***
— Здравствуй, милая, — Дазай присел на землю, смотря на надгробие, после болезненно усмехнувшись. — Я тебя никогда так не называл раньше. Прошёл уже почти год, как ты ушла. Сегодня в очередной раз седьмое июня. Тот день, который ты практически никогда не празднуешь. Ты так и не сдержала то обещание, Даша. Со временем боль становилась менее невыносимой, но некий осадок всё равно никуда не делся. Пускай что-то и менялось, но только не походы шатена к могиле Донцовой. Если в первые недели и месяцы сердцу хотелось закричать, то потом время начало лечить. И Осаму уже просто с тоской и грустью смотрел на могилу, в то же время явно ощущая горечь потери. Если поначалу шатен даже не мог и слова сказать, то потом даже стал как бы вести разговор, что стало, в некотором роде, некой традицией и привычкой. Прикрыв глаза, Дазай в очередной раз ощущал некое присутствие Даши, её тепло, как она курила сигареты, необыкновенный запах карамели, вина и кофе, что всегда исходил от блондинки. В который раз вспоминалась её неповторимая улыбка, шершавые ручонки, которые сначала могли быть холодными, а в другую секунду резко становились тёплыми, как Дашка распускала волосы, после нежно перебирая гитарные струны. — Ты же слышишь, что я рядом. Может, когда-нибудь мы будем снова вместе. Жди столько, сколько тебе нужно, Даша. Я не буду тебя торопить.***
— Ты до сих пор спишь, — прошептал Чуя, слегка потрепав беловолосого по голове. — Мне жаль, котёночек. Прости, что всё так получилось. Обещаю, я не сдамся. За всё это время рыжий так и не смог ничего сделать. Поэтому Ацуши всё точно так же продолжал спать, совершенно не желая просыпаться. Лишь иногда мёрзнув во сне, от чего Накахара накрывал беловолосого дополнительным пледом. Пускай Чуя и пытался сохранять спокойствие, но даже при этом его иногда посещал страх, что в какой-то момент с Тигром могло случиться нечто плохое, может быть, даже смерть. Но рыжий старался откидывать такие мысли, пытаясь найти хоть какое-нибудь решение. — Почему ты так любишь влипать в неприятности? Всё веселье у меня отнимаешь, а… Как так можно? Хотя чему я, собственно, удивляюсь. Если ты решил творить хрень, то ты творишь хрень. Быть может, поженись мы наконец, то ты бы чуточку изменился в этом плане. В любом случае, когда-нибудь ты точно проснёшься. Я это знаю. А пока что, по-прежнему спокойной ночи, котёночек.***
— Фёдор… — шепнула Цветаева, смотря на Достоевского, осознавая, что у неё получилось, да, она смогла вернуть его. — Ты жив… — Всё идёт по плану, — сказал Фёдор, рассматривая запястье. — Дарья так ошиблась, подумав, что если она попытается и убьёт меня, то всё закончится. В любом случае, это привело её вновь ко мне. — Ты опять хочешь вернуть её? — Верно. Только в этот раз у неё, как и у Осаму, не будет даже крошечного шанса на победу. Я заберу у Дарьи чуть больше того, что мне дозволено. — До меня доходили слухи, что Накаджима погрузился в некий сон из-за твоей смерти. Что будем делать с ним? — спросила шатенка. — Ох, контракт эсперов — прекрасная вещь. — улыбнулся Достоевский. — Я хочу, чтобы ты сфокусировалась на Донцовой, а я помогу нашему спящему тигрёнку наконец проснуться. Спать почти год — достаточно вредно для здоровья, согласись. — Я не понимаю. Как ты заставишь эту дуру работать на тебя, если никак не будешь влиять на неё? — Я всего лишь подтолкну её, остальным займётся она сама. Впрочем, скоро ты всё увидишь и поймёшь.***
Донцова медленно открыла глаза, совершенно ничего не чувствуя. Как будто все эмоции и чувства пропали. Она ощущала только пустоту, при этом никоем образом не сопротивляясь этой самой пустоте. Даше плевать абсолютно на всё. Её совершенно не волновало ни её прошлое, ни как она тут оказалась, вообще ничего не волновало. Даша смотрела на всё, что её окружало, пустым взглядом, бездушными глазами, которые вместо привычного зелёного цвета стали серыми. Дашка слушалась Фёдора во всём, не допуская мысли о том, что это может быть неправильно или правильно. Донцова действительно стала кем-то вроде слуги, что и лишнего слова не промолвит, не подумает ничего, лишь будет действовать так, как прикажет Достоевский. Хотя больше тут подходило слово «марионетка». Да, Дашка действительно стала отличной натренированной куклой Фёдора, которая ни при каких обстоятельствах не станет перечить. Ничто не могло заставить Дашу почувствовать хоть что-нибудь, от чего на блондинку порой было страшно, жутко смотреть. Как будто она превратилась в своего рода ледышку, некогда горящее и тёплое сердце полностью заледенело, а все огоньки потухли. Смотря на фото когда-то товарищей, Донцова не чувствовала что-либо, она воспринимала всех этих людей с фотографий как задание — обезвредить, а потом уничтожить. Ничего более и ничего менее.***
