***
— Так значит, Даша нас предала. — сказал Ацуши, прикусив губу. — Но мы же не оставим это так? — уточнил Серёжа, явно волнуясь. — Что ты имеешь в виду? — не понял Чехов. — Я говорю о спасении. Донцова никогда бы так не поступила. С ней что-то случилось. — объяснил русоволосый. — Мы потеряем время, которого у нас не так много, — возразил Антон. — Да даже если мы вдруг дадим Даше ещё один шанс, то она перебьёт всех нас прежде, чем сумеет изменится. Мы попытались — ничего не вышло. И вывод только один — для Донцовой мы не важны. — Но так нельзя! — прикрикнул Есенин. — Даша — мой друг. Наш друг. Друзей в беде не бросают. — Друзья не предают! — остановил его пепельноволосый. — Друзья не убивают своих товарищей, они не лицемерят. Потому что так ведут себя уже не друзья, а враги, злодеи, предатели — называй как хочешь, это особого значения не имеет. Факт остаётся фактом — она нас предала. — Чехов прав, — вмешался Дазай. — На Донцовой не использовали способность, следовательно — это её выбор, осознанное решение. Никто не обязан читать ей лекции или быть личной нянькой, — шатен вздохнул, явно были слышны нотки некой обиды и, быть может, боли, — Я не хочу её спасать. — Но… — Еся пытался хоть что-то противопоставить. — Людям свойственно иногда предавать, — Маяковский похлопал его по плечу. — Привыкай. Даша была нашим другом, но ключевое слово «была». Поэтому, остаётся лишь забыть про неё, — черноволосый вздохнул. — В принципе, это касается каждого из нас.***
— Ты в порядке? — спросил Чуя, когда беловолосый в очередной раз проснулся посреди ночи. — Всё хорошо, да, — Ацуши пытался отнекиваться. — Просто всё как-то… Как бы это описать? Ну, странно и непонятно. Пожалуй, это в первый раз, когда безызвестность пугает, что ли. В смысле — что делать дальше? — Победить Фёдора? — Да это понятно. Я о другом. Скажем так, о нас. — Дай угадаю — свадьба? — Да. Что нам теперь делать? Опять ждать? Наконец пожениться? Забыть про это? — Ну, знаешь, может, в этот раз наконец всё спланируем и поженимся? — предложил рыжий, пожав плечами, после усмехнувшись: — Тем более, жизнь же так интереснее. — Почему бы и нет, — согласился Накаджима. — Совсем скоро станет на одного Накахару больше.***
Серёжа смотрел на Донцову, при этом явно желая что-то сказать, в то время как в его глазах читались боль, непонимания, обида вперемешку с желанием помочь. Он сам не знал, вернее, не понимал, что надо делать. В один момент Есенин потерял не просто друга, а наставника, справедливую и всезнающую старшую сестру, которая, пожалуй, порой могла быть и груба. И всё же предательство явно побольнее для него, чем смерть. Это больно. Слишком больно. Еся просто не мог принять такого предательства. Даша всегда держала слово, держала обещания, которые давала, и главное — выполняла их. Неужели все те слова на протяжении многих лет — просто ничто, совершенная пустота, то, что можно без груза на душе и совести выбросить в никуда? Донцова его изменила, оказала своё влияние. — Слишком много неожиданных встреч в последнее время, да? — она усмехнулась. — Даже забавно как-то. — Даша, ты злишься, я могу тебя понять, но сейчас ты совершаешь большую ошибку, — русоволосый взял Донцову за руку. — Ненависть — это не выход. Да, ты можешь пойти по этому пути, но обратной дороги назад уже не будет. И ты лишь оставляешь за собой несмываемый свет. Поначалу он действительно касаться ярким, но потом свет начнёт меркнуть, шаг за шагом ввергая во тьму, — Даша попыталась выбраться из его хватки, недовольно прорычав, но Есенин схватил её крепче. — А затем сойдёшь с пути, утратишь нить, будешь винить всех во всём, и каждый шаг будет всё труднее и труднее оправдать. И только тогда заметишь, что теперь ты совсем не та, кем когда-то была. Тогда поймёшь, что уже нечего терять. Даша, поверь мне. Стать на путь зла — это не то, что те… — Так вот кем ты меня считаешь! — крикнула Донцова, наконец сумев вырвать руку. — Что ж, мне и впрямь предначертан путь по тёмной дороге, она не самая лёгкая, но я ближе к своим целям и мечтам. Осилить дорогу может лишь тот, кто идёт без оглядки. Да, ты прав, мой путь извилист, но финал мне известен, я не остановлюсь, продолжу биться и возьму своё. И мы с тобой не похожи! Я могу доверять лишь себе. — Но ради этого тебе придётся отмести сомнения, дружбу и мечты! — возразил Серёжа. — Тогда я перейду все черты! — Дашка остановила его, после серьёзно сказав: — Мне нечего терять. — Я так хочу тебе помочь, — прошептал