***
— Знаешь, видеть тебя в роли отца достаточно непривычно, — начал говорить Антон, после набросившись на черноволосого. — Значит так, папаша, и как ты воспроизвёл на свет это чудо? — Потише, Владу разбудишь. — после Маяковский улыбнулся, издав небольшой смешок. — Ой, да ладно тебе, как будто не знаешь откуда берутся дети. — Ты понял, что я имел в виду. — Если обещаешь не перебивать, то расскажу всё, — Владимир вздохнул. — Много лет назад, когда мы с Мариной встречались пару месяцев или около того, она пропала на несколько недель. Однажды, когда я приехал навестить её, то меня ошеломили всего одним предложением. — Подожди, так получается, что Маринка… — Да, всё верно, Цветаева — мать Влады. Ты не дал мне закончить. Конечно, я был немного шокирован, но мы оба свыклись и приняли тот факт, что у нас будет ребёнок. Именно поэтому Марина ушла из отряда, перейдя на какую-то стажировку или новую работу, уже точно не помню. Всё это дело было совершенно в другом городе. Мы часто созванивались, всяческим образом поддерживали связь. Так было до одного дня. — Вот тут уже начинается что-то плохое, да? — догадался пепельноволосый. — Первый ультразвук Марины. Естественно, что подобное я просто не мог пропустить, поэтому поехал. Когда мы наконец встретились, то я узнал, что у Цветаевой был выкидыш. В тот вечер у нас был серьёзный разговор. Мы задались вопросом — были ли вместе только из-за ребёнка? В конце концов, мы приняли решение расстаться. Ещё через несколько месяцев я снова встретил Марину, с животом. Как ты понимаешь, вопросов было очень и очень много. — И что она ответила? — Как выяснилось, Цветаева мне соврала, потому что, видите ли, испугалась. Тогда она долго извинялась, чуть ли не плакала, умоляя, что можно всё ещё исправить, — черноволосый сжал руку в кулак. — А дальше… Ну, ты ведь помнишь, что я съехал от вас с Серёжой в какой-то момент, да? Мы снова начали жить вместе, пускай я и был не уверен, что смогу доверять Марине когда-нибудь. Потом было не особо лучше — буквально перед родами я умудрился признаться и сказать, что не люблю Цветаеву. Если честно, я до сих пор удивлён, что Марина мне после этого сразу же не запретила видеться с дочкой. Какое-то время я действительно часто приезжал к ним, а потом, видимо, Цветаеву перемкнуло… — Она запретила тебе видеться с дочерью. — догадался Антон. — Ага, ну, а дальше ты знаешь — мы умерли. Естественно, когда ко мне вернулись воспоминания, я помнил про Владу. И честно пытался хоть как-то добиться от Марины увидеться с дочкой. Ну, ты помнишь её характер — хрен что получишь от Цветаевой. Она была против, послав меня далеко и надолго. К счастью, после её смерти увидеться с Владой стало более реально. Как выяснилось, Цветаева оставила дочку в России. Влада жила у родителей Марины. С ними, конечно, договориться было сложно, но реально. — Сильно, — Чехов не до конца пришёл в себя. — Ты ведь ничего не говорил дочке? — Ей восемь. Как, по-твоему, это должно выглядеть? Даже если и сказать, то определённо не в данный момент. По крайней мере сейчас. — Ты не боишься, что Фёдор, возможно, знает о том, что у Марины есть дочь? — Даже если и в курсе, то что с того? Какое Достоевскому дело до ребёнка? Ему это просто не нужно, ей богу. — Ну, то, что она как раз таки ребёнок. Легче манипулировать, поскольку дети подвержены эмоциям, наивны и доверчивы, нет? — Что ж, ты меня немного раскусил, — признался Маяковский. — Я забрал Владу ещё и потому, что боюсь, что Фёдор может что-нибудь сделать с ней. А я не хочу, чтобы с Владой что-нибудь случилось. — И поэтому затащил её туда, где Достоевскому будет её легче поймать — ло-ги-ка. — По крайней мере, я забрал её раньше, чем это мог сделать бы он. — возразил Владимир.***
