***
— У нас получилось, — сказал Маяковский. — Даша в безопасности и надёжных руках. — Ничего у нас ещё не получилось, Володь, — Антон покачал головой. — Пускай и так, но Донцова всё равно находится в не самом лучшем состоянии. У неё нет ни эмоций, ни воспоминаний. Это лишь маленький шаг к «у нас получилось». — Ну вот почему ты такой пессимист? У тебя всегда всё плохо и ужасно. — Это называется «быть реалистом», если ты не знал. — Что будешь делать после того, как всё это закончится? — вдруг спросил черноволосый. — Не знаю, — пожал плечами Чехов. — Но переживусь как-нибудь. Ты же знаешь, я могу. — Поправка, мы можем. Мы вместе учились, убивали и сражались. — Ты же знаешь, мы уже давно не работаем в мафии. К чему это? — Но было интересно же. Ты всегда был такой ответственный и серьёзный. — Да потому что за вами, придурками, следить надо было всё время, — буркнул пепельноволосый. — То ты херню вытворишь, то Есенин. Вот вроде читаешь ваши мысли, а вас хрен поймёшь, вернее ваши гениальные идеи. — Обижаешь-то. Между прочим, с нами было очень весело. — Владимир всё больше погружался в воспоминания.***
Много лет назад Чехов долго смотрел на мальчишку, которого он мысленно уже начал обзывать мелочью. У этой «мелочи» были длинные и лохматые чёрные волосы, грязно-голубые глаза и голодный, но испуганный взгляд. Оглядевшись, Антон всё больше вглядывался в трущобы, что окружали его. Это было простое задание — всего-то разобраться с одной мелкой организацией, которая нарушила договор. Кто же знал, что здесь окажется мальчишка, лет двенадцати, совершенно худощавый, весь в синяках и садинах. Пепельноволосый уже был готов достать пистолет, дабы быстро расправиться с пацаном, как вдруг что-то сжалось в его сердце, когда парнишка потерял сознание. Чехов никогда не поддавался эмоциям ранее, а уж чтобы из-за кого-нибудь в нём проснулась совесть или вообще сострадание или вдруг желание кому-то помочь. Тем более, что в мафии эмоции неуместны ещё больше, чем где бы то не было. Антон стал нащупывать пульс у мальчишки, который был, пускай и слегка слабым. Также пепельноволосый успел пометить ещё и то, что парнишка явно уже не первый день, а может и неделю, простужен. Чехов взял его на руки, при этом даже особо не чувствуя, что черноволосый тяжёлый. Казалось, что он вообще ничего не весил, как пёрышко или пушинка.***
Мальчишка медленно открыл глаза, после пытаясь глотать весь возможный воздух. Ощущения были странными. Он впервые за долгое время почувствовал тепло, впервые спал не на чём-то жёстком и противно, а, кажется, на диване или какой-то кровати, вроде бы. Тело ныло и болело. Как обычно, ничего нового. Разве что, руки были перебинтованы, а как после выяснилось и всё тело. — Надо же, смотрите кто наконец проснулся. — раздался голос Чехова, от чего мальчишка испугался и чуть не попятился назад, но лишь упёрся в спинку дивана. — Случай тяжёлый. Как себя чувствуешь? — и тут Антон всё больше осознавал, что его попросту бояться. — Господи, да я ж не кусаюсь. — Вы выглядете жутко. — наконец раздался голос парнишки. — А ты, оказывается, говорить умеешь. Удивительно. Я так понимаю, что у тебя всё ломит и болит. Несладко тебе пришлось. Хотя я более чем удивлён, что ты вообще живой. Вы, юноша, сильно запустили себя, — пепельноволосый усмехнулся, после став серьёзнее. — Есть хочешь? — мальчишка лишь кивнул. — Вот и славно. — черноволосый встал и попытался пойти, как вдруг его ноги подкосились, и он чуть не упал, но Чехов вовремя успел его поймать. — Вот дурак, — вздохнул Антон. — Не вставай. Я сюда принесу.***
— Слушай, тебя как звать-то? — спросил Чехов. — А? Владимир Маяковский. — Ясно. Володька, значит. Хотя нет, Маяк. — Чего?! Что за бред?! — не согласился мальчишка. — А ты тогда… Ты… — Ну? Кто же я? — усмехнулся парень. — Ты ж даже моего имени не знаешь. — Да ну тебя, — буркнул Маяковский. — А как ва… Кхм, тебя зовут? — Антон Чехов. — Чеховочка! Вот кто ты! — черноволосый тыкнул в старшего пальцем. — Вау, я так оскорблён, — саркастировал Чехов. — Ну и сколько нашему маяку лет? — Двенадцать. — с явной обидой в голосе ответил Владимир. — Значит, я старше всего на четыре года. — сделал вывод Антон. — Тебе шестнадцать?! — удивился Маяковский. — Как?! Но… Но ты же так выглядишь! Как взрослый! — Уж извини, такая работа. — пепельноволосый посмотрел на Володю, понимая, что, кажется, ещё чуть-чуть и мозг мальчишки просто взорвётся. — Всё, забудь. А то ещё головка у тебя самоуничтожится. — Что за работа? — Ну, она весьма специфичная. — Ты же не о проститу… — с подозрением начал спрашивать парнишка. — Господи, ну ты и дурак, — парень потёр переносицу. — В мафии я работаю. И ты, кстати, скоро тоже. — Чего-чего? — А ты думаешь, меня бы по головке погладили, что я свидетеля оставил? Нет, у тебя, конечно, есть выбор — либо я устрою смертельную свиданку тебе с пулями, либо в мафию. — Убивать людей плохо. — Ну, у меня нет таких моральных установок. Мне легче. В конце концов, мы ж не отморозки всё-таки. — Ты