***
— Что за…? — Даша открыла глаза, не понимая где оказалась. — Ты наконец проснулась. — улыбнулся Дазай, слегка потрепав волосы блондинки. — Руки не распускай, — прошипела Донцова. —Я никому не позволяю трогать мои волосы. — Как скажешь, — пожал плечами шатен, после начав вертеть в руках жёлтую папку. — Полагаю, ты искала вот это. И тут Дашка поняла как оказалась в чужой квартире. Ну конечно, она следила за Дазаем некоторое время, и, видимо настало время, когда надо было забрать документы, из-за которых и начался весь этот шпионаж. Похоже, что Донцова полностью провалилась. Осаму поймал её с поличным, скорее всего, вырубив ударом по голове. Мало того, что документов у неё нет, так она ещё оказалась, как ей показалось, у врага. — Ну давай, — блондинка закатила голову к потолку, дабы не выдать слёз от осознания провала. — Давай, смейся. — Я не вижу ничего смешного. — Не видит он. — болезненно усмехнулась Донцова. — Ты совсем меня не помнишь, Даша? Мы были с тобой… — Хватит! Я ненавижу, когда люди мне врут и обманывают меня! — крикнула она. — Будь добр, прекрати этот цирк. — Нет, — спокойно ответил Дазай, после покачав головой. — Я не могу. — Почему?! — Потому что я люблю тебя. — серьёзно сказал Осаму, что малость потрясло блондинку. — Завались! — прикрикнула она, после тихо прошипев. — Чёртов долбозвончик… — Откуда знаешь это? — Чего? — Долбозвончик — прозвище, которое ты мне дала буквально с нашей первой встречи. Ты же что-то вспоминаешь? — На что ты намекаешь?! Я люблю Федю и доверяю ему. Я была мертва семь лет, пока он не воскресил меня. — Вообще-то, всего один год, но сути это особо не меняет. Слушай, я могу не знать всего, что Достоевский тебе там наговорил и чему ты именно поверила, но он врёт и использует тебя. Не любит он тебя. Так же, как и ты не любишь его. — Неправда! Я люблю его больше жизни! Не лезь туда, куда не просили! — Это не любовь, а страсть и обожание. — Вздор! Ты не знаешь ни меня, ни… — Дашка еле находила слова, пока слёзы так и хотели катиться по её краснющим щёчкам. — Ни хера ты не знаешь! Я не хочу с тобой говорить! Ты псих! — Ну зна-а-е-ешь, — протянул Осаму. — Ты могла бы дать мне шанс. — Ни за что!***
Так продолжалось и дальше — Даша всё так же ненавидела Осаму и прожигала того своим взглядом. И если Дазай хотел помочь ей всем, чем только можно, то блондинка ни коем образом не принимала эту самую помощь. Донцова — невероятно упёртый человек. И если раньше эта упёртость играла на руку всем, то сейчас лишь мешала. Даша шипела на шатена по поводу и без. Даже если Осаму вообще не собирался никак нравоучать блондинку, а просто задавая какой-нибудь самый простой вопрос, то на него точно так же сыпались угрозы вместе с обзывательствами. Высшей точкой в этом абсурде стал момент, когда Донцова не ела уже несколько дней, отказываясь принимать какую-либо еду, приготовленную шатеном. Пожалуй, это был первый раз в жизни, когда не Даше хотелось придушить Осаму, а Дазаю захотелось придушить блондинку. Ну или как минимум легонько стукнуть. Однако на этот раз шатен решил взять дело в свои руки и исполнить цель — Даша поест. — Ты чего творишь?! — крикнула блондинка, когда Осаму дополнительно связал ей руки, что, безусловно, было почти невыполнимой задачей. Дазай даже сам удивился, как это у него вообще вышло. — Ты поешь. — серьёзно сказал он. — Отвали от меня! Я тебя ненавижу! Ты достал меня уже! Выпусти! — орала Донцова, испепеляя своим взглядом шатена. Но эти