***
— Так значит, седьмое число. — заметила Даша, с равнодушием смотря на календарь. — У кого-то сегодня день рождения. — усмехнулась Цветаева. — Плевать, — Донцова слегка вскинула бровь. — Я не праздную подобное. Не вижу никакого смысла праздновать прохождение по родовым путям. — Но ты же всегда устраивала всем вечеринки. — Это другое. Себе я ничего подобного не устраивала. Последние семь лет я прекрасно провожу этот день… — Ты каждый раз пьёшь. Хотя нет, не пьёшь — бухаешь ты. — Поправка — вино не бухают. — с умным видом заявила Дашка. — Вино пьют с благородством, чувствуя прекрасное. Донцова и вправду последние года так отмечала свой день рождения — опустошала все свои запасы алкоголя, проклиная себя и медленно вспоминая как же она сумела докатиться до такой жизни. Обычно блондинка либо запиралась дома, либо шла в какой-нибудь бар, после чего еле-еле добиралась до квартиры. Но было и исключение, о котором Дашка вспоминала и с теплом, и с грустью.***
Чуть больше полутора года назад — Осаму? — Дашка слегка косо взглянула на шатена, а потом и на торт. — Что это такое? — Ты, конечно, не празднуешь день рождения, но всё-таки. Так внезапно об этом заявила, если честно. Однако если не хочешь… — Нет-нет, — блондинка замотала головой. — Я не против. Правда, я не совсем знаю, что там надо делать. — Обычно люди задувают свечки, загадывая желание. Кстати, сколько тебе лет-то? — Ну, это секрет, — Дашка загадочно улыбнулась. — Это что-то вроде моей фишки — я никому не говорю свой возраст. Ради прикола даже иногда достаю фальшивый паспорт, чтобы запутать людей. Логично же, что мне не сорок. Чёрт, надеюсь, что я никогда не буду выглядеть на сорок. Хотя, нарушать правила — не порок. Можно и исключение сделать один раз, — Донцова что-то тихонько шепнула Дазаю. Блондинка смотрела на торт, подмечая тот факт, что Осаму каким-то чудом смог найти её любимый торт. Для неё всё это как-то по-новому. Дашка уже не помнила, когда в последний раз праздновала свой день рождения с кем-либо. Это первый раз, когда она не готова себя проклинать за всевозможные грехи, чувствует, что в коем-то веке не одинока и не одна против этого грёбанного, несправедливого к ней мира. Донцова задула свечки, пожелав лишь одного — чтобы всё оставалось так же, как и в этот вечер, чтобы всё наконец наладилось. И переведя взгляд на шатена, Дашка впервые осознала — взгляд и улыбка, как и сам Дазай, донельзя тёплые. Она немного покраснела, не понимая почему, откинув все свои личные предрассудки и тараканов в голове. — Удивительно — ты до сих пор не открыла вино. — Не хочется, — Дашка пожала плечами, став самую малость серьёзнее. — Это не тот повод. Донцова невольно вспомнила все те годы, когда напивалась в свой день рождения в хлам. От таких мыслей ей сразу же становилось противно, а на душе начинались скрестись кошки. В этот вечер Дашка поклялась самой себе, что больше никогда и ни за что не отпразднует такой день с вином и виски. Как вдруг голос шатена вывел её из своих мыслей: — Дарья. — М? — Пообещай прожить этот год и не умереть. — серьёзно сказал Дазай. — Весьма ироничная просьба от самоубийцы. Не находишь? — слегка усмехнулась Дашка, после улыбнувшись. — Обещаю, Ому, обещаю.***
Настоящее время — Блять, — тихо выругалась Донцова, посмотрев на сушки, лежащие на столе. — Ты чего? — спросила Марина, на что блондинка промолчала. — Кстати, ты слышала, что существуют люди, которые, когда предложение делают, дарят сушку, а не кольцо? Боже, это ж такой бред. Я бы за такого придурка замуж не вышла, — от каждого слова Цветаевой Дашке всё больше хотелось врезать, но блондинка лишь сжала кулак, медленно выдохнув. — У каждого свои вкусы, — всё-таки выдала Донцова. — Должно быть, это весьма романтично. По крайней мере, для кого-то точно. В любом случае, мне пора идти.***
Дашка посматривала на бутылку вина, в конце концов запрятав алкоголь куда подальше, решив, что сегодня можно обойтись и без этого. Блондинка медленно расчёсывала длинные волосы, попутно напевая под нос какую-то мелодию, что привязалась к ней, окончательно застряв в её светловолосой головушке. Как вдруг она почувствовала, что её кто-то коснулся. — Сегодня седьмое июня. Пускай последние несколько лет я не предавал значения этому, но поскольку мы сейчас вместе — чего ты хочешь? — спросил Достоевский. — Не знаю, — вздохнула Дашка. — Мне хотелось бы побыть одной. — Может, останешься? — Фёдор сел на кровать, слегка похлопав по одеялу. — Тебе хочется этого. Так зачем лишнее сопротивление? Ты меня любишь, как и я люблю тебя, душа моя. — Да, я люблю тебя. — как будто бы загипнотизированным голос шепнула Донцова, присев к Достоевскому и поцеловав его. Дашка определённо не особо соображала, как будто находясь в неком трансе или гипнозе, пускай и некий отголосок разума говорил, кричал, вопил, чтобы та одумалась, что собирается натворить. И когда блондинка очнётся, придёт в себя, то будет просто презирать саму себя за подобный поступок. Но это явно будет не в тот день, когда Дашка не сумела сказать «нет».