***
— И ты снова попадаешь ко мне, — вздохнул пепельноволосый парень, держа руку Дашки, которая всё так же с равнодушием на него смотрела. — Ты как вообще? — Донцова отвела взгляд в сторону. — Молчишь, значит. Всегда молчишь. — Мне не интересен разговор с тобой, — наконец заговорила блондинка. — Но из-за своего рода вежливости спрошу — кто ты? — Ты меня совсем не помнишь? — спросил он, болезненно усмехнувшись, после слегка покашляв. — Кхм, прошу прощения. Антон Чехов. Впрочем, тебе это мало о чём скажет. Твоё тело слишком сильно пострадало когда-то. Ты перенапрягаешь его. Если продолжишь в том же духе, то путёвка в небеса обеспечена. Понимаешь? — Дашка вновь промолчала. — Впрочем, тебе всё равно на это. Чехов с болью смотрел на некогда командующую. Оболочка вроде та же, но всё остальное — взгляд, принципы, мораль и характер, совершенно другое. В его воспоминаниях Даша была сильной духом, честной и справедливой девушкой, той, которой хотелось восхищаться и равняться на неё. Хотя ему самому-то было не особо легче. Антон был частью не особо удачного эксперимента по воскрешению. Первые несколько лет он просто пролежал в кровати, потом тело всё же смогло восстановиться, но воспоминания долгое время не возвращались. Лишь недавно, чуть больше года назад, пепельноволосый всё наконец вспомнил. При этом до ужаса проклиная всё, что только можно и нельзя. «Бежать нет никакого смысла. Одно неверное решение, и Фёдор убьёт меня. Я не хочу, чтобы ты страдала, Донцова. Но тем не менее, мне не хочется снова умирать. Пускай придётся прожить такую жизнь. В нынешней ситуации каждый сам за себя. Наверняка, у тебя есть близкие люди, которые спасут тебя. Надеюсь, они сделают это раньше, чем ты успеешь упасть в бездну.» — размышлял Чехов.***
— Ну ты и идиот, конечно. — Антону явно было не по себе от присутствия кого-то ещё, поэтому он старался отвести взгляд от парня с чёрными взъерошенными волосами и голубыми глазами. — Хотя нет, ты не идиот. Ты нечто больше, чем просто идиот. Мне даже слов не подобрать. — Заткнись, — наконец ответил Чехов. — И без тебя тошно, Маяковский. — Почему? — ещё немного и он явно сорвётся. — Объясни, почему?! Продажная, ты, сволота, всё-таки. Ты продаёшься тому человеку, который явно разрушил кучу жизней и, вероятно, может так же поступить и с твоей собственной. Но при этом бьёшь болты на человека, который не раз тебя выручал. Я этого понять не могу! Это поступок не по совести. — А она поступила тогда по совести?! — крикнул в ответ Антон. — Донцова выбрала тот план просто потому, что любила Фёдора. Это честно? Не задуматься, что будет с другими, и угробить их жизни. Я хотел жить! Ты хотел жить! Другие хотели жить! А она просто отняла это! Даша решила быть хорошим человеком для кого-то там, но не для нас! Почему ты игнорируешь этот факт? — Я верю в этот мир, — серьёзно ответил Владимир. — И, как Даша, верю в то, что люди меняются. Если она, как и те, кто ей дорог, смогли найти друг друга, то это значит, что Донцова стала лучше. Я готов ей дать второй шанс. Нет, даже не так. Я до сих пор верю в то, что Даша — хороший человек. — Если к тебе вернулась память пару месяцев, то ещё не значит, что надо вести себя как… — Как достойный человек? Уж извини, я считаю иначе. Я ухожу. Всё равно Достоевский бы продолжил держать меня на очень дальней скамье запасных. Не вижу смысл тратить время и силы впустую. Что, Фёдору нажалуешься? — Может и скажу. Тебе некуда будет идти. Это глупо. — Можешь не переживать за меня. Не пропаду. До скорого. — Сел, живо. — прошипел пепельноволосый, от чего Маяковский удивлённо посмотрел на него, после чего Чехов схватил за воротник рубашки товарища. — Послушай меня сюда, недоделанный подросток с максимализмом, я