***
— Что-то не так? — в голосе Ацуши чувствовалась тревога, когда посреди ночи начали раздаваться гудки. — Всё в порядке, котёночек, — Чуя слабо улыбнулся, аккуратно поправил белоснежные пряди, затем поцеловав Тигра в лоб. — Спи дальше. Мне нужно ненадолго отлучиться. Так, небольшие рабочие дела. — Не уходи, — Накаджима буквально вцепился в его руку. — Я не засну без тебя и твоих объятий тоже. Я могу пойти с тобой. — Смешная шутка, — рыжий лишь усмехнулся. — Не выдумывай и ложись спать, — он прикусил губу, пытаюсь что-то придумать, после чего небесные глаза засияли. — Хочешь спою про пушистого котёнка? Ацуши лишь кивнул, наконец выпустив руку Накахары из своей хватки. Стало спокойнее. Напряжение постепенно уходило. В голове сразу начали всплывать приятные воспоминания. Тигр уже давно не слышал той самой песенки про пушистого котёнка. А в исполнении рыжего она была более чем хороша. Порой Ацуши даже могло показаться, что в Чуе определённо погибал певец.Тёплый, пушистый котёнок спит, Свернулся в клубочек и мурчит…
Рыжий лишь улыбнулся, когда, кажется, после сотого раза Накаджима наконец заснул. Времена менялись, однако кое-что оставалось неизменным — Ацуши действительно похож на котёнка. Вот и сейчас так мило сопел, что улыбка у Чуи так и не сходила с лица, а взор был уставлен только на спящего беловолосого. Накахара легонько придерживал его за руку, в то же время боясь разбудить Ацуши. Убедившись, что беловолосый достаточно крепко заснул, наконец смог встать, делая настолько тихие шажки, насколько это вообще было возможно. Накаджима ведь спит весьма чутко. Из-за чего даже малейший шорох мог разбудить Тигра. Уходить надо тихо — заставить Ацуши ещё раз заснуть будет определённо сложной задачкой.***
— Что у вас случилось? — спросил Чуя. — Вернее, что случилось такого неотложного в почти три часа ночи? — Вот что случилось, — Антон указал на тело Даши. — Она, что, порезала себя? — рыжий рассматривал её запястье. — С ней же всё в порядке было. — И я о том же говорю, — хмыкнул Маяковский. — Такое чувство, будто кто-то манипулировал ей или что-то подобное. — У неё были странные зрачки, — вмешался Твардовский. — Как у змеи. Она словно была под.. — Под гипнозом, — закончил Дазай, захлопнув до этого раскрытую тетрадь. — Записи, которые она делала. — Дай сюда, — Чехов прикусил губу. — Я помню их. Как Даша их писала. Она делала их на основе рассказов одной нашей коллеги, которая раньше в преступной организации работала. Сама она ушла, однако уже её, скажем так, подруга там осталась и на нашу коллегу была более чем обижена. Возможно обижена и на ту, кто её прикрывал и избавился от тёмных следов, — то есть, на Донцову. — Лида Чарская, — вспомнил черноволосый. — Кажется, её так звали, да. А Даша — тот ещё козёл отпущения не только для неё, но и для всей «Хризалиды». Понятное дело, что такое сотрудничество будет выгодно всем.***
— У тебя было столько времени, а ты так и не смогла дать ответ, — голос Барто был холоден спокоен, что пугало Ахматову, как вдруг раздался крик: — Какого чёрта?! — черноволосую прижали к стене, сжимая руками горло. — Так вот куда пропал мой список.. Вот кто вытащил её тогда.. — О-отпу… — кряхтела Аня, пытаясь выбраться из хватки русоволосой. — Знаешь же. Многое знаешь! Чёртова сука! — Ты просила меня зайти. Ахматова наконец смогла облегчённо выдохнуть, когда её поставили на ноги. Пусть и не видя лица, но в мыслях она была уже готова чуть ли не молиться владельцу голоса, что любезно прервал эту разборку. Аня наконец взглянула на свою спасительницу — длинные чёрные волосы, которые чуть отдавали фиолетовым оттенком, фиолетовые глазки, до ужаса выразительный взгляд, костюм, от чего в голове Ахматовой сразу невольно всплыла Дашка. — Александра, — прошипела Агния, закатив глаза. — Вижу, кто-то злится, — незнакомка усмехнулась, после став серьёзнее. — Я запрещаю её трогать. Она тихая и спокойная. И уж точно не предатель. Где список? — она вытащила из внутреннего кармана пиджака бумажку, затем протянув её русоволосой. — Подавись им, — чуть ли не рычала. — Она, верная моя помощница, всегда со мной и помогает мне. Тронешь её — поверь, это будет твоей последней идеей. Я ведь права, Ань? — Ахматова лишь кивнула. — Вопросы? — Радуйся, что у тебя защитница появилась, — хмыкнула Барто. — Пошли, — шепнула незнакомка Ахматовой.***
