***
— Боже, смотрите так, как будто увидели живой труп, — Даша усмехнулась, после вздохнув, — Чёрт, надо было более спокойно появиться. Странные чувства. Будто внутри тот же самый человек, а снаружи совсем иной. Вроде, очередной костюм, что так привычен и свойственен ей, но в то же время волосы, которые стали, кажется, ещё короче, чем прежде, перчатки на руках. Донцова ненавидела носить их, аргументируя это тем, что перчатки неудобные, да и ей нечего скрывать. Даже при ночном свете можно было заметить лёгкие шрамики на лице, около глаз, и шее. Улыбка и смех. Быть может, они действительно те же, но при этом в них читалась непередаваемая тоска с болью. Нужно продолжать улыбаться. Во что бы то ни стало. Если все будут плакать и печалиться, то должен быть и тот, кто сохранит улыбку. Даша давно взяла эту роль на себя. Не важно, что произойдёт с ней, насколько будет плохо и больно, она всё стерпит и продолжит улыбаться. — Где вероятность того, что это действительно ты, а не очередной эксперимент с копией от Барто? — Дазай был настроен скептично. — Обычно у копий тот же набор воспоминаний и поведение, что и у прототипа, так что.. — Во-первых, не тот же, — перебила Донцова, — Копии могут не помнить очень много деталей — это раз. Их поведение не состыковывается с прототипом из-за множества погрешностей при создании, и поэтому создать идеальную копию невозможно — это два, — не соглашалась она, после прикусив губу, — Но ты прав. Мне действительно стоит доказать, что я — это, чёрт возьми, я. Предполагаю, что ты хотел сказать про то, что у копий обычно нет никаких изъянов на теле. И если ты думал, что я покажу свою татуировку, то иди куда подальше. Обойдёшься только шрамами на плече. Даша сняла сначала пиджак, затем развязала галстук и наконец добралась до рубашки, которую стала аккуратно расстёгивать, чуть сняла её так, что были видны плечи, на одном из которых по-прежнему красовались старые шрамы. Сомнений действительно быть более не могло. — Как-то так, — она пожала плечами, застёгивая обратно белую рубашку, — Только умоляю, давайте без этого рёва и рыданий. Ну, или хотя бы пару секунд подождите там, я не знаю, — Донцова фыркнула, затем улыбнулась, будто подобрев. — Хотя, против объятий я ничего не имею. Она прикрыла глаза всего-то на несколько секунд, как тут же почувствовала, что к её грудной клетки прижались. Теперь странные чувства у неё. Даша, кажется, уже сама забыла не только, когда её в последний раз обнимали, но и про объятья, в принципе. Проступили слёзы. Только вот от счастья. Это уж точно нестрашно и скрывать свои эмоции глупо, но девушка по привычке задрала голову к небу. Тихо, еле слышно с её уст сорвалось только: — Я скучала. — С возвращением, товарищ начальник, — в голосе Маяковского звучал смешок. — Добро пожаловать назад. — прошептал Осаму. Вдруг раздались чьи-то шаги, что создали шорох. Донцова только обернулась, заметив Аню, что переминалась с ноги на ногу. Ей определённо было неловко. Не хотелось прерывать такое личное воссоединение, от чего Ахматова старалась только отводить свой взгляд. — Чего стоим? Иди сюда, — позвала Даша черноволосую, которая поначалу явно сопротивлялась, отрицательно мотая головой из стороны в сторону, но после наконец согласилась. — Вот и славненько. Кстати, позвольте вам представить кое-кого из «Хризалиды» — Анна Ахматова. — Погодите-ка, — Анька прищурилась, смотря в сторону Чуи, после наконец сообразив. — Да ладно, ты? Парень с собачьим кормом. — Девушка из магазина, — вспомнил Накахара. — А можно объяснить, пожалуйста? — вмешался Ацуши. — Он пытался подцепить меня, прикрываясь волонтёром из приюта. Помнится, тогда он был в печали из-за.. — в голове Ахматовой сложился очередной пазл. — У тебя на пальце кольцо, получается, что вы оба.. Женитесь, так? Поздравляю! — Уже, конечно, поздновато такое говорить, но спасибо, что в тот вечер ты