так что же ты выберешь, Накахара Чуя? — голос Достоевского начал отдаваться звоном в ушах у рыжего, оказавшись в нелёгкой ситуации. Чью жизнь поставить — его собственную или любимого человека?