Нас учили быть птицами

Последние часы давались ей особенно трудно — ее мутило, сильно болел живот, и ранее почти ничем не напоминающий о себе ребенок теперь весьма негативно влиял на организм. Лана уехала уже почти на десять километров от последнего хутора, где повстречала цыган, немного поспала в лесу, и теперь ехала дальше, не сумев уговорить себя на завтрак. Куря, будто угадывая положение хозяйки, шел спокойным шагом, когда чувствовал, что Лане особенно плохо. Поминутно накатывала ужасная слабость, и Лане приходилось сильнее цепляться за поводья, а один раз даже остановиться и слезть с корня, сжать землю в пальцах и глубоко дышать, чтобы угомонить тошноту. Она понятия не имела, что их с Казимиром разделяли всего двое суток. Они снова затрусили по дороге под пение дроздов, немного походившее на звуки флейты. Похоже, конь собирался заставить Лану ехать всю ночь. Путь им предстоял не из легких, хотя рысь жеребца сделалась куда менее тряской, чем днем. Лес и пустынная дорога становились все более зловещими. Ветви деревьев напоминали старые иссохшие кости, а луну и звезды закрыли облака. Изо рта вырывались облачка пара, и девушка радовалась теплому плащу. Она несколько раз оборачивалась — все казалось, что за ней кто-то следит. Не заметив никого, Щитилина поплотнее закуталась в плащ, пуская коня галопом. А ощущение невидимых глаз, буравящих спину, не пропадало… Настало утро — пасмурное, серое. Лана продолжала путь, сгорбившись в седле. Она ужасно устала, а с рассветом не исчезло ощущение взгляда в спину, и все же она должна была остановиться и передохнуть. Но едва она спешилась, и размяла затекшую спину, как в кустах что-то зашуршало, и когда ведьма развернулась, то встретилась со жгучим взглядом черных глаз. ― Ведьма, ― с удовольствием заключила женщина. Лана сжала руку на животе, глаза ее опасно блеснули. ― Я уже встречала ваших, ― настороженно ответила она, и кончики пальцев неприятно зажгло. Женщина перед ней явно была цыганкой, об этом говорила слишком уж типичная внешность, и явно была цыганкой-чернокнижницей, об этом говорила ведьмино чутье Щитилиной. Цыганка была высокой, с длинными руками и ногами, будто ее тянули на станке, с пышными черными косами, со светлым, слабо загорелым лицом ― Лана слышала, что у цыганок красивым считает светлое, незагорелое лицо. При этом оно было простое, без каких-то изысков. Простая красивая женщина, увлекающаяся черной магией. Она улыбнулась, и ее лицо стало красивее. Она уже не была молода, возможно, ей было под сорок, но при этом в цыганке билась невообразимая живучая энергия. ― Не волнуйся, дивчина, мы не со злом пришли, ― множественное число насторожило ведьма, и она заметила, что по бокам от цыганки уже стоят знакомые ей мужчины. Тот, что был молодой, приветливо улыбнулся. Цыганка качнулась вперед. ― Мы хотим предложить тебе помощь. ― Сделку, ― поправила Лана. ― Не без этого, ― согласилась цыганка. У чернокнижников была одна интересная привычка: кружить вокруг чужака, загоняя его в своеобразный капкан, но тут они были не в выгодной ситуации ― Лана была опасной ведьмой, да и окружить ее не получилось бы, поскольку конь Куря пару раз угрожающе щелкнул мощной челюстью. Цыганка продолжала спокойно взирать на нее. От женщины исходил удушливый запах цветов. — В твоем чреве, ведьма, растет ведьмак, ― сказала она, и щелкнула пальцами, и двое мужчин расслабились, отойдя чуть вглубь леса, чтобы Лана их видела, но при этом перестав окружать ее. ― От кого ты бежишь? От колдуна? — От его отца, ― напряженно ответила Лана. Она знала, что Казимир весьма терпимо относился к чернокнижникам, некоторые даже состояли у него на службе. Поэтому, вероятно, ее не обвиняли бы в гонения цыган, но девушка не спешила говорить о том, от кого она носит ребенка. Мало ли, может конкретно у этих цыган были какие-то счеты с Мазовецким; хватит с них того, что они уже знали. Цыганка задумчиво ее осмотрела снова, и на пробу