Нас учили быть птицами

— Обед! — крикнула Марушка, спускаясь вниз к реке. Дарина и Глафира расслабленно выдохнули и, положив недостиранные вещи в корзину, поднялись. Дарина потянулась, и ее спина громко хрустнула. Зябко поёжившись, она вопросительно посмотрела на Лану и Катерину. Последняя с силой выжимала мокрую рубашку, будто и не услышав девчушку. Щитилина подняла на Катерину взгляд. — Мы сейчас подойдем, — кинула пани. Лана непонимающе посмотрела на подругу, но после кивнула Дарине, мол, иди, ничего страшного. Дочь кузнеца кинула на них подозрительный взгляд, но промолчала и пошла к Марушке, которой Глафира помогала вытаскивать обед из большой корзины. После того как Щитилина дважды вернулась от пана Казимира целой и невредимой — в первую ночь с бутылкой вина, которую в тишине распила на пару с Катериной, а сегодня утром взлохмоченная и довольная, — мнение девушек, живущих вместе с ней, разделились. Марушка, Дарина, Катерина и Глафира, которые знали ее лучше и дольше остальных, ещё до всей этой истории, свое отношение практически не изменили и общались с ней так же, как и до этого. Марушка даже несколько взбодрилась, ощущая себя под неким покровительством. Но были и те, кто знал Щитилину не так хорошо. Именно среди них и делилось отношение к ведьме: кто-то ее откровенно побаивался и опасался, относился с большой опаской, мгновенно записав в ведьмы. Рядом с Ланой они робели, хотя до них девушке не было никакого дела. А другие, но их было меньшинство, негодовали — какая-то девчонка завладела вниманием Казимира Мазовецкого. Лана с удивлением обнаружила, что были и такие панночки, которые хотели сблизиться с колдуном. По их мнению, Щитилина встала на пути к достижению своеобразных вершин. — Я хочу кое о чем предупредить тебя, — сказала Катерина. — О чем же? — с интересом спросила Щитилина, внимательно глядя на подругу. Ей было известно, что Катерина не полезет в дела, которые ее не касаются, поэтому Лане было интересно выслушать ее. — Помнишь ту девушку, которая вчера весь вечер молилась, пока мы разговаривали? — дождавшись кивка ведьмы, пани продолжала. — Ее зовут Ефимия, она дочь монаха. Когда ляхи сожгли ее дом при храме, ее, как и нас, взяли в плен колдуна. Она ненавидит ведьмачество, ведьм и колдунов. Все, что связано… — Катерина запнулась. — С такими, как ты, — закончила она не так уверенно, даже немного смутившись, но Щитилина даже не обратила на это внимание. — И она вчера слышала наш разговор, — сразу же догадалась Лана, поняв, что волнует подругу. Катерина кивнула. — Я волнуюсь, что она может что-то сделать с тобой. Маловероятно, но… Просто будь осторожна. — Я приму к сведению. И буду осмотрительнее. — Хорошо, — кивнула Катерина, и хотя часть напряжения не ушла из нее окончательно, было видно, что ей стало немного легче. Лана не забыла ее слов, более того — когда работа девушек была окончена, и у ведьмы появилось свободное время, она тихо выскользнула из общего шатра и направилась к расположившемуся рядом лесу. Она чувствовала, как чужой взгляд жжет между лопаток, но разворачиваться и проверять не стала. Ее никто не заметил, а если и видели, то отнеслись как к призраку, неверующие отвернулись, думая, что это мираж ядовитого воздуха. Лана могла спорить, что для воинов Мазовецкого была как диковинный зверек — красивая, почему-то еще живая. Ведьме нужен был старый каштан, потому что особый вид хризантем, необходимый для колдовства, рос именно под ним. Колдуньи всегда хорошо разбираются в травах, бабка Алевтина называла их основами любых заклинаний и чар, и Щитилина усвоила это еще до того, как стала почитать себя ведьмой. Выйдя в лес, Лана тихо побежала к каштанам, которые росли на берегу озера. Она побывала под каждым каштаном, перевернула всякую былинку, но напрасно — необходимого цветка нигде не было видно. Приближался вечер, темнело, и становилось все труднее различать стебли трав. Случайно Лана взглянула на другой берег озера и радостно