— Что делаешь? — спросил Владимир, увидев как Влада рассматривала какое-то фото. — Эта фотография. Однажды я нашла её дома, люблю это фото. — ответила девочка, после чего возникло неловкое молчание. — Как мама? — Прекрасно. Правда, она уже давно не приезжала. Я скучаю по ней. — призналась Влада. — Она вспоминает обо мне? — Практически никогда, — тихо сказала черноволосая. — Мама всегда как будто избегает разговоров о тебе. Маяковский ничему не удивился. Чего он, собственно, мог ожидать от такой девушки как Цветаева? Ничего. Хотя подобный ответ явно смог задеть его самолюбие. Но на этом диалог зашёл в тупик. О чём вообще нужно говорить дальше? До недавней встречи с дочкой, Володя в последний раз видел её, когда Владе было месяца два или три. Естественно, что Маяковский совершенно не знал её. Пожалуй, их обоих посещали странные и непонятные чувства. Так хотелось задать множество вопросов, но при этом было почему-то страшно спросить. Влада постоянно интересовалась насчёт отца у Марины. Фотографий дома практически не было, а на все вопросы, которые, скорее, напоминали допрос, Цветаева обычно либо молчала, либо старалась перевести тему и уйти от вопроса. Лишь где-то год назад девочка нашла ту самую фотографию, где в самом центре сидела шатенка, на руках у неё расположилась трёхмесячная Влада. Рядом, приобняв девушку, стоял сам Маяковский. Вернее, девочка догадывалась, что это, скорее всего, он, поскольку фото было оборвано. И только спустя несколько месяцев поисков, Влада наконец отыскала потерянный фрагмент фотографии, после аккуратно приклеив его. Естественно, что такую находку заметила и сама Цветаева, но ничего не сказала, лишь косо взглянула на дочь. Влада отлично знала этот взгляд. Этот мамин взгляд, который означал, что она сделала что-то не так или в чём-то провинилась. — Обычно мама всегда звонит. Где мама? Она же тоже работает в Японии. — Солнышко, — Володя улыбнулся и потрепал дочку по голове. — Мама уехала по работе в другую страну. Она очень много работает, занята, поэтому не всегда может позвонить, — он старался как можно убедительнее звучать и выглядеть. — Но это не значит, что она забыла кого-то из нас. Просто сейчас такая ситуация — нужно подождать. — А ты случайно не знаешь про какого-то дядю Фёдора? Мама говорила, что совсем скоро заберёт меня в Японию, и мы познакомимся. — Ну, дядя Фёдор — мамин друг, но я не очень хорошо его знаю. — Маяковский пытался не выходить из себя, продолжая держать себя в руках. «Так вот какую замену ты мне нашла.» — промелькнула мысль в голове черноволосого.***
— Подожди, напомни, зачем за одним из столов мы делаем ещё одно дополнительное место? — спросил Чуя. — На всякий случай. — И имя этому случаю «Если я всё-таки сумею простить Донцову за то, что она натворила»? — подметил рыжий. — Слушай, я знаю, ты её не простишь… — начал говорить Ацуши. — Предателей не прощают. Открою тебе страшную тайну — предателей прощать вообще нельзя. Потому что они могут вновь тебя предать, и дураком будешь уже ты. И чтобы Дарья не делала, как бы не старалась, да хоть она начнёт быть самым добрым человеком и пахнуть от неё будет розовым маслом — я всё равно не забуду и не прощу её. — Тогда почему ты простил меня? — серьёзно спросил Накаджима. — Что? — Почему ты простил меня, Чуя? Я несколько раз предавал как тебя, так и организацию. Но ты всё равно даёшь мне каждый раз второй шанс. В чём причина? — Ты это делал неосознанно. В конце концов ты не сделал ничего непростительно, чтобы это можно было бы не простить, — пытался объяснить Накахара. — И к тому же... — Что? То, что ты меня любишь? — А тебе этого недостаточно? — Чуя вскинул бровь. — Да, я тебя люблю. И ты отлично знаешь, что для меня значат как наши отношения, так и ты сам. Вопрос в другом — что моя любовь значит для тебя? — На что ты намекаешь? — Ты к этому относишься не серьёзно. Я гораздо чаще говорю о том, что люблю тебя, делаю всякие романтичные вещи. — Ты хочешь обвинить меня в том, что я не романтик? — Да, хочу. — рыжий уверенно кивнул головой. — Это мы ещё посмотрим. — буркнул Тигр, недовольно взглянув на Накахару. — И да — объятия и поцелуи в кровати не считаются, — Чуя усмехнулся. — Удачи. — Если у меня всё получится, то тогда уже ты согласишься на дополнительное место за столом.***
