Тьма, окрашенная Светом

      Даша не убежала, лишь тихо и спокойно ушла. Всё-таки она была права, что в случае чего, сможет уйти с гордо поднятой головой, практически не выдав жалости. Донцова почти не плакала, а боль сердца пыталась подавить. Просто не думать, выкинуть из головы, стереть из памяти — вот какие слова она сама пыталась себе вбить, не оборачиваясь назад.       А в голову так и лезли воспоминания о шатене. Как она сама протянула ему руку, перестала считать своим врагом, как когда-то среди ночи они гуляли. Тот идиотский тест на совместимость. Лучше бы Даша вообще никогда о нём даже не говорила. То утро, когда Дазай появился на пороге её квартиры, попросив стать соседями. Тот дурацкий, злосчастный балкон. Донцова была даже готова поклясться себе, что больше никогда в сторону алкоголя даже смотреть не будет.       Как она вообще могла кому-то так глупо довериться, отдать всю себя? Ради чего? Чтобы про неё потом просто забыли? Похоронили заживо, не спросив её саму? Всё это того не стоило. Любовь существует? Может быть, но вот только самой Даше с ней, вероятно, никогда не везло. И, скорее всего, не будет везти и дальше. Никакого «того самого» не существует. Есть лишь место, на которое встаёт человек, пока не закончится срок, после уйдя как можно больнее. Только стоило понять всё это намного раньше. Надо было следовать своим собственным правилам, ни под кого не прогибаясь.       Она ведь предупреждала. Просила, в глубине души умоляя, лишь об одном — не бросить, не предать её. И в ответ Даша бы была верна до самого конца. И Донцова действительно была таковой — её верность и преданность порой просто не знали границ. Быть может, именно эти черты уже во второй раз губили блондинку.       Ни черта не поменялось. Она также доверилась человеку, вероятно, мало чего зная о нём. Только в этот раз не сходила с ума по нему, не влюбилась с первого взгляда, да и, наверно, чувствами Даши не манипулировали, розовых очков не было, никто не попытался её убить, а левое плечо не было ранено во второй раз. Спасибо хоть на этом.       Помимо мыслей об Осаму в голову невольно полезли воспоминания и о Достоевском. Пускай разум в очередной раз твердил, что о последнем следовало бы уже забыть, как о ночном кошмаре, но сердце делало иначе — толкало и напоминало об этом человеке. Донцова отлично помнила день, когда однажды Фёдор назвал её наивной. Тогда она не нашла слов, чтобы ответить, но при этом в мыслях не согласилась с этим утверждением. Даша уже давно перестала быть наивной. По крайней мере, так ей самой казалось в тот момент. Но сейчас, смотря на всю ситуацию, она соглашалась с теми слова Достоевского. Не будь Донцова настолько наивной, не позволила бы Дазаю так приблизиться к ней, стать, пожалуй, одной из самых важных частей жизни блондинки. — Привет, — от знакомого голоса Дашка невольно вздрогнула. — Скучала по мне?       Донцова лишь с растерянностью смотрела на него. Она отлично помнила эти красные неаккуратные и, такие же как и у неё, взъерошенные волосы, карие глазки, в которых, как ей иногда казалось, можно было даже утонуть. Только взгляд теперь иной — больше не было того слегка детского и игривого взгляда. Старый друг. Товарищ, возвращению которого Даша была более чем удивлена, при этом чувствуя некий подвох, быть может, опасность. — Асадов? Что ты тут делаешь? — она определённо не понимала. — Да так, по мелочам. Боже, тебя прямо не узнать, — он погладил её щёку. — Ну-ну, к чему эти слёзы? Охладись, ну же. Просто сильнее окунись в боль и не ведись на дурь. Провались во мглу, где будет ждать рай, закрой глаза. Пусть боль будет бороться с болью. Забудь, кто ты есть, и подачек не жди.       Донцова не понимала, что именно с ней происходило. Становилось трудно дышать, ноги, как будто, подкашивало, все мысли путались, размышлять было почти нереально. Как будто бы абсолютно всё затуманивало. Держаться на ногах было всё труднее и труднее, поэтому Даша оперлась о Асадова, смотря на того розовыми глазами, будто бы влюблённым взглядом. «Да, получилось. Оно сработало». — Эдик лишь улыбнулся, после начав гладить волосы Донцовой. — Надо же, ты так устала. Не хочешь остаться на ночь у меня? — Да, — шепнула блондинка, после поцеловав красноволосого. — Я люблю тебя. — Я это узнаю. Не беспокойся, я больше не дам тебя в обиду. Ты будешь моей. Навечно моей, — Асадов прижал её поближе к себе. — Мы отомстим всем тем мудакам, что оглушили и ослепили тебя, и уничтожим тех, кто промыли тебе мозги.