вскрикнула: на той стороне был еще один большой старый каштан! Опасливо обернувшись к лагерю ляхов, ведьма, поджав губы, всё-таки решилась. Подобрав юбку платья, она быстро побежала на ту сторону. Перейдя озеро, она подошла к каштану. Каштан был густой и развесистый, под ним в полутьме почти ничего не было видно. Но Лана слегка зажмурилась, корректируя свое зрение — это было одной из особенностей ведьм-птиц, возможность подстраиваться под любые условия, если хоть какое-то животное могло в них выживать. Кошачье зрение для темноты было еще одной основой ведьмачества. Оглядевшись еще раз, и присев перед каштаном, Лана даже рассмеялась от радости. Она быстро сунула руку в траву, сорвала какой-то цветок. Белый цветок дикой хризантемы покоился в ее ладони, и девушка, расслабленно выдохнув, снова вернулась на ту сторону. Девушка встала на колени, сжав в руках цветок. Ногти вошли глубоко в кожу ладоней, и из маленьких ран в форме полумесяцев скатилось несколько капелек крови. Запрокинув голову назад, ведьма начала четко, но тихо произносить заклятье. Спустя несколько секунд, Лана глубоко вдохнула, приоткрыв рот. Ефимия была дочерью монаха по имени Аввакум. Когда ляхи пришли в ее родную деревню, отца девушки обезглавили, и голову насадили на пику рядом с полыхающей церковью. Ее мать и саму Ефимию обесчестили, жестоко надругались, только женщину убили. А дочь ее в рабство забрали. В видениях Ланы были темные, противные Богу мысли. Кажется, Ефимия несколько раз хотела покончить с собой, и даже заносила кинжал над сердцем, но вера в Бога останавливала ее. Боялась попасть в Ад, как все самоубийцы. Затем Щитилина услышала свой собственный голос, доносящийся, казалось, из-под толщи вод. «— Это особый дар, которым наделены такие, как я и пан Казимир. Моя бабка верила, что Предназначение, это что-то, что притягивает души. У людей оно тоже есть, но у колдунов в несколько раз сильнее.» «В любом случае, мы заключили сделку, и он приказал мне прийти сегодня.» Ефимия видела в Лане темноту, порок и грех. Она решила, что единственное верное решение — искоренить его, но как именно, ведьма пока не видела. Может, Ефимия считала, что это возможно только убив саму Лану, или хотела провести небольшой обряд очищения. Но становилось ясно: Лане грозило опасность. Небольшая, насколько могла судить ведьма — какой вред простая девушка могла нанести родовитой ведьме. Самой сильной в своем роде. И все же… девушка, которую изнасиловали, чью семью убили, а ее саму продали в рабство… Она была в гневе, бессильной ярости, а это — Лана знала по себе — опасная смесь. Щитилина отпустила заклятье, и чужие воспоминания покинули ее голову. Она глубоко вдохнула, а потом, разжав руки, медленно вытянулась на холодной земле, лежа на животе, да так и замерла. Разве что руки положила ладонями вниз, чтобы земля остужала раны. Лана прикрыла глаза, положив голову на щеку. Дышала она легко, но от полученных знаний немного трещала голова — ведьма только несколько раз пробовала подобное заклятье, и то по бабкиному велению, чтобы Алевтина покойна за внучку была. «Теперь точно покойна, — подумала Лана, вдыхая запах земли. — А может и нет, пока месть за нее не свершится». Через несколько минут Щитилина перевернулась на спину. Она лежала, положив руки на живот, будто мертвая, хотя глаза ее были открыты. Смеркалось, на небосводе начали загораться первые звезды. — Ты что здесь делаешь? Лана тяжело вздохнула, закатив глаза, привстала на локтях. Агафья смотрела на молодую ведьму с явным удивлением. В руках у старухи был длинный кинжал из дамасской стали, и, судя по всему, Лана была той, кого старая колдунья хотела заколоть. Щитилина легла обратно на сырую землю. Лес и все живое в нем медленно подпитывало Ведьму-Птицу, неразрывно связанную с ним, и девушка понемногу приходила в себя. — Я думаю, — произнесла Лана. Агафья что-то пробормотала и, судя по звуку, засунула кинжал за пояс. На суку дерева хрипло каркнул ворон, и