— Давненько не виделись, девочка, — улыбнулась Барто, на что Даша лишь прошипела. — Ну-ну, хватит. А то будучи такой злюкой разонравишься ещё. — Слушай, я, конечно, понимаю твою страсть к похищению людей, но серьёзно, это уже надоело, — Донцова издала болезненный смешок. — Зачем я понадобилась на этот раз? Снова Теффи сотрёт мне память? — Я могла бы это устроить, но проблема в другом — в тебе. Я до сих пор не могу понять, как ты всё вспомнила. Как будто бы у тебя есть какой-то иммунитет или что-то вроде того. Мне многого от тебя не надо — только мило поговорить. — Я не умею мило разговаривать, ты же знаешь. — Ответь на один вопрос — разве ты не хочешь друга? — вдруг спросила русоволосая. — И твоим ответом будет — конечно же, хочешь. Прошу, не убивайся по своим дружкам, они не стоят того. Лучше спаси себя. Они — те, кому следует страдать. И вместе мы найдём их, убьём их. — Сколько раз я должна отказаться, чтобы ты наконец всё поняла? — Я лишь рассуждаю с логической стороны. Подумать только — ты спасла им всем жизнь в последний раз, а они что? Даже не обратили на это внимание. Твой друг чуть не убил тебя, а молодой человек бросил, хотя ты столько ради него сделала. И это его благодарность? Разве так справедливо? — Справедливо, — вздохнула Дашка. — Я всех предала — никто не обязан мне доверять. — Но разве честно не давать второй шанс человеку? Ведь каждый заслуживает его. — Я не заслужила ещё одного шанса. Мне их и так с головой надавали, а я их все, как бы это грубо и не красиво не звучало, просрала. — Однако они даже не побеспокоились о том, что ты пропала. Всем плевать на тебя — и это факт. Тебе совсем не хочется ничего сделать? — Зачем? — не поняла блондинка. — Во-первых, совсем ничего не хочется. Во-вторых, месть — это очень скучно и банально. Гораздо веселее и оригинальнее пропасть на несколько лет, а потом вернуться, уже став успешной и заявив им в лицо: «Да, сученьки, я добилась всего одна, совершенно без никого». Хотя, с другой стороны это противоречит моему принципу — ни один поступок или приключение не будет легендарным, если рядом не будет друзей. — Ты возвращаешься — это мне уже не нравится. Дарья, ты никогда не задумывалась, что ты гораздо сильнее, когда сломлена? Посмотри в какую мямлю тебя превратили твои дружки и вся эта любовь — ты не то, что других защитить не можешь, за себя постоять не способна. Из-за них ты пожертвовала тем, что было дорого. А они хоть раз сделали то же самое для тебя? — Слушай, вот годы идут, а ты ни черта не меняешься. — Донцова покачала головой. — На меня это тогда не подействовало. Думаешь, сейчас что-то изменится? — Не заставляй меня причинять тебе физическую боль, Дарья. Лучше не зли меня, потому что ты знаешь, на что я способная и на что я пойду при подобном раскладе, — прошипела Барто, после ударив блондинку по лицу. — И да, попытаешься сбежать — тут же уничтожу тебя и верну на тот свет. На этот раз окончательно. Ты же не хочешь снова попасть на чёрный парад? — Там было не так уж и плохо — просто как будто спишь целую вечность, меня это даже, в некотором роде, устраивало. Вы испортили мою жизнь, воскресив меня. — Барби, а ты же в курсе, что ту метку, которая так красиво смотрелась на твоей шее, вы так и не уничтожили? — Чего? — Я без понятия почему она стала серой, но от неё нельзя