мне отказала, — рыжий потёр затылок, после достав телефон, что вибрировал от входящего вызова. Выражение лица Чуи явно было плохим во время разговора, наконец положив трубку, он только выругался, сжимая кулак. — Вот чёрт! — Что-то случилось? — Тигр почуял неладное. — Группа накрылась, — объяснил Накахара. — Свадьба через пару дней, а у нас нет музыки. — Как же неожиданно-то, — казалось, что Донцова взорвётся. — Действительно, никто же не предупреждал, что группы ненадёжные. У вас же не было организатора, который, зная про всю ситуацию с группами, предлагал вам ди-джея. Правильно, зачем слушать Дашу — глупости какие, пф, — сарказм из неё так и лился. — Простите. Вам нужна группа, да? — влезла в разговор черноволосая. — Я играю на басу в группе. У нас на эти выходные накрылась одна свадьба, где мы должны были выступать, так что, думаю, я могу созвониться с остальными и что-нибудь придумать. — Играешь на бас-гитаре и не рассказываешь мне про это? — Дашка вздёрнула нос. — Это.. Это не-чест-но! — Не хочу прерывать ваши организационные процессы, но всё-таки, что именно произошло? — спросил Володя, от чего выражение лица Донцовой тут же изменилось. — Демон вернулся, — шёпотом проговорила блондинка, опуская глаза вниз. Через несколько секунд взгляд изменился и у Маяковского. Этих двух слов было достаточно, дабы понять, какой ужас, если ещё не случился, так обязательно произойдёт. Из всех присутствующих только Даша и Володя отлично поняли друг друга без лишних подробностей. В конце концов, они уже оба прекрасно знакомы с Демоном. Вдруг страх на лице черноволосого меняется на гнев со злостью. Что этот Демон сотворил с Донцовой? Что он, в принципе, сделал? В голову тут же полезли догадки с теориями, от которых невольно хотелось рвать и метать. Исчезновение Даши на несколько месяцев — точно, уж наверняка его рук дело. — Что он сделал? — с холодом и некой жестокостью задал вопрос Маяковский. — Что этот подонок натворил? — Кто такой Демон? — поинтересовался Дазай. — Михаил Лермонтов, — в один голос ответила Даша и Володя. — Глава «Хризалиды». — Надеюсь, алкоголь разрешён до свадьбы, иначе без бокала вина в руке рассказывать мне будет трудно, — хмыкнула Донцова.***
— Так уже лучше, — Даша сделала глоток, после вздохнув, — Продолжаем разговор. Одной чудесной ночью у меня были свои делишки, с которыми мне помогала Ахматова, поэтому я осталась переночевать у неё. — Ты опять ходила в подпольное казино? — догадался Дазай, на что блондинка лишь кивнула. — Было бы удивительно, если бы было наоборот. — Не зуди, — буркнула она. — Иначе ничегошеньки рассказывать не буду. Так вот, утром я решила пойти домой пешком, и, как выяснилось, идти обычным маршрутом, через те подворотни, было не самой моей разумной идеей. — Подожди, — вмешался Маяковский. — Я так понимаю, там ты встретила Лермонтова? И ты решила атаковать? Безумие чистой воды. — Я не сразу поняла, что это он, — объяснила Даша. — Я осознала это, когда уже было слишком поздно.***
Несколько месяцев назад Дашка размеренным шагом расхаживала по переулкам, то и дело отчеканивая каблуками красных туфлей. Сильный ветер. За ним наступающая тревога, которая постепенно стала накрывать девушку. Нужно держать себя в руках — на лице можно прочесть лишь настороженность. Яркая вспышка, ослепляющий белый свет. Затем в руках пистолет. По привычке Донцова выдыхает и направляет руку вперёд, вздёрнув бровь, словно прищуриваясь к чему-то и попутно прислушиваясь. Только мёртвая тишина. Странное предчувствие. Появился, кажется, чёрный дым. Мыслей, кто или что это могло быть, в голове не появлялось. Даша лишь на автомате начала стрелять в воздух, периодически будто уворачиваясь от потоков ветра, который будто бы мог ей навредить. Резкая боль в плече. Словно ножом проткнули. Девушка только прохрипела, скрепя зубами, после прострелив руку и мысленно воя от