тоже не в восторге от Фёдора. Да, может быть, я и держу некую обиду на Дашу, но я чувствую вину. Это я помог Цветаевой воскресить Достоевского, это я виноват. Я должен искупить эти грехи. Поэтому, если ты хочешь восстать против Фёдора, то я в деле. Но если мы будем вести себя тише, то выше поднимемся. — Ах ты ж, засранец с подвохом, — усмехнулся черноволосый. — Всё не перестаю удивляться как ты можешь быть таким неоднозначным. — Ну, я такой. Проблема в другом — в этом чокере. — Чехов указал на свою шею. — Это своего рода, ошейник. Если я буду слишком сильно сопротивляться Достоевскому, то эта штука, как минимум, меня сильно ранит, а как максимум — убьёт. Поэтому, я ограничен в своих действиях. В отличие от тебя. — М-да, годы идут, а ты всё так же сваливаешь всю работу на других. — буркнул Маяковский. — Так мы напарники? — Антон протянул руку. — Напарники. — ответил черноволосый, усмехнувшись и в ответ протянув свою руку, тем самым заключив рукопожатие. — Жаль, что Серёжи не хватает до полного трио. — Ну, или как говорила Даша, святой троицы, — вспомнил Чехов. — Ещё по стакану? — Конечно. Они просидели в баре ещё несколько часов, так точно. Постепенно обиды друг на друга испарялись, попутно парни с грустью вспоминали всё, что прошли когда-то вместе, немного жалея, что те времена прошли, а близких товарищей, которые были раньше, уже никогда не будет рядом. Но при всём этом ощущалась некая надежда. Надежда на то, что, быть может, нынешнее время не так уж и ужасно, они наверняка смогут найти верный путь. Однако сначала для этого следовало вернуть того человека, который так или иначе был важен для них обоих. Вновь увидеть её улыбку, услышать смех, выдержать и выслушать все нотации с лекциями, между которыми в перерыве Дашка могла начать тараторить, после замечая тихое хихиканья, от чего блондинка становилась более грозной, после выдыхала и начинала спокойно, тихо и размеренно говорить. — Так, каков план? — спросил Маяковский. — Начнём с простого — пообщайся с ней. Если так хочется, можно пофлиртовать немного. — Я не могу уловить ход твоей мысли. — У Даши будто пропали эмоции. Из этого я сделал предположение, что без чувств ей намного тяжелее вернуть память, если б они у неё были. Поэтому, ты сделаешь толчок, чтобы Донцова хоть что-то почувствовала. — А, то есть по такой логике нас Достоевский не поймает? — с неким сарказмом спросил Владимир. — Поверь, такого идиота как ты, поймать нельзя. — Постараюсь принять это за комплимент. — Я тебе не леди, чтобы комплиментами раскидываться. — Позволь поинтересоваться — что будешь делать ты? — Всё возможное, чтобы Даша в ближайшее время не отдала концы. В конце концов, это и так моя работа. Сложно заподозрить врача в том, что он пытается вылечить кого-то. Не находишь? — М-да, план прост, а потому красив. — И что ты предлагаешь? Найти людей, с которыми Донцова связана, заявиться к ним и сказать: «Здрасьте, я один из людей, работающих на Фёдора. Он вернулся. А ещё воскресил Дашку. Точно, я же был с ней в одном отряде. Достоевский мне не нравится, Донцовой помочь хочу, поэтому я на вашей стороне», да? — Ты прямо читаешь мои мысли. — Брось, у тебя не получится. — болезненно усмехнулся Чехов, пытаясь отговорить его. — Вызов принят, — уверенно заявил Маяковский. — Вот увидишь. — Всё больше убеждаюсь в том, что быть придурками в наше время явно не запрещено, — пепельноволосый пожал плечами. — Удачи.***