качнулась вперед. Лана сощурила глаза. — Долго? — Всего три дня. Цыганка снова помолчала. Потом расслабленно улыбнулась, той самой улыбкой, которая была призвана успокоить Лану. Она замерла, больше не пытаясь приблизиться, опустив руки по бокам и слегка расставив их, будто приглашая ведьму обнять ее. — Мы можем помочь тебе, ― сказала она, и усмехнулась. ― Ты же не презираешь нас, как остальные тебе подобные? — Чернокнижие не так плохо, как о нем говорят, ― ответила Лана, прищурившись. Куря взбрыкнул, и ведьма погладила его по шее. ― Но зачем вам помогать мне? — Потому что ты можешь помочь нам. Сама же сказала ― сделка. Пока не знаю, как, но вижу, что можешь. Мы кое-кого потеряли, мою дочь. И судьба говорит, что ты знаешь, где она. «Судьба, — с тоской подумала Лана. — Судьбы ей говорит, что я помогу ей найти дочь. И эта же судьбы говорила о том, что Казимир никогда не посмеет даже мысли допустить о моем убийстве. Судьба… забавное слово, если честно». — И кто же ваша дочь? Цыганка открыла рот, будто собираясь ответить прямо сейчас, но потом вздохнула и покачала головой: — Поговорим не здесь. Пойдем, ―, но Лана не сдвинулась с места, все еще не уверенная, что она может доверять цыганам-чернокнижникам; женщина приложила правую руку к сердцу. ― Клянусь жизнью своих детей, что тебя не навредят. Ты будешь в безопасности, пока едешь с нами, у тебя будет кров, вода, еда и мягкая постель. Несмотря на то, что нас ваши ведьмы не любят, ты — Птица, кажешься мне хорошей женщиной. И тебе тоже знакомо материнство. Поэтому не бойся. Лана глубоко вдохнула и, отбросив лишние сомнения, спросила: — Если что, вы сможете меня спрятать? — Даю слово. «Нет коней быстрее, чем кони цыган чернокнижников» ― вспомнила она слова одного из воевод Казимира. Она усмехнулась своим мыслям и решительно кивнула. — Тогда вперед. Лагерь чернокнижников находился глубоко в лесу, и был небольшим, Лана сразу поняла, что поедут они быстро. Они прямо сейчас были готовы сорваться в путь, но цыганка на ходу отдала приказ подготовить ванную и переодеть девушку. Люди ― среди которых были и женщины, и мужчины, и дети разных возрастов ― быстро закопошились. ― Куда ты держала путь? ― спросила цыганка, входя в свой большой шатер, который тянули несколько лошадей. Таких не разбирающихся шатров было несколько, Щитилина понимала принцип их устройства, ведь в лагере Мазовецкого тоже такие были. «Хватит поминать его каждую секунду», ― приказала себе девушка, и улыбнулась. ― Хотела уехать в Валахию. ― Неплохо, ― присвистнула цыганка. ― Поедем пока вместе. ― Сомневаюсь, что вы туда собирались, ― хихикнула ведьма, чувствуя, как напряжение последних дней медленно отступает. ― Мы никогда никуда не собираемся, ― подмигнула ей цыганка. ― Просто едем, куда ляжет дорога. Сейчас наши дороги с твоей пересеклись. Ее шатер был красивым, хотя шелковые подушки ярко-красного цвета, вещи с золотистой вышивкой так и кричали о богатстве, которое скрывалось за простой и даже скромной обстановкой. На полу был персидский ковер, постель стелилась прямо на полу, но поверх ковра было накинуто еще несколько одеял, из не менее дорогой ткани и непросто работы. Множество подушек, низкий деревянный столик с красивой, изысканной резьбой, и шкаф ― на полках стояли книги и толстые талмуды, внизу, за закрытыми дверцами, находились, как полагала Лана, какие-нибудь снадобья и ингредиенты для них. — Меня зовут Алена, ― представилась женщина уже в шатре. ― Это родовое имя, его дают каждой старшей дочери. — Вы главная среди цыган? — Да. Цыганки ловко соорудили чан с водой, где Лана помылась. С чужой помощью это оказалось быстрее, а миловидные красивые девицы щебетали над ее животом с большим умилением, желая ей здоровья, а ребенку предсказывая светлое будущее, в котором он будет достойным сыном, смелым и бравым возрастом. Это расслабляло. Это подкупало. Еще ее переодели. Хозяйка бродяг в своем шатре переодела девушку в белую