полностью избавиться, — Агния улыбнулась. — Что бы ты или кто-либо другой не сделал, метка никогда не исчезнет наверняка. Просто приуменьшится её действие. И условно ты умрёшь не через два года, а через десять. А если ещё и продолжать убивать свою регенерацию как это делаешь ты, то это случится намного раньше. Или ты можешь просто вновь навсегда испытывать эмоции. И тогда волшебный шепот или поцелуй любимого человека тебя не спасёт. — И почему я должна тебе верить? — А ты не замечала, что в последнее время стала слишком быстро уставать или вдруг опять резкие боли пошли, м? — Барто притихла на несколько минут. — Это так, подумай на досуге. Увидимся как-нибудь ещё. Не волнуйся, я наведу с тобой порядок.***
— Дарья снова пропала, — заметил Дазай. — Как будто бы всё повторяется. — Да ладно, — с некоторой злостью саркастировал Чуя. — Предателям, оказывается, нельзя верить и пускать к себе в дом — вот это открытие. — Этот вариант возможен, но всё же, мне кажется, что она отошла и оправилась после того, что случилось. — размышлял шатен. — Или это просто чуйка на то, что с твоим любимым человеком что-то случилось. — предположил Накаджима. — Я не испытываю к ней чувств — мне это не нужно. Я не люблю Дарью. Мы поступили по-взрослому, когда решили разойтись. Мы просто не любим друг друга. И это нормально. — Но при этом вы и не дружите. — Потому что ни мне, ни ей, этого не хочется. Мы не можем быть друзьями. По крайней мере, пока что. — Осаму вздохнул. — Вы просто оба слишком горды. — буркнул Тигр. — Ацу, — шикнул рыжий. — Это неправильно. — Я смотрю, мафиозные голубки опять ругаются, — усмехнулся Чехов. — Боже, я вас обожаю, ей-богу. Из-за чего ругань на этот раз? Твой кот опять разбил твою бутылку вина? — Если мы хотим что-то сделать, то надо действовать, господа. — вмешался Маяковский. — А я тем временем напомню, тебе, папаша ненаглядный, что у тебя есть дочка, за которую ты, вроде как, отвечаешь, и, наверно, не надо лишний раз подвергать себя опасности и вероятности умереть. Надеюсь, причины объяснять не нужно, — Антон с некой каплей иронии похлопал черноволосого по плечу. — Не благодари. — Как малые дети, вот честно, — Санька потёрла переносицу, после сообразив, что сказал пепельноволосый. — Погоди, с каких пор у тебя есть ребёнок? — А тут сложно. Так-то уже восемь лет, но если смотреть с другой стороны вопроса, то несколько месяцев. — Так, ладно, потом объясните, а то ваши разговоры может только Донцова расшифровать. — вдруг Достоевская взглянула на Есю. — Ты совсем не хочешь ничего сказать? — Ну, учитывая то, что Барто на свободе, мы в полном дерьме. Есть вероятность, что кто-то из нас может умереть или сойти с ума. — с оптимизмом сказал Серёжа. — Почему вы все так о ней говорите? — Санька не понимала. — Как будто она хуже, чем мой брат. — Я бы мог сказать, что да, но это будет не совсем верно, — ответил Есенин. — Понимаешь, тут скорее более страшен факт сотрудничества Фёдора с ней, и то, что он дал ей, по видимому, полную свободу в своих действиях. — А ещё тебя не было рядом, когда Барто творила полный трындец. — добавил Чехов, из-за чего русоволосый съёжился. — Не надо, не говори больше. — остановил его Серёжа, у которого потемнел взгляд. — Извини. — Если у Барто есть личные счёты с кем-то из нас, то и у меня они тоже имеются. — Да что она такого всем вам сделала? — спросила Достоевская. — Братская тайна, — сказали в один голос сказали Маяковский и Антон. — Мы имеем лишь право хранить молчание. «Такое ощущение, что здесь творится полный бардак. Как физически, так и морально. Ты бы справилась с ним, Дарья. Наверно, раньше бы справилась.» — размышлял Дазай, чувствуя что-то определённо неладное. Чувство, как будто всё так и шло ко дну, и оставалось лишь принимать верные решения.