— Так значит, ты парень из отряда Донцовой, к тебе вернулись воспоминания, и ты хочешь помочь? — уточнил Дазай, на что Маяковский кивнул. — Да. Для меня и ещё одного знакомого Даша очень дорога. Впрочем, думаю и тебя это тоже касается. Я не знаю всего, конечно, но у Даши как будто пропали эмоции. Ей просто плевать на всё. — Видимо, дело в той метке, — сообразил шатен. — Похоже, что способность всё ещё действует на неё. При таком раскладе Даше намного сложнее заподозрить Достоевского хоть в чём-то. У него есть абсолютно всё, чтобы сделать из неё послушную куклу. — Да, но ведь есть хоть какое-то решение. — Мы можем поймать Дашу, когда Фёдор отправит её на очередное задание. А потом сделать всё возможное, чтобы у неё как минимум появились чувства. Нет никакого смысла возвращать память, если у Даши не будет эмоций. — Как только к Донцовой вернутся чувства, то она осознает, что Достоевский пользовался ею. — догадался черноволосый. — Верно. А дальше уже останется дело за малым. «И ты вновь умираешь, чтобы снова живою стать. В этом определённо есть некая ирония. Мне жаль, что тебе снова приходиться проходить через это. Быть может, та, кого мы вернём, не будет прежней Дашей. Хотя, собственно, какая разница? Это уже не имеет никакого значения.» — размышлял Осаму.***
— Я осознаю всё, но вы же понимаете, что у Донцовой слишком большие нагрузки? — начал говорить Чехов. — Её тело и организм не справляются, тем самым не успевая восстановиться. Вы не можете отправить Донцову на миссию сейчас. Она может не вернуться. — Всё отлично, — ответил Достоевский, слегка улыбнувшись. — Мне и не нужно, чтобы Дарья возвращалась. Мне лишь нужно, чтобы она делала всё, что ей скажут.***
— Вызов выполнен, — Маяковский прямо светился. — У меня всё получилось. Как успехи? — Плохо. Фёдор хочет отправить её опять. — вздохнул Антон, потерев переносицу. — Разве это, наоборот, не хорошо? — Это дерьмо, Володь. Она и так ходит на грани между жизнью и смертью. Даже если Донцова просто придёт туда, есть вероятность, что она отдаст концы. Понятное дело, что Достоевскому плевать на это. Даша для него, как и мы все, — никто, просто инструмент для достижения своих целей. Если её дружки придумали план, суть которого заключается в том, чтобы забрать Дашу на очередном задании, то нужно понимать, что любое серьёзное ранение будет путёвкой на тот свет. И не факт, что только для Даши, но и для остальных в том числе. — Все решения верны. Мы справимся. В конце концов, мало кто смог бы действительно уничтожить саму Королеву винтовки. — Королева винтовки, — усмехнулся пепельноволосый. — Ты же осознаешь, что может вернуться совсем не та Даша, которую ты знал раньше? — Я знаю. Но даже если так, то я верю, что Донцова вполне способна устроить настоящий ураган. В любом случае, мне бы хотелось с ней вновь поговорить. Быть может, сказать обыкновенное «спасибо». — Ты не меняешься. — Ты тоже. Это взаимно, — подметил Маяковский, усмехнувшись. — Но так или иначе, это всё равно победа. За что выпьем? — За свободу. Это то, чего у нас не отнять. — Поднимем бокалы за свободу. И слышен звон бокалов, и заодно нахлёстывали воспоминания. Как будто кто-то уже говорил так когда-то. Вечно твердил, что ни за что не упустит свой шанс, при этом наглая и уверенная улыбка не сходила с лица, ведь «Хей, я как страна моя — молода, задириста и голодна. И я не пропущу свой выстрел!». Да, у Донцовой, как любили многие говорить, и вправду есть шило в пятой точке, которое блондинка явно никогда вытаскивать не собиралась. Но это самое шило, её вечное желание искать приключение на одно место и никогда не молчать и делало её Дашей Донцовой. Тем человеком, который будет гореть идеей до самого последнего, иногда заговорившись, начав тараторить, а после тихо и неловко извиняясь, говоря, что заговорилась. — Свобода — то, что у нас не отнять. И не имеет смысла, что говорят другие. Все решения верны и всё наладится. Когда-нибудь мы определённо вспомним историю этой ночи. — размышлял пепельноволосый, готовясь к чему-то большему.