боли. — Давай, регенерируй уже, — еле слышно бурчала Донцова. Из темноты видны только зловещие и до ужаса ледяные красные глаза, сосредоточить взгляд на всём образе не выходит. Она вновь поднялась на ноги, чуть пошатываясь. Очередная вспышка. Даша палила без разбору, быть может, попутно осознавая, насколько ситуация безвыходная. Теперь в глазах страх. От чего со злости на саму себя, девушка резко снимает туфли, после дрожащими руками кидая их в противника. Неровное дыхание. В изумрудных глазах читалось отчаяние, смешанное с непередаваемою злостью и решимостью. Удар. Чувство, будто из лёгких выбили весь воздух. На тротуаре появились капли крови. Ещё одна попытка подняться. Тело дрожало. Тяжело. Терпеть. Надо выдержать, стерпеть. Бывало и хуже, бывало и больнее. Остаётся только сглотнуть эту боль. Тяжело дышать. Веки наконец закрылись.***
Донцова пыталась разлепить глаза, периодически то дело и щурясь от ярко-белого света. Гул в ушах по-прежнему стоял, как и боль разносилась будто бы по всему телу. Попытки пошевелить руками или ногами не увенчались успехом — верёвка, чёрт возьми, тугая. Даше невольно захотелось стукнуть ногой или ударить кулаком по чему-нибудь, но она лишь рыкнула, после откинув голову назад. Страха у неё не было. Только злость. За годы как работы агентом, так и просто обычной жизни, Донцова уже давным-давно привыкла к подобному, прекрасно осознавая, что, во-первых, будет определённо больно, а, во-вторых, кто бы ни был похитителем, ему всё равно не удаться вытащить из неё хотя бы крупинку действительно необходимой информации, а если что и услышит, так разве что огрызательства со стороны девушки и те слова, которые и так известны и мало что могут привнести нового для желаемой цели. — Неожиданная встреча, — от осознания, кому именно принадлежал голос, Даша невольно дрогнула. Высокий человек, чёрные аккуратные волосы, уложенные, кажется, назад, только пару прядей выбивались вперёд; совершенно бесчеловечные, словно мистические, алые глаза со змеиными зрачками, во лбу тёмно-синий камень. Одевался он, однако, изысканно, с иголочки, будто джентльмен. Угольный плащ, сапфировая рубашка, красный галстук, что был низко завязан, пепельный жилет, холодно-коричневые брюки. Взгляд у него до ужаса холодный и жестокий, но в то же время чувствовались еле заметные нотки некой игривости. — Демон, — сразу сообразила Донцова, — Чего же тебе надобно, старче? — Ничего удивительного или нового для твоего поведения, Дарья, — Лермонтов казался безэмоциональным, с таким же холодом дав девушке пощёчину. — Однако на твоём месте я бы принял решение, следить за своей речью и говорить только по делу и надобности. Без хамства. — Зачем я вам понадобилась? — она продолжала быть твёрдой. — Что от меня в этот раз потребовалось? — Мои надежды на то, что с таким человеком как ты можно вести деловой и конструктивный диалог, оправдались. Славно, — Михаил хмыкнул. — Только правда, и ничего кроме неё. — Понятие правды у нас с тобой разное. Более того, неужели вы все настолько идиоты, что так и не поняли, что выбить из меня хоть что-то, мягко говоря, невозможно? — Даша только болезненно усмехнулась, попутно пытаясь пошевелить руками. — Я-то думала, что вы будете чуть умнее. — Неуместное сравнение. Ты основываешься на том случае с Брик и, видимо, на своём личном опыте, как я понимаю. Верно? Но раз уж ты не только непосредственно участвовала в пытках, но и сама проводила их, то тебе определённо известно, что происходит с теми, кто пытается сбежать, — девушка почувствовала острую в плече, — Доставать пистолеты из глотки не так удобно, когда руки связаны, не так ли? — в изумрудных глазках только сверкнул огонёк ненависти, после чего Донцова лишь плюнула ему в лицо. — Иди на хуй, — прошипела она, неровно дыша. — Какая грубость, — Лермонтов достал платок из кармана плаща, дабы протереть лицо. — Так яростно пытаешься