Аня не решалась сказать и слова. Только тихо следовала за девушкой, иногда ускоряя шаг, дабы успевать за ней. В голове было столько вопросов, на которые хотелось узнать ответ. Кто она? Зачем решила помочь? Откуда знает Аню? Почему Ахматова её никогда раньше не видела? Как она так легко смогла принизить Барто? Что у неё вообще на уме? — У тебя испуг на лице, — девушка остановилась, — Не смотри так на меня, — от такого серьёзного тона Анька невольно сглотнула от страха, после чего ей резко протянули руку, — Можешь звать меня Санькой. — она улыбнулась. — Почему вы решили мне помочь? — Одна моя подруга научила меня видеть окружающих насквозь, — в голосе Саньки будто были нотки грусти. — Я люблю помогать тем, кто в этом нуждается. Я смотрю, сложный ты человек, да? Идти против всех — не самый лёгкий путь. — Разве вы не делаете то же самое? — Делаю, поэтому и знаю. Давай на ты. Иначе я совсем себя неловко чувствую. Ахматова будто застыла. Это тепло. Такое же тепло, та же забота, та же улыбка — всё это исходило от Донцовой. Они чертовски похожи. Да какого чёрта? Какого чёрта Аня стала видеть Дашу во всём? Даже там, где этого и близко не было. Надо держаться. Надо терпеть. Нельзя выдавать себя. — Ты пропадаешь, — Достоевская положила ладонь на её плечо. — И дрожишь. Что-то случилось? Умоляю, только не молчи. — Я в порядке, — чуть отстранённо шепнула Ахматова, — Просто вспомнила кое-кого. Что вы.. Кхм, ты забыла здесь? — Слишком долгая история. Однако я стремлюсь только к одной цели — встретиться наконец с другом. Она хороший и милый человек, хотя её мания к костюмам меня даже иногда пугала. — Дарья Донцова? — догадалась Аня. — Да-а, — Санька протянула, явно находясь в некотором шоке, — Ты её знаешь? Хотя, неудивительно, что она смогла найти себе союзника. — Знала. От такого ответа у Достоевской лишь встал ком в горле. Ну уж нет, такого не могло повториться. Не могло в очередной раз. В глазах постепенно угасал огонёк, ранее полный надежды. Надежда не должна умирать последней. Так быть не должно. Вместе с болью появлялся и гнев. Какая тварь могла такое сделать? Кто мог подобное сотворить с настолько близким человеком? Санька страшна в гневе и злости. Страшна в мести за тех, кто ей дороже всех. — Какая сука это устроила? — прошипела Достоевская, от чего уже Ане стало страшно. — Она сама наложила на себя руки, — голос Ахматовой дрожал. Услышать такое сравнимо удару ножом. Причём, в самое сердце. Хотелось кричать. Донцова не могла такое сделать. Да она бы сама всех с того света достала и вернула на этот. Это не Даша. Её нельзя сломать. Она сильная. Она крепкая как камень. Даша любила жизнь больше всего на свете и была готова до посинения спорить с любым, кто был не согласен с её точкой зрения. Она бы так ни за что не поступила. Это кто угодно, но, чёрт возьми, только не Даша Донцова. — Она не могла, — это единственное, что сказала Санька, сумев хоть что-то выдавить из себя. — Она вскры.. — Это не она! — Достоевская взорвалась. — Даша бы никогда не выбрала такой путь. Даже если бы все отвернулись, то она бы обозлилась на весь мир и продолжила двигаться дальше, — она ударила кулаком по стене. — Я найду этих сук. Убью, потом достану с того света, верну на этот и опять убью. — Жестоко, — Аня лишь покачала головой. — Так значит, мы.. — Да, мы теперь напарники. Скорее всего, как я думаю, Даша пообещала тебе, что вытащит из этого кошмара. Поэтому, я закончу её дело. И вернусь к нашим с ней друзьям. — Почему вы не скажете им, что живы? — Опасно, — резко ответила Санька, — Сейчас это вызовет лишние подозрения у Барто, что никому не нужно. Я не вижу смысла рисковать просто так. Пускай и жалею, что пока нужно скрывать правду, — она мотнула головой. — Так, ладно, вдох, выдох и пошли дальше. — Вы с ней похожи, — слабо улыбнулась черноволосая, — Что ты, что Дарья, прячете свои эмоции и подавляете чувства, а потом страдаете от этого. Почему, чёрт возьми? — Ты действительно хочешь поговорить о Даше или обо мне в таком ключе? Так легче. Что мне следует говорить, по-твоему? Что я скучаю по ней? Чувствую вину? Жалею? — её фиолетовые глазки заблестели. — Это и так ясно. — Похоже, вы действительно были с ней близки. — Ближе, чем тебе кажется. Она как старшая сестра, — Достоевская вздохнула. — Старшая сестра, которая всегда поддержит, поймёт, поговорит по душам, предложив вино и сигареты. Мы даже не поговорили напоследок, как следует.***
— Что-то не так? — спросил Бродский. — Всё нормально, — Барто отмахнулась, — Просто скучно стало. — Дело в Донцовой? Разве ты не хотела, ну, убить её? — Хотела, — она тяжело вздохнула. — Нет, не так. Я хотела сильно припугнуть её. Её глупые дружки должны были её спасти. Идиоты во всём. Полнейшие идиоты. — Ясно, — Иосиф улыбнулся. — Не думаешь ли ты, что привязалась к ней? — Вздор! — Агния нервно смеялась. — Она всегда приносила проблемы. Она поймала нас, отняла у меня силы, тем самым унизив. Да ни черта она хорошего не сделала! — Ты столько времени держала её — для чего? Не ради же обычной скуки? Барто никогда не привязывалась к людям. Она, в принципе, не знала такого понятия, как привязанность к кому-то. Особенно к такой как Донцова. Эта неугомонная блондинка невыносима — сплошное слабоумие и отвага. У неё вечное шило в одном месте, которое никто за годы так и не вытащил. Даша наглая, хамка, до ужаса самоуверенная в себе, однако при этом готова пожертвовать всем ради близких — а вот это уже глупо. Чертовски глупо для Агнии. Каким придурком надо быть, чтобы отдать всё ради кого-то? Чувства бесполезны, ничтожны, да и плоды доверия до ужаса жалки. Именно поэтому Донцова жалкая — любить того человека, который может разбить как тебя, так и твою душу. Жалкая и ничтожная. Дура. Глупая, невыносимая и наивная дура — таких ещё надо поискать. Это же надо было сгореть в своих чувствах настолько сильно. Ни черта ведь Даша за годы не поменялась. Разве что, внешность чуть сменила, а нутро осталось таким же. Такой же спасатель всех и вся, который спасёт всех, кроме себя. Идиотская самопожертвование. Барто такое презирала. Однако в душе теперь какая-то тоска и печаль. Быть может, даже боль, что ли. Отвратительно. Мерзкое чувство. Но тем не менее, дни становились длиннее. Иногда даже казались невыносимыми. Конечно, и раньше они ощущались нескончаемыми. Однако тогда была идиотка, на всю голову прибитая Донцова. А сейчас.. Без стычек, словесных переделок и огрызательств становилось.. Скучно, что ли? Как бы Агния этого не отрицала, но без Даши жизнь стала несколько скучнее. Почти ничего и не поменялось, вроде. Тишина и покой, однако наступившие слишком резко. Будто жизнь теряла свои прежние краски. Очередной день подошёл к концу. Русоволосая тихими и чуть небрежными шагами подходила к своей цели — могиле. Пожалуй, никогда прежде до этого она не приходила так ни к кому — не было таких людей. Странные ощущения. Странные и непонятные. Аккуратно присела, смотрела куда-то вдаль. Наслаждаться хорошей погодой не хотелось. Ни погодой, ни хорошим видом. Лишь прикрыла глаза, невольно вспоминая все те дни, все моменты, когда Донцова раздражала так, что её хотелось убить, все те её фразочки, что навсегда врезались в память и никогда оттуда не выйдут. Никогда и ни за что. Кажется, как-то раз Барто сказала, что даже на могилу к ней не придёт. Сказала, что если у Донцовой когда-нибудь действительно получится помереть, то тогда она сопьётся от счастья, поскольку женский алкоголизм неизлечим. А по итогу, что же она делала? Сидела и вспоминала? Вспоминала, как Даша вечно твердила, что как только злой волшебник исполнит желание русоволосой, и Донцова навсегда исчезнет, то Барто будет кричать и вопить от ужаса, поскольку будет вынуждена остаться один на один с самой собой. А ведь права же оказалась — кричать действительно хотелось. Только, быть может, чуть по другим причинам. — Эй, Донцова.. Тебе там хорошо, на этом чёртовом небе?! Или куда ты там попала?! Надеюсь, что ты варишься в котле самого Сатаны! Поделом же тебе! — порывшись по карманам, смогла найти пачку сигарет, достала пару штук, одну крепко держала в зубах и подкуривала, вторую.. Вторую тоже подкуривала, но в итоге положила на надгробие, медленно встала. — Всё же тебе с рук сходит.. Дарья.. Вот скажи мне.. Как ты умудряешься творить всякую хуйню и вечно выходить сухой из воды, а? — выдохнув плотный клуб табачного дыма, Агния вновь прикрыла глаза. — Ну вот, блять, серьёзно! Творишь ты, а огребаем ни то вместе, ни то я одна. Но никогда.. Но ты никогда не получала! А помнишь нашу дуэль? Ты ведь, дура, её предложила. И что теперь прикажешь делать? Она ведь не имеет смысла, если твой труп зарыт в земле. Ведь и смысла и, правда, нет. Ничего не имеет смысла. Затушив окурок о подошву, на выходе с кладбища выкинула его в урну. И всё-таки... Жизнь не та. Слишком тихая и чересчур спокойная. Всё стало в разы сложнее без этой вечной блондинистой говорилки с кучей причуд и странностей в голове. Кажется, это уже раз пятый или шестой, когда Барто за пару недель могла напиться чуть ли не до беспамятства, откуда её обычно забирал Бродский. Где-то глубоко в душе поселилась тоска.