хотел меня убить, да? — Это опасный вопрос. Я не могу дать тебе ответ. Скажем так, такой исход имеет место быть. Но это немного подло бить того, кто явно слабее. — Ты не ответил на вопрос, — обиженно сказал Маяковский. — Почему ты не сделал этого? Ты мог положить конец моим страданиям. — Тебе, что, жить надоело? — Может и надоело. Какая разница? Неважно уже. — Так, послушай меня сюда, — Антон схватил его за плечи. — Ты, пузатая мелочь, не ценишь буквально самую важную жизнь. И меня это, по-своему, оскорбляет. Потому что я врач. И поверь, ты, а вернее твоё тело с организмом, доставили мне некоторые проблемы. Да, я убиваю людей, но при этом и спасаю их же жизни. В том числе и твою. И ты просто выпендриваешься. Если б тебе не хотелось жить, то ты бы на меня тогда так не смотрел. Будь ты тогда здоров, то я уверен, ты бы попытался меня ограбить, потому что жить тебе всё же хочется. Задумайся над этим.***
— Ну давай, ещё раз. — Чехов пытался хоть как-то подбодрить Владимира. — Я не могу. — ныл черноволосый. — Началось… — вздохнул Антон. — Сопли распускать дома будешь. Встал и по новой. — Мне страшно! Я не могу так! Я монстр! — крикнул мальчишка сквозь слёзы. — Я хотел нормальной жизни. А ты… Ты… Да я ненавижу тебя! Ты всё испортил! — Тише, успокойся, — спокойно сказал Чехов, слегка приобняв Маяковского. — Когда-нибудь ты поймёшь это. А пока что просто выбери цель. Сражайся ради меня. Потому что я не смогу защищать тебя вечно. — Хорошо, я обещаю. — кивнул Владимир. Они оба определённо запомнят этот разговор, запомнят надолго.***
Прошло три года. За это время они оба повзрослели, в особенности Маяковский. Из неуверенного мальчишки он превратился в сильного юношу. Чем Чехов втихаря гордился, порой говоря самому себе, что это всё его заслуги. Хотя иногда пепельноволосый продолжал относиться к Владимиру как к ребёнку. А когда у Маяковского начал ломаться, так вообще в некий шок впал, не понимая как же этот мальчишка так быстро вырос. Но с другой стороны Антон был более, чем счастлив, что Владимир наконец-то вырос. Больше никаких лишних криков, проблем и выплесков гнева. Да и общаться, понимать друг друга, стало намного легче. Чехов в коем-то веке выдохнул, что, вот, этому детскому саду пришёл конец. Как вдруг в один день, когда работа уже была выполнена, оставалось лишь посчитать трупы, на Владимира кто-то попытался напасть. Это был мальчишка, русые волосы, серые глазки, не особо высокий, зато бледный до ужаса, хуже смерти. Маяковский уже достал пистолет, как вдруг невольно увидел в парнишке себя. Такой же потерянный и одинокий. — Чехов, давай его оставим? Заберём к себе? — спросил Володя. — Видимо, я по жизни в детском саде работать должен, — тяжело вздохнул Антон. — Ладно, хорошо. Но ещё и с ним я спать в одной кровати не буду. Либо ты на диван переезжаешь, либо он. — Вредина. — Сам такой. — буркнул пепельноволосый, после начав осматривать мальчишку. — Володь, я официально заявляю, что есть человек, который действительно выглядит побитым, как собака. И это больше не ты. — Это плохо? — Нет, твою мать, хорошо, — шикнул Чехов. — Конечно, плохо. Ничего, выживет.***
— Ну, здравствуй, мой хороший, — начал разговор Маяковский, когда мальчишка очнулся. — Не бойся, ты в надёжных руках. Как тебя зовут? — Серёжа. Серёжа Есенин, — представился русоволосый. — М-да, с детьми ты так хорошо общаешься. Я сам дальше. — Чехов попытался вытолкнуть черноволосого из комнаты. — Но… — Я сам! Кхм, прошу прощения. Говорю сразу — ни я, ни он, убивать не будем. Так что, можешь не дрожать. Меня зовут Антон Чехов, а это недоразумение Владимиром Маяковским. Ну, или если хочешь, Маяком. Он так смешно бесится, когда зовёшь его так. Боже, как ребёнок. В общем, как это чудо сказало, нам можно доверять, — говорил пепельноволосый, осматривая парнишку. — Тебе сколько-то? — Тринадцать. — Понятно. — хмыкнул Чехов, уже понимая, что его будет ожидать ближайшие пару лет, так точно. «Ничего, прорвёмся. Одного выдержал, второго тоже смогу. Думаю, это будет определённо не зря.» — размышлял Антон.***
Настоящее время — Хорошие времена были. — Чехов улыбнулся. — Даже скучаю немного, — согласился Маяковский. — Я наконец понял что ты тогда имел в виду. Прости, что кучу лет обижался по сути ни на что. Ты спас мне тогда жизнь, а я столько времени этого в упор не видел. — Да ладно. На дураков не обижаются. — Спасибо. За всё, что ты делал. Иногда даже кажется, что ты как брат мне — Это взаимно. Я скучаю по Серёже. Он, конечно, такой же придурок как и ты. Я до сих пор верю в теорию, что вы родные братья, ей богу. Но даже его придуркаватость какая-то тёплая, что ли, — размышлял Антон. — Мы бы могли снова сидеть в баре. Втроём. Как раньше. — Выпивал бы только ты один. — Правильно, вы мелкими были. Тем более, напомни, это не ты ли фукал от обычного пива? — ехидно спросил пепельноволосый — Забудь. Просто пей уже и заткнись. — Так и поступлю. За наш союз. За нашу великую тройку. Может, когда-нибудь мы вновь будем вместе.