отречься от своей же беспомощности. Ты бессильна без способности. Возможно, что различий между тобой и копиями даже не существует. — Способность — не единственное моё умение, это раз.. — вдруг её осенило. — Это ты помогал им создать копии. И сейчас ты снова создал мою копию, верно? — С годами люди и впрямь становятся мудрее. Но неужели ты совсем ничего не заметила? — по спине девушки пробежал неприятный холодок. — Раз за разом никто из твоих «товарищей» не смог разоблачить лжеца. Не пришла ли ты к выводу, что всем выгодно не замечать подмену? Что же они сделали с личностью, что приходится раз за разом красть? — Михаил приподнял её подбородок, слегка придерживая его, отчего Дашка начала скалиться и вырываться. — Пытаешься меня задеть? Сломать? — нервно вопрошала Донцова. — Не старайся, не выйдет. Я прекрасно знаю, что нужна им. — Ой ли? Не думаешь ли ты, что им нужна другая подруга? Не такая гордая и манерная, к примеру? — он поправлял её светлые пряди, убирая их назад. — Помнится, ты постоянно твердила о том, что история не спускает глаз с тебя. Так и кто же прославит твой след в случае кончины? Тут для Даши стало очевидно — копии не выжить. Её убьют. Неважно как именно — это сделает кто-то или она сама наложит на себя руки. Это значения не имеет. Из этого следовало только одно — значит, и от самой Донцовой нужна не просто информация, выбитая силой. Она здесь явно для чего-то другого. Её ни за что не отпустят просто так. Вот чёрт. Ситуация ещё более безвыходная, чем могла показаться изначально. — Вы ведь её убьёте, так? Хороший спектакль, ничего не скажешь, — девушка нервно вздохнула. — Я определённо вам не для информации сдалась. — Ты прекрасно знаешь, что я ищу и кто мне для этого нужен. — Книга, — сообразила Донцова. — У вас уже есть страница. На кой чёрт вам вся книга понадобилась? И разве, кроме меня, нет более нужного проводника книги? — А вот последнее так интересно звучит, — от жуткой улыбки Лермонтова Даша начала неровно дышать. — Я не знал, что ты являешься проводником. Понимаешь, в моих планах было заполучить человека-тигра с помощью старого знакомого, которого ты, увы, сгубила. Но теперь с такой-то информацией будет даже легче. — Старый знакомый — это Фёдор, не так ли? — догадалась она. — Вы, идиоты, что, решили воскресить его второй раз? — Неужели ты вразумила, что вы смогли, как вы это назвали, «победить» Фёдора? Стёрли память, вкололи сыворотку и передали властям — вы действительно подумали, что после этого наступил, как это обычно называют люди, счастливый конец? Ты права только в том, что его воскрешение — глупое занятие. Он был передан правительству, которое и наказало его за содеянное. Было бы неразумно подумать, что за весь его список преступлений не последует смертная казнь. Узнавать, где находятся его останки, — дело рискованное. Даже учитывая то, что в моём распоряжении есть прекрасный информатор, способный достать любые данные, я не хочу рисковать ею, — от этих слов у Даши только промелькнула мысль об Ахматовой, отчего уголки её губ приподнялись и образовали подобие улыбки, о чём она же потом пожалела. — Ты что-то знаешь. Что же это? Или, быть может, кто это? — Да так, задумалась о том, как же будет легко вас всех растоптать, — вдруг Донцова почувствовала острую боль в шее. — Я не Фёдор, Дарья, — холодный шёпот, лезвие ножа вновь скользило по телу. — Я не буду мягок и не буду выслушивать все твои препирания. Не жди поблажек от меня. — Вряд ли тебе будут нужны ответы от трупа, если продолжишь в том же духе, — шипела она сквозь зубы. — Вот выберусь и засуну тебе камень с твоей башки в одно место. — Повторю свой вопрос ещё раз — что ты знаешь? — будто безразлично спросил он, отрезав блондинистые пряди волос. — Не заставляй меня использовать силу. — У меня нет документов, — начала говорить Даша, тяжело вздохнув. — О-они.. Они у моих товарищей.. — У