Серёжа жмурился от солнца, лучи которого так и били по глазами. Как вдруг Есенин начал периодически ощущать периодическую боль в животе, после приподняв рубашку и заметив, что перебинтован. Еся пытался найти очки, чтобы наконец всё по-человечески разглядеть, не находя их, пока кто-то не протянул ему нужную вещь. Нацепив очки, Серёжа увидел бедную Саньку, которая была взволнованной, выглядела бледнее смерти. — Эм, доброе утро? — вдруг выдал Есенин, а Достоевская налетела на него с объятиями. — Слава богу, ты в порядке, — шепнула черноволосая, слегка покраснев. — Ты помнишь что-нибудь? Серёжа призадумался, периодически посматривая на перебинтованное плечо Саньки. Он начал припоминать, как решил пойти домой более быстрым путём, через подворотню, где всё было спокойно до какого-то момента, пока кто-то не выстрелил в него. Есенин тогда не смог понять кто это, лицо этого незнакомца было не особо видно из-за капюшона, но всё-таки он смог запомнить одну черту — серые глаза. — Серые глаза, — прошептал Серёжа. — У него или неё были серые глаза. — Ты не запомнил лицо, проклятье. Если бы мы только увидели того человека в лицо. Однако те пули что-то определённо мне напоминают. — размышляла Достоевская. — Донцова. — с ужасом в голосе шепнули они в один момент, сделав предположение. — Нет, этого не может быть. — нервно говорила Санька, качая головой. — Даша мертва почти год, как и мой брат. По сути, они убили друг друга. — Это просто предположение, — серьёзно сказал русоволосый, схватив девушку за плечо. — Нам не следует паниковать раньше времени. Может, это был всего лишь какой убийца или бандит, не более того. — Ты говоришь это так, как будто это какая-то мелочь. Но ты прав. Паника и страх тут не нужны. В любом случае, время покажет. Нам нужно подготовиться. — Ты уже говорила с кем-нибудь об этом? — Нет, — она покачала головой. — Я не хочу дёргать Дазая просто так по этому поводу. У нас даже нет доказательств, что это была как минимум Даша, а как максимум, что Фёдор замешан во всём. Нам необходимо подождать, а только потом говорить.***
— И всё-таки, что ты сделал с ней? — спросила Марина. — Даже после смерти метка не исчезла, а значит способность по-прежнему оказывает влияние на Дарью, — ответил Достоевский. — Этот нюанс сработал — по сути, метка отняла у Донцовой все её эмоции, что и сделало Дарью слугой для меня. В таком состоянии она не способна действовать более, чем ей дозволено, совершенно не противится мне. — Но почему ты до сих пор не забрал Ацуши? — Я жду, пока всё внимание будет сфокусировано на Дарье. Все её друзья будут биться над тем, чтобы вернуть Донцову. И когда ситуация достигнет пика, а Накахара заодно ослабит свою бдительность, думая, что мне необходима только Дарья, я возьму тигрёнка под свой контроль. — А что будет потом? — Когда Донцова закончит своё дело, вне зависимости от того, как она это сделала, скажем так, Дарья перестанет существовать. Если метка к этому времени не прекратит своё действие, тогда я займусь ею. — Однако как же Дазай? Он же может спасти Донцову. — Осаму не представляет для нас какой-либо опасности. Он не сможет сделать что-либо, чтобы Дарья стала той, кем была раньше. Как минимум потому, что Дазай не может отменить действие метки. Даже я не знаю как это сделать. Можно лишь замедлить эту способность, не более. В любом случае, Донцова избавится от Осаму намного раньше, чем он сможет что-то предпринять. — Получается, в этот раз мы победим. Никто нас не остановит. — Можно и так сказать, — Фёдор кивнул головой. — Совсем скоро всё изменится.