Лана рефлекторно дернула головой. — Ты колдуешь, — пробормотала старуха, подходя к Щитилиной. — Пан Казимир тебе разрешал? — Пан не запрещал. Агафья недовольно фыркнула, точно старая кобыла, и ее фигура темным силуэтом нависла над ведьмой. — Пан велел искать тебя. Гадала — сбежала. А ты тут, ворожишь, — Агафья сделала паузу. — О чем хоть колдовала? — Проверить надо было кое-кого, — тихо шепнула Лана, поднимаясь. Тело неприятно ломило, но мышцы потихоньку расслаблялись, и ведьма повела плечами; кости оглушительно хрустнули. — О как, — удивленно присвистнула. — Неужели, могёшь? — Заклинание, которое показывает прошлое человека? — хмуро уточнила Щитилина. Старая ведьма кивнула. — Могу, конечно. Бабка меня многому научила. На это Агафья ничего не ответила. Она мотнула головой в сторону лагеря. — Пошли скорее, — сказала она, хотя в старых глазах юная колдунья увидела какое-то немое удивление и признание. — Надо сказать пану, что ты здесь. Лана встала. Она кинула взгляд на кинжал, который спокойно покачивался в ножнах старухи. — Кого вы хотели убить им? Меня? — Я почувствовала: кто-то колдует, — без видимого удовольствия объяснила ведьме Агафья, семеня за ней. — Чужой был бы — нож в ребра и дело с концом. — Ну да, — согласилась Щитилина. — Так тоже можно. Они вышли из леса, и Птица сразу заметила Казимира. Колдун стоял и что-то выспрашивал у молодого ляха с пышными светлыми усами. Юноша, склонив кудрявую голову, внимательно слушал своего господина. Мазовецкий, заметив ведьм раньше своего подчинённого и, закончив свою мысль, посмотрел на Лану. Птица, быстро оправив платье и поправив прическу, поклонилась. — Господин Казимир, — поприветствовала Щитилина. Молодой лях скользнул взглядом по ней, но девушка, смотря на Казимира, этого не заметила. — Вернулась? — с усмешкой спросил колдун. Лана ответила ему обворожительной улыбкой. — Я и не уходила, пан Казимир. Всего лишь прогулялась. — И поколдовала, — буркнула Агафья. Казимир вопросительно изогнул бровь. — И что же такого случилось? — спросил Мазовецкий. Краем глаза он неожиданно перехватил взгляд молодца, который, не зная куда себя деть, глазами водил туда-сюда по юной ведьме, задерживая внимание на красивых формах Ланы. Казимир отослал его кивком головы, мысленно обещая себе разобраться этим позже, после чего снова вернул свое внимание Щитилиной. — Одна из моих подруг намекнула, что одна пани может представлять угрозу для меня, — сказала Лана. Агафья обеспокоенно посмотрела на Казимира. — Что же это за пани? — поинтересовался Мазовецкий. Ссоры и какие-то мелкие стычки среди невольниц не были чем-то новым, но обычно самого Казимира это касалось только в виде сухого отчета Агафьи, которая за порядок среди девушек, собственно, и отвечала. Но тут была замешена Щитилина, которую Казимир должен был оберегать и защищать, поэтому если существовал хоть малейший риск для юной ведьмы, колдун должен был пресечь его на корню. Но Лана, судя по всему, не считала себя в опасности. — Все не так страшно, на самом деле. Я буду за ней наблюдать, но едва ли она рискнет что-то сделать. В крайнем случая, я справлюсь. — Уверена? — Да, господин Мазовецкий, — поколебавшись всего секунду, ответила Щитилина. Колдун кивнул, а потом посмотрел на старую ведьму. — Приведи ее в порядок и пусть ко мне придет, — светлые голубые глаза мужчины посмотрели на ведьму. — Поужинаем вместе. Лана прикусила внутреннюю сторону щеки, чтобы широкая счастливая улыбка не растянулась на ее лице. Несмотря на то, что влюбленность ведьмы Казимир явно не мог пропустить, ей пока стоило держать свои чувства под контролем, хотя бы до расправы над той ведьмой. А там, кто знает, может быть Казимир признает ее своим Предназначением и не убьет. — Слушаюсь, пан, — кивнула Агафья и, схватив Щитилину за локоть, потащила прочь. Лана успела лишь коротко и быстро поклониться. Мазовецкий коротко усмехнулся, и широким шагом направился к своему шатру. Мысли о той дивчины, о которой упоминала девушка, и о ляхе, который весьма откровенно разглядывал его — то есть, принадлежащую только Казимиру — ведьмочку, из головы колдуна не ушли, но отложились до лучшего момента. Сейчас ему нужно было готовиться к более приятной встрече. С Ланой же снова повторили те действия, которые происходили до ее первой и второй встречи с Казимиром. Взяв в подмогу несколько девушек, Агафья потащила ведьму в баню. Эти девушки, пробывшие в плену ляхов не один год, каждый раз заставляли Щитилину испуганно вздрагивать. Они обе были высокими, бледными и тощими, а в их глазах застыло одинаковое равнодушие к происходящему и к откровенному помыканию. Сначала Щитилину обтерли жесткой губкой, содрав при этом не только грязь, но и слоя три кожи, потом обрезали ногти так, чтобы все они стали одинаковой формы, и, самое главное, удалили волосы — с ног, с рук, с туловища, из подмышек. Даже брови наполовину вырвали. В первый раз Лана чувствовала себя как ощипанная курица, которую приготовили для жарки. Ощущение не из приятных. Сейчас же просто вся кожа саднит, жжет и, кажется, сейчас прорвется. Напоследок ее обтерли чем-то густым и вкусно пахнущим и сполоснули в прохладное воде, после чего высушили, гладко расчесали волосы, заплели в затейливую косу и всунули в светло-голубое платье. Агафья недовольно что-то все время бухтела, однако Лана была слишком погружена в свои мысли, чтобы разбираться в том, что опять не нравится старой ведьме. Ей нужно было приготовиться к более приятной встрече. Казимир вытянулся на кровати и медленно перебирал волосы Ланы, голова которой покоилась у него на груди. Эта близость отличалась от их первого раза: если то был акт нежности, то это — праздник животной страсти. Лана непослушными пальцами теребила застежки на его одежде, а он осыпал ее шею и плечи обжигающими поцелуями. Колдун в нетерпении рванул лиф платья, разорвав его на две части. Скинув остатки одежды, он подхватил девушку за ягодицы и отнес в постель… Щитилина в какой-то момент завозилась, но колдун лишь сильнее сжал тонкую талию, и девушка замерла. — Останься. Она, подняв голову, посмотрела ему в глаза. — В прошлый раз вы не предлагали.  — А в этот предлагаю, — хмыкнул Мазовецкий. Лана ответила на его ухмылку и с видом довольного котенка, объевшегося сливок, легла обратно. Она уже почти заснула, убаюканная спокойными, но при том властными прикосновениями к своему лицу, волосам и шеи, когда Казимир внезапно спросил: — Ты когда-нибудь охотилась? — Я — Ведьма-Птица. Конечно, нет. Лана тихо рассмеялась и отрицательно мотнула головой, будто подтверждая свои слова. Ведьмы почти всегда представлялись существами неразрывно связанными с лесами и всеми живыми тварями, кроме людей. Лес, как основной их покровитель, не приветствовал бесцельное убийство существ, живущих в нем. Да и звери не стремились навредить ведьме. Наоборот — защищали их, покровительствовали, а в случае беды всегда шли к ведьмам. Если у колдуний и существовали какие-то правила — как у людей заповеди — то все они были связаны с лесом и тем, что обитало в нем. За свою жизнь Лана спасла около целой волчьей стаи, которые сейчас были готовы драть за нее глотки. Щитилина бы натравила их на ту ведьму, которой готовила отмщение, да только волчья стая не могла навредить ведьме. В этом звери были умнее людей — какое разумное существо полезет к колдунье, чтобы убить ее? Поэтому Лане и нужен был колдун, не связанный подобными ограничениями. — А верхом, скорее всего, ездить умеешь? Лана внезапно покраснела и мотнула головой. — До ужаса боюсь, хотя в конях есть свое очарование. Но, думаю, из седла не вывалюсь. Казимир какое-то время молчал, а потом глубоко вздохнул. — Посмотрим, что ты можешь, но завтра, — Щитилина удивленно посмотрела на Мазовецкого. Видимо. Она зря решила, что ее колдовство останется без внимания. Теперь колдуном руководил сугубый интерес: что же может Ведьма-Птица? И все же, все лучше, чем пустое безразличие.