кого? — жгучая кровь полилась по её лбу. — У парней, — она как будто продолжала включать дурочку несмотря ни на что, — Высокие такие, умные ещё.. — Продолжаешь играть шута? Всё остаётся прежним. Ты ведь вечный шут для всех. Никто никогда и не мог узнать настоящую Дарью Донцову — нося маску, ты создала прекрасный образ, который удобен окружающим. Что случится, если они увидят настоящую Дарью — побитую куклу, которая вот-вот разобьётся вдребезги? Людям не милы эмоциональные волнения. — Мне скрывать нечего, — девушка покачала головой. — И строить из себя мне ничего не нужно. Ты слишком опоздал для того, чтобы пытаться сломать меня. Можешь хоть мне горло перерезать — ты не получишь ни информации, ни моего согласия, — тихая усмешка. — Я только с превеликим удовольствием буду наблюдать за этими жалкими попытками. — Ты не оставляешь мне выбора. И без этого алые глаза вдруг налились кровью и сверкнули. Будто подул ветер. Странный звук. Будто что-то отрезали. Чудовищная боль. Донцова не сразу поняла, откуда она вообще шла и что, собственно, произошло. Даша только почувствовала, что упала, после пытаясь ощутить холодный пол руками. И именно в этот момент до неё и дошло — одной руки не было. Вернее, была-то, но только до локтя. Она с ужасом в изумрудных глазах смотрела на то место, где была правая рука, будто пытаясь прижать её к груди. Неровное дыхание. Страх и ужас. Только паника. Наконец раздался пронзительный крик. Раз за разом. Даша не помнила, когда в последний раз до этого испытывала такую невыносимую боль. В некотором припадке она только била целой рукой по ледяному полу из камня. Голос надорван. Всё так размыто, что Донцова даже не сообразила и не заметила, как достала пистолет из глотки — только выстрелы в пустоту впились в память. Это больше не человек. Это походило на поведение дикого зверя, загнанного в ловушку.***
Настоящее время.. Даша нервно вращала бокал с вином в руке, когда воспоминания накрыли её. Она слишком долго молчала. Толком ничего и не рассказала. Только про случай в подворотне. Дрянь. Ничтожество. Никакой полезной информации даже выдать не способна. Готовилась же к этому разговору, а по итогу и слова сказать не могла. Она должна быть сильнее этого. Сильнее всего в этом мире. — Всё в порядке? — Дазай коснулся её плеча. Даша почти не вздрогнула. Только злобно взглянула на него. Как он, чёрт возьми, мог спрашивать подобное? Что за издевательство? О каком порядке вообще могла идти речь? Хотелось вскрикнуть, разозлиться и накричать. Затем нервно рассмеяться ему в лицо. Вновь агрессия, которую, кажется, почти нельзя сдержать. — Глупый вопрос, — Осаму понял всё без лишних слов. — Извини. Ты можешь ничего не гово.. — Рассказывать нечего, — перебила его Донцова, голос которой был грубым. — Похитил, пытал, от шока потеряла память, чем этот подонок пытался воспользоваться, воспоминания вернулись, попыталась сбежать, он поймал и запер, потом пришла Ахматова и помогла сбежать. Вот и всё. — Вы говорили, что не особо помните тот период, когда вы всё забыли. И у вас же ещё большой пробел в памяти на повод вашего нахождения в том подвале — вы сказали, что.. — Аня подмечала те вещи, о которых Дашка явно предпочитала не говорить. — Что как будто погрузилась в длительный сон, — перебила черноволосую Донцова. — Спасибо, я помню. В любом случае, поздно уже. Мне определённо не помешала хотя бы пара часов сна. — Точно, комната, — Ацуши задумался. — Думаю, пока мы с Чуей будем решать этот вопрос, ты можешь переночевать у кого-нибудь из.. — К примеру, у самого лучшего кандидата для со-жи-тель-ства, — вмешался Маяковский, улыбка которого так и не сходила с лица. — Антон всё равно ещё не приехал, так что свободное место для вас имеется, мадмуазель. Хотя, если ты предпочитаешь своего забинтованного друга, я не возражаю. — Нет, я с тобой хочу, — Дашка покачало головой. Такой ответ девушки был словно ударом по гордости и самолюбию Дазая. Вроде бы и такая простая, до невозможности никудышная просьба переночевать, а в груди столько переполняющих чувств, по ощущению напоминающих иголки, которые то и дело чуть ли не каждую секунду больно кололись. Неужели это та самая ревность? Осаму никогда не ревновал Донцову к кому-либо. Вернее сказать, может и ревновал, да только в очень странной форме и чаще всего это относилось только к тем личностям, которые могли причинить вред девушке. Тут же ситуация всё-таки иная. Ведь что могло быть плохого в Володе? Абсолютное ничего.***
— Удивлён, что у тебя есть вещи, — заметил Маяковский, когда подруга начала разбирать сумку. — Ахматова одолжила, — объяснила Даша. — Мы спешили. Было мало времени, чтобы взять побольше моих вещей. Так что, из моего добра у меня только гитара, — она усмехнулась. — Если бы не знал тебя, спросил бы, зачем она тебе на свадьбе. Но, видимо, всё-таки не буду. Очередная неловкая пауза. Мёртвая тишина. По правде говоря, они никогда много не общались и не были слишком близки. Оба, скорее, всего лишь находились в одной компании, лишь изредка — и то, по воле случая, — проводя время только вдвоём. Как-то повода не было, что ли. Будучи командующей Донцова носилась то с Чеховым и Есениным, то Санькой и прочей девчачьей компашкой, то с Достоевским, то ещё с кем-нибудь — только один Володя всегда оставался в пролёте. Однако за это он никогда и не обижался на девушку. — Редко мы с тобой общаемся, — вдруг заметил черноволосый. — Ты раньше всегда бегала то с Санькой и Мариной, то с Антоном, то с Фёдором или ещё с кем-нибудь. — Воло.. — Да ладно, не стоит на меня смотреть такими печальными глазками. У нас действительно мало чего общего, так что ничего удивительного тут нет. Да и не обижаюсь я, — от его улыбки становилось так тепло, — Рад, что ты вернулась. Без тебя всё было как-то уныло, что ли. — Надеюсь, я не пропустила что-то важное. — Дай-ка подумать, — Маяковский шутливо прищурился и начал ходить из стороны в сторону, — Думаю, что нет. Мадмуазель, не помочь ли вам снять ваш обворожительный пиджак? Володя был таким всегда. Юморной, активный и вечно на каком-то непонятном позитиве. Он никогда не плакал и унывал. Разве что, вспышки гнева порой брали верх над ним. Ну, и, как иногда казалось Даше, черноволосый был немножко дурачком, словно маленький ребёнок, только вот приятный и добрый. — Не стоит, я сама, — отнекивалась Даша. — Тогда я покину тебя и пойду подышу свежим воздухом. Все-го хо-ро-ше-го, — пропел парень и будто вылетел из комнаты. Донцова облокотилась об одну из стенок, тяжело вздохнув. Схватилась руками за голову, перебирая и тормоза светлые пряди волос. Тихо сняла перчатки, затем — пиджак, и начала расстёгивать рукава белоснежной рубашки. Задрав их, быстрыми шажками подошла к зеркалу, после осматривая своё отражение, которое её определённо не радовало. Даша с сожалением смотрела на руки, части которых теперь заменяли протезы: на правой — по локоть, а на левой — по кисть. Вновь вспышка агрессии. Хотелось разбить это убогое зеркало лишь бы не видеть себя такой. Всё это, однако, не настоящее — и улыбка, и настрой, и её внешность в том числе. Она подошла поближе, наклонив голову к стеклу, и начала снимать линзы, за которыми прятались змеиные глаза. Вот теперь точно — вид у девушки ужасный и убогий. Даша больше не считает, не чувствует себя красивой. Даша презирает себя. Её окутывает только ощущение потери — потери красоты. Никакая одежда, никакая косметика, никакая укладка волос дело не поправит. Красота и внешность значат для Донцовой слишком многое. Она могла много чего терять на своём пути, однако именно красота всегда оставалась с ней. Это придавало уверенности. Это дарило надежду. Это спасало, чёрт возьми. Да даже если хоть что-то ухудшалось во внешности, то Дашка быстро восстанавливалась, становясь