рубашку, синюю юбку, под которой было две тонких нижние юбки голубого цвета, а на корпус повязали черную шаль. Присмотревшись, Лана поняла, что юбку ее украшал мелкий, цветочный орнамент черного цвета. На голову ее накинули такой же голубой красивый платок, и цыганка объяснила, что у них замужние женщины покрывают голову. — Но я не… — Ты беременна. До твоих родов, если ты решишь остаться с нами, тебе лучше покрывать голову, чтобы мужчины на тебя не зарились и не сватались. Они у нас быстрые. Потом ее, чистую и переодетую, усадили за стол и покормили до отвала. В шатре был какой-то особенный, успокаивающий запах, который будил аппетит, и Лана была рада возможности наконец поесть. Они тронулись в путь почти сразу, как девушка помылась, ее конь шел рядом с шатром, сама она была в удобном и хорошем месте; Щитилина чувствовала себя почти в безопасности, и все-таки внутренний голос не давал возможности забыть о том, от кого и куда она бежит, и что ответственна она не только за собственную жизнь. Деревянные двери передвижного шатра были широко распахнуты, а играющий в комнате сквозняк тревожил мирно горящие свечи и вздувал волнами легкие занавески. Яркий солнечный свет, проникающий в распахнутое настежь окно, заливал небольшое помещение. Когда ее накормили, Алена кивнула на постель. ― Ложись, отдыхай. ― Вы сказали, что я могу помочь вам с возвращением вашей дочери. Расскажите, что случилось. «Опасайся тех, кто предлагает что-то, не сразу называя цену взамен», ― припомнила Лана слова отца, и ведьма внутри себя отмахнулась. За короткое пребывание с чернокнижниками, она вспоминала очень много жизненных советов, данных разными людьми. Лицо Алены дрогнула, видимо, ей самой не терпелось поговорить о дочери. Она глубоко вздохнула и присела рядом с ведьмой. — Мою дочь зовут Марушка, — сказала Алена, но Лане этого хватило. Она подняла руку. — С возвращением вашей дочери будут проблемы, — честно сказала Щитилина, и в глазах цыганки мелькнуло одновременно недоверие, удивление и вместе с тем — уважение. ― Отдохни пока, ― сказала Алена, погладив девушку по волосам, и скосив глаз на ее живот. ― Тебе нужен отдых, иначе можешь родить раньше срока, а это опасно. От здоровой тебя больше будет проку. И Лана, может, и хотела возразить, но Алена быстро вышла, а девушка, сжав в руках теплое одеяло, почувствовала, как ей не хватало теплой и мягкой постели. Опустившись на кровать, устроившись поудобнее и закутавшись в одеяло, ласково поглаживая живот, Лана на мгновение прикрыла глаза, наслаждаясь снизошедшим на сознание покоем. Шум и хаос окружающего мира оказались далеко-далеко, единственным звуком, который тревожил чувствительный слух, было собственное хриплое дыхание и размеренный стук сердца. Ведьма втянула на полную силу легких витающий в комнате запах, уткнулась лицом в мягкую подушку. Глубокий вздох наполнил легкие терпким воздухом, одолевающие страхи и тревоги всего лишь на короткое время отступили, позволив забыться в блаженном небытии, и Лана порывисто прижала к груди вторую подушку, третью положив под живот, устало смежив веки. Ее ждал трудный путь, ее ждал важный разговор о том, что произошло и что будет дальше, ей надо было решить, как она может помочь Марушке, и Лана пообещала себя, что немного полежит и встанет, но… Но тревожный сон, больше похожий на забвение, забрал ведьму в свои объятия, и в тот момент, когда присланная Аленой служанка вошла в шатер, чтобы поинтересоваться, не нужно ли гостье чего-то еще, Лана уже крепко спала… *** ― Как много правил мне надо соблюдать? Алена отвлеклась от каких-то книг и посмотрела на Лану. Та сидела на постели, прислонившись спиной к стене, ласково поглаживая свой живот, и смотрела в окно: в шатре их было два, они были от пола до потолка, но не широкими, а узкими. ― Что ты имеешь в виду? ― спросила цыганка, откладывая книгу и потирая глаза. Они ехали в относительной тишине и довольно быстро, намного быстрее, чем