оры выше гор достаточно быстро прекратились, так как Даша почувствовала просто невероятные вкусы во рту, она не особо понимала что именно ела. Но, чёрт возьми, как же это было вкусно. Достоевский никогда так не готовил, да и не смог бы, наверное. Дашка это знала наверняка. Блондинка ещё с детства заметила за собой одну странность — от слишком прекрасной на вкус еды она может начать плакать. Конечно, особенно это заметно было будучи ребёнком, но и во взрослом возрасте иногда могло проявиться. Вот как сейчас. — Ты чего плачешь-то? — наконец спросил шатен. — Это… Прекрасно! — ревела Дашка. — Я, конечно, ненавижу тебя. Но, господи, как же ты классно готовишь. — Кто-то просто несколько дней не ел вообще, — улыбнулся Дазай. — Но спасибо. — Заткни хлебалушку, — шикнула блондинка. — И прекрати такими извращениями заниматься. Я и сама поесть могу, немаленькая уже. — Тебя что-то не устраивает? Ты тощая как скелет. И бледная. Не знаю, что ты там ешь, но явно не доедаешь. — Напоминаешь мне моего дедулю. — рассмеялась Даша. — Когда ты в последний раз смеялась? Донцова не ответила. За последние месяцы она вообще не смеялась. Либо делала настолько фальшиво, что сама замечала подобное. Поэтому, такой вопрос от шатена был как нож в спину, соль на незажившую рану. Ей определённо не понравился такой вот допрос. Поэтому, Даша лишь прикусила губу, бросив на Дазая такой обиженный взгляд, который только мог быть. — И ты вновь со мной не разговариваешь. — вздохнул Осаму, на что никакого ответа не последовало.***
— Хей, я знаю, что ты до сих пор на меня дуешься. — Дазай попытался завязать разговор, открывая шкаф с вещами. — В общем, вот. Думаю, тебе не хватало их. Дашка увидела просто целое море своих любимых костюмов. Господи, ей действительно их не хватало — Осаму как в воду глядел. Он не выкинул ни единой вещицы Донцовой. Даже её пижамка, которая выглядела прямо как костюм, сохранилась. В этот момент Даша уже сама не до конца понимала — следовало ли ей по-прежнему ненавидеть шатена или принять тот факт, что у него хранились все её вещи. — Осаму? — Да? — Я тебя, конечно, ненавижу, — прошептала блондинка. — И я без понятия какого чёрта у тебя все мои вещи, но… Тут все мои костюмы! Боже, да я просто в раю каком-то! — Дашка даже накинулась на шатена с объятиями. — Ты меня обнимаешь, — заметил Дазай. — Ты же в курсе, да? — Неправда! — крикнула Донцова, покраснев и убрав руки от парня. — Не надумывай! Ты мне всё так же неприятен! — Да-да, конечно, я понял. — Не смей ржать!***
Даша не понимала, что с ней вообще творилось. Она по-прежнему не переносила шатена, но при этом могла случайно обнять его, через несколько секунд осознавая что натворила и начиная вопить, чтобы Дазай ничего не думал, при этом краснея до ужаса. Донцовой хотелось уже биться головой о стенку из-за такого вот позора. Дашка совершенно не знала, что с ней происходило, пока однажды в голову ей не пришла абсолютно глупая мысль — быть может, это любовь? Однако от такой мысли Донцова постаралась как можно быстрее отвертеться. Ибо ну не может же быть такого. Даша не переносила, ненавидела Осаму. Так каким боком она могла бы влюбиться в такого как он? Тем более, у неё есть Фёдор. Даше сделали предложение, она полностью принадлежит Достоевскому. Плюс, блондинка же любит его. Только вот постепенно у Даши возникало всё больше и больше сомнений по поводу Фёдора. Казалось, она уже не верила и не доверяла ему как раньше. А слова «Люблю тебя», звучащие