такой же красивой и сексуальной как прежде. А сейчас это пропало и исчезло, пожалуй, если не навсегда, то определённо надолго. Вдруг хлопок дверью. Донцова резко обернулась и с ужасом смотрела на Володю, который тоже несколько секунд стоял как вкопанный. Губы Даши были слегка поджаты, дрожали, а сама она мычала что-то уж совсем невнятное. Казалось, что ещё немного, и у девушки бы началась истерика, от чего Дашка глотала как слёзы, так и все эмоции, стараясь не выдавать свои чувства напоказ. Захотелось дать себе пощёчину. Нельзя. Будет ещё больнее. — Видимо, я не вовремя, — шепнул Маяковский, после подойдя к ней и обняв её, — Но ничего не поделаешь, я уже здесь, увы. — Идиот, — буркнула Донцова. — Возможно, — черноволосый пожал плечами. — Это он сделал? — Да какая уже разница, — хмыкнула блондинка, затем она начала болезненно улыбаться, — Я не расстроена.. Не-ет. Теперь я выгляжу ещё лучше.. Я же теперь как киборг. Со мной полный порядок.. — Ты не в порядке, Даша. И в этом нет чего-то странного. Всё дело во внешности, верно? — Я больше не красивая.. Эти протезы, шрамы, глаза — я отвратительна.. Володя промолчал. Он только продолжал её обнимать. И с каждым тихим всхлипом девушки до него всё больше доходила одна истина — она его не послушает. И не потому, что он не прав — отнюдь не по этому. А только потому, что слова поддержки ей сейчас нужны от другого человека, которого на подсознательном уровне, несмотря ни на что, ей определённо хотелось услышать.***
— Вы ведь тот важный человек для Дарьи, я права? — вдруг спросила Аня. — Она что-то рассказывала обо мне? — в ответ задал вопрос Дазай, на что черноволосая только кивнула. — Что именно? — Смотря в какой период, — задумалась Ахматова, — Вам в хронологическом порядке или только самые важные и последние детали? — она усмехнулась. — Шутка. А если серьёзно, то Дарья относится к вам весьма неоднозначно. Но я не об этом говорить хотела. А о том, что вы идиот. Даже не так, вы с Донцовой оба идиоты. — Как грубо, — он буркнул, будто обидевшись. — Вот вы вроде умеете читать людей как открытую книгу, а таких простых вещей понять и уяснить не можете. Вы же с Дарьей любите друг друга. Так просто обсудите это, вашу ж овсянку, — Анька начала закипать, не давая Осаму и слова лишнего вставить, — И не надо тут отнекиваться, что у вас к ней нет никаких чувств. Не проканает. Я знаю историю про поцелуй на ступеньках, знаю про то, что вы носите её фотографию в кармане плаща, и отлично знаю про то, что, когда подобное происходит, обычно это зовётся и является любовью. И знаю это не только я, но и вы тоже. — Наши отношения делают нас слабыми местами друг друга. И тот случай, когда Агния похитила её для фотосессии, отлично это доказывает. Если все будут знать, то рано или поздно они используют это против нас. Возможно, за столь короткое общение с Дашей ты ещё не осознала этого, но, когда дело касается близких, она всегда находится на волоске от смерти. Это не первый раз, и, уж тем более, не последний. Донцова уже достаточно пострадала по моей вине, и я не хочу подвергать её дополнительной опасности. Она умрет, и это будет вечно на моей совести. — Дазай отводил от черноволосой свой потемневший взгляд, попутно серьёзно вздохнув. — Вы не позволите этому случиться, — догадалась она. — Верно. Не тогда, когда Даша так сильно хочет жить. В любом случае, когда я умру, она будет сломлена. И всё выше сказанное означает лишь одно — мы не можем быть вместе. Да и к тому же, я потерял её доверие. Нет, я не виню Дашу в том, что она не способна простить меня. Она имеет на это полное право. Я отвратительно обошёлся с ней, когда ей была нужна моя поддержка. И я об этом сожалею, — очередной тяжёлый вздох. — Тогда, может быть, самое время не допустить старую ошибку вновь? — Аня тепло улыбнулась, указывая шатену на Донцову, что появилась на горизонте. — Дерзайте.