Лана могла себе представить; сейчас, после обеда, все дети спали, и даже в этой комнате тихо дремала одна из дочерей Алены, Василиса. Лана не знала, чем себя занять, поэтому смотрела в окно на проезжающую дорогу. ― Говорят, у вас много традиций, ― Щитилина перевела взгляд на цыганку. ― Я не хочу оскорбить вас, ненароком нарушив одно из них. Просто расскажите мне… основы. Пожалуйста. Алена встала и бесшумно приблизилась к дочери. Она погладила ее по темным волосам, и малышка ― по-детски пухлая, с собранными в косичку черными волосами, сонно причмокнула губками. Лана невольно улыбнулась, и погладила свой живот. У нее тоже скоро будет ее маленькое чудо, ее мальчик. Алена бесшумно приблизилась к ней, стараясь не потревожить покой дочери, и села рядом. ― Пытайся не касаться мужчин юбкой или ногами, даже случайно, ― начала цыганка. ― У нас нижняя часть тела женщины, одежда и даже земля под ней считаются оскверненными. И ― дети, ― на этих словах Алена сначала посмотрела на свою дочь Василису, а потом на живот ведьмы. ― Мы любим всех детей без исключения, и цыганских, и любых других. Всегда стараемся побаловать, угостить, развеселить, никогда не наказываем. Наверное, это основное, что тебе стоит знать. Все остальные в принципе проститься, просто тебя могут поправить. ― Хорошо, ― кивнула Лана. Запоминать действительно надо было немного. ― Что с моей дочерью? ― напомнила Алена. ― Она была моей служанкой в лагере Казимира, моей подругой, ― Лана невольно улыбнулась, вспомнив робкую, нежную девочку с волосами цвета соломы на солнце. Она любила всех своих подруг без исключения, но именно Марушка пробуждала в ней особенную, почти материнскую нежность. Она очень умная и образованная, не любит суетиться и, кажется, была благодарна за свое положение. ― Не знаю, за мой побег их могли сурово наказать. ― Где сейчас расположен лагерь? ― напряженно спросила Алена. Лана нахмурилась. ― Если честно, то я не уверена, ― призналась она. ― Они могли уже сорваться с места, но в последний раз они были у крепости через два хутора отсюда. Алена сосредоточенно кивнула. Она вышла их шатра на несколько секунд, и Лана услышала ее каркающий что-то голос, а потом цыганка вернулась в сопровождении уже двух знакомых мужчин. Одного из них ― того, что был постарше ― звали Клавдий, оказалось, он был старшим братом Алены, а младшего звали Арман, и он был племянником, сыном Клавдия. На недоуменный взгляд ведьмы ей объяснили, что в таборе по большей части все родственники, и сложно найти людей, которые не были бы связаны браком или кровью. Зайдя в шатер, и едва увидев ее, Арман расплылся в веселой ухмылке, и губы Ланы дернулись улыбнуться в ответ. Носители уникальной культуры, рома вызывают смешанные чувства. Одних они пугают, других — вдохновляют. Равнодушных нет. ― Привет, Лана, ― весело поздоровался Арман. ― Рад снова тебя видеть. Ты прекрасна, как сирень в июле. Щитилина вся вспыхнула изнутри, и еле-еле смогла произнести нечто, похожее на «спасибо». Не то чтобы она отвыкла от комплиментов, однако слышать их от чужого мужчины было приятно, непривычно и казалось немного… неуместным. ― Оставь ее, ― приказал Клавдий, но Арман лишь весело улыбнулся, пусть и замолчал. Для него и Клавдия Лана повторила все, что знала о лагере. Насколько ей было понятно, никакого нападения не планировалось, Марушку просто планировали под шумок похитить. Она украдкой рассматривала цыган. Они ― вся троица ― были невероятно похожи, родня, что подделать, но сходство между отцом и сыном заворожило ее еще больше. Только Арман тверд и целеустремлен, как стальной клинок, а Клавдий грозен и сокрушителен, как утыканная гвоздями дубина. «Интересно, ― подумала ведьма, положив руки на живот. ― Мой сын тоже будет похож на своего отца?» Но Лана тряхнула головой. Если она хочет жить, надо в первую очередь попытаться отвлечься от мыслей от Казимира. Только вот… только… Лана тяжело вздохнула и, сославшись на