Есенин, после пытаясь хоть как-то вразумить блондинку. — Ну же, Даш! Прошу. Остынь, приди в себя. Не будь слепа — не жги все мосты, тебе же это не нужно. Уступи. Нет ничего постыдного в том, чтобы остановиться. — Я устала уступать! — Донцова всё больше выходила из себя. — Я вечно всем уступаю, помогаю и спасаю. Вот поэтому тебе меня и не понять. Ты никогда не был в моей ситуации. Последние годы моей жизни были сплошным кошмаром… — Даша остановилась на пару секунд, сделав паузу, после нервно усмехнувшись: — Что ж, теперь вашем кошмаром станет уже не какой-то промежуток времени, а вся жизнь. Потому что я заставлю себя уважать. — Фёдор тебя использует! Ты ему не нужна. — Разве я говорила, что встречаюсь с ним или люблю его? Я не верю в любовь. Больше не верю. Так как её не существует. Любовь — особая химия в организме, из-за которой люди творят наиглупейшие поступки. — Только ты делаешь глупости и без неё, — буркнул Серёжа, после выливая всю злость, что накопилась. — Ты предала всех, как будто всё, что произошло, было совершенно ничем для тебя! Никто ничего не делал для тебя?! Да последние пару лет все заняты, чтобы спасти такую шваль как ты! Особенно в последний раз. Все беспокоились о том, чтобы ты случайно концы не отдала! Все волновались, чтобы великая Даша Донцова была жива, смогла прийти в норму и хорошо жить. Хотя, может и вправду не стоило спасать тебя. — Милая реакция, — с холодом в голосе ответила она. — Знаешь, в любой другой момент я бы могла тебя уничтожить, но сейчас просто не хочется тратить время на такого как ты. Считай, что тебе повезло. В следующий раз я гарантирую, что всё так легко не закончится. — Чехов был прав — тебя вообще не стоит спасать. Я больше не буду твоим другом. Ты своего добилась. Молодец, мои поздравления.***
— Как я понимаю, ты встретил Дашу, — сказала Санька, взглянув на русоволосого, после положив руку на его плечо. — Ты как? — Донцова — дрянь! — прикрикнул Серёжа, сжав кулак. — Не думаю, что ненавижу Дашу. В конце концов, это её собственный выбор. Я не могу и не хочу говорить о ней. Однако, быть может, наконец выговорившись, чувствую себя чуть лучше. Важнее другой вопрос — что насчёт тебя? — Ну, кошмары до сих пор снятся, — тихо призналась черноволосая. — И рука всё ещё болит. Все слишком странно. Люди, которым ты доверяешь больше всего, друзья, становятся врагами. Кому вообще можно верить? — Например, своему соседу, — Есенин улыбнулся, взяв Достоевскую за руку. — Думаю, мне верить ещё можно. По крайней мере, пока мне не отшибло память или пока я не сойду с ума. — Не шути так, — остановила его Саша, серьёзно взглянув на него. — Потому что, твою мать, так не шутят. — Ты только что отругала меня? — усмехнулся Серёжа. — Дурак, как и раньше. Сейчас не самое хорошее и весёлое время для твоих дурацких шуток. — Тогда, может, сделаем его чуть интереснее? И тут произошло, чего она никоим образом не ожидала — поцелуй. Есенин поцеловал Саньку, после убирая с её бледного личика слёзы, что невольно начали катиться по щекам. Как же это было приятно. Достоевская уже и забыла, когда в последний раз подобное случалось. Забыла, когда её любили в романтическом плане. Санька себе не понимала. Вернее, со временем перестала понимать. Если поначалу, ей казалось, что чувств к Серёже у неё не осталось, то со временем она вновь стала заливаться краской и таять в редких объятиях русоволосого. Но они же мирно расстались, приняли взрослое и мудрое решение, чтобы никому не причинить боль. А как же просто дружба? Быть может, этой самой простой дружбы никогда и не было. Они не были друзьями. Они — два человека, которые просто притворялись друзьями потому, что было бы неудобно не быть ими. — Попробуем заново? — спросил Серёжа, явно волнуясь. — Да, — шепнула Санька, после поцеловав русоволосого. — Я скучала. — Я тоже, — Есенин гладил её по голове, периодически перебирая черные пряди волосы. — Есть вероятность того, что подобное я, наверно, не смогу повторить, но… Я тебя по-прежнему люблю. — Особая химия никогда не исчезает. На пару мгновений они оба вспомнили Дашу, вернее, как она любила твердить, что если между людьми действительно есть химия, то пускай пройдут годы, но она никуда не денется, глупо избегать этой самой химии. Быть может, правда, пора двигаться дальше. И как же хорошо, что у них обоих есть человек, с кем можно продолжить этот путь. Пожалуй, этот химический роман не будет больше оборванным или незаконченным. Здесь явно есть своя дорога.