из его уст, уже не казались ей такими честными и правдивыми. Быть может, и из-за этого Донцова тоже себя накручивала, медленно, но верно убивая себя морально. — Ты в порядке? — спросил Дазай, выведя блондинку из очередных мыслей и переживаний. — Отвянь, — прошипела Донцова. — Ты как обычно так добра со мной, — слегка посаркастировал шатен, после вручив Дашке какой-то ключ. — В общем, мне надо на пару дней из города уехать. И я подумал, что было бы неплохо дать тебе немного свободы. Так что… — Я поняла, — кивнула Донцова. — Спасибо.***
В какой-то момент Дашка всё-таки использовала ключ, чтобы снять с себя цепи. И тут до неё дошло, что сейчас — идеальное время для побега. Но напоследок она решила пройтись по квартире. И всё было даже ничего, пока она не увидела в гостиной фото, на котором она была изображена вместе с Дазаем. Донцова взяла рамку с фотографией, рассматривая её. Боже, какие же они тут оба счастливые. Даша не поняла почему, но вдруг она заплакала. Именно в этот момент она и поняла, что ни за что и ни при каких обстоятельствах не уйдёт от Осаму. Плевать, что это, возможно, единственный шанс на побег. В этот момент Даша осознала одну вещь — она потеряла саму себя. Перестала смеяться и улыбаться. И, кажется, не может даже цвета различить — весь мир, как будто целиком серый. Донцова поставила фото на место, после присев на диван и начав рыдать, совершенно не зная как остановить эти самые слёзы. В тот момент Даше казалось, что совершенно никто ей не в силах помочь, что она совершенно одна.***
— Я вернулся, — сказал Осаму, зайдя в квартиру, после увидев Дашку, которая лежала на диване, свернувшись клубочком. — Ты использовала ключ, но не сбежала… — шепнул шатен в некотором удивлении. — Я ведь больше не дам тебе возможности сбежать, понимаешь? — Понимаю. — шепнула Донцова, смотря на Дазая красными от слёз глазами. — Ты, что, плакала? — Неправда… — Ты не умеешь врать. Рассказывай. — Я-я… Не могу! Это личное! И вообще, это всё дурацкая фотография! — выпалила блондинка, после поняв что сделала. — Еба… — Будешь продолжать молчать? — слегка хитро улыбнулся Дазай. — Нет. Кажется, я просто потеряла саму себя, — и вновь слёзы. — И совершенно не знаю, как вернуть себя обратно. Господи, да кто в принципе смог бы полюбить такую дуру как я? — Я бы смог, — сказал Осаму, серьёзно добавив. — Я люблю тебя, Даша. — Не шути так! — крикнула Донцова, покраснев. — Ты… Грёбанный долбозвончик… — Это можно считать за «И я люблю тебя»? — усмехнулся шатен. — Дурак ты… — прошептала Дашка, облокотившись на Дазая. Донцова лишь периодически всхлипывала, не решаясь что-либо сказать. Даша, так пугающаяся и себя, и немного собственных сил, услышала своё имя из чужих уст, но оно звучало... Иначе? Этот юноша умел говорить имена так, как никто другой? Почему? Откуда это умение? Хорошо ли это? Вопросов слишком много. И усталости, упавшей на тяжелым пледом на тонкие плечи, тоже. И Даше впервые хотелось, а не только нужно и следовало спать. Она чувствовала, как всё пахло чем-то неизведанным и пугающим, и лишь Осаму отдавал уютом, чем-то новым, но до удивления манящим. Как, наверно, самый сказочный сон из всех возможных, но Донцова в сказки не верила, как и в счастливые концы. Так может, пора начать? В сонливости и спутанности дремоты уже нельзя было различить контуры. Перед провалом в сон и наконец мягкую темноту вместе с искрой блеска от Осаму мелькнула лишь одна единственная мысль — Дазай донельзя тёплый.