легкую тошноту, сказала, что выйдет подышать свежим воздухом. Арман чуть было не подорвался следом за ней, но Клавдий его остановил. Проехав почти целый день, табор к ужину остановился на привал, и сейчас ночную темноту разгонял свет от нескольких костров, в воздухе повис запах жареного мяса, специй и подогретого вина. Лана отошла от шатра Алены, девушка, прислонившись к дереву, глубоко вдохнула. В последнее время все чаще ее посещала мысль о том, что она поступила глупо и опрометчиво. Раздражение легким импульсом прошлось по венам, и ведьма поморщилась. Она была сильна, и не похожа на тех женщин, что идут на поводу эмоций. Сначала можно было избавиться от Агафьи, а потом поговорить с Казимиром. За все то время, что они были вместе, мужчина ни разу не дал ей повода усомниться в себе, а теперь? Лана глухо застонала, закрыв лицо руками. Она пошла на поводу у собственного страха, простой глупости, и теперь была беременная, далеко от дома, и ее судьба зависела от милости цыган-чернокнижников. ― Простите, ― внезапно позвали ее, и Лана вздрогнула, осмотревшись; никого не было, но тут она почувствовала, как кто-то дернул ее за платье снизу. ― Простите. Лана опустила глаза. Это была Василиса, маленькая дочка Алены. Видимо, она проснулась, пока взрослые обсуждали план вызволение ее старшей сестры, и теперь внимание девочки привлекла ведьма, с которой до этого она не говорила. Щитилина ласково улыбнулась; Василиса с интересом смотрела на большой, раздутый живот женщины. ― Здравствуй. Ты что-то хотела? ― натянуто улыбаясь, спросила Лана. Ей безумно хотелось побыть одной, но, помня о словах Алены, она не стала, да и не хотела, грубить маленькому ребенку. Василисе на вид было года четыре. Приложив указательный пальчик к пухлым губкам, она рассматривала ее живот, а потом показала на него пальчиком. ― У вас большой живот, ― сказал она. ― Что вы съели? Лана не сдержалась и рассмеялась. ― Ничего, ― покачала она головой, и, ласково погладив живот, нежно произнесла. ― Там мой ребенок. ― У тебя животик, а там ребеночек? Василиса подошла ближе, и аккуратно прикоснулась к животу девушки. ― Верно. Лана не сильно постучала ладонью по животу, и быстро приложила туда руку Василисы, и спустя мгновение девочка с восторгом взвизгнула, когда в ее ладошку толкнулись в ответ. Лана не смогла сдержать еще более широкой улыбкой. ― Девочка родится? ― поинтересовалась Василиса. ― Не знаю. Я буду одинаково рада и маленькому сыночку, и прекрасной девочке. Вроде тебя. И она щёлкнула малышку по носу. Василиса засмеялась громким, переливчатым смехом, а потом взяла Щитилину за руку и потянула ее за собой. ― Пойдёмте с нами, поужинаете? Лана открыла было рот, чтобы отказаться, однако тут она вспомнила, что у цыган дети ценятся превыше всего, а отказать еще и дочери Алены ― не самый лучший тон. Да и оставшись одной, что она могла сделать: продолжать грызть себя, ругаться на собственную глупость и думать о том, что уже, возможно, потеряла? Нет, нервничать ей вредно, и лишние волнения не помогут ни ей, ни ребенку. Поэтому, слабо улыбнувшись, Лана согласно кивнула, позволив девочке увести себя. Она села рядом с какой-то светловолосой девушкой, чем-то напоминающей Марушку, но эта была младше. Кинув на ведьму быстрый взгляд, светловолосая цыганка протянула ей тарелку с едой, и перевела взгляд на играющих поодаль детей. Василису на спину посадил какой-то загорелый светловолосый мальчик лет шести, мальчишка и девчонка лет десяти ― похожие, как две капли воды ― играли с ним, под ногами кружилось еще двое детей, а на руках десятилетней девочки сидел еще ребенок, которому не было, кажется, и полтора года, но который радостно фыркал и смеялся, когда его кружили на руках и подбрасывали в воздух. ― Они такие милые, ― внезапно сказала та светловолосая девушка, привлекая к себе внимание. Взгляд ее глаз был устремлен на играющих детей. ― Чистые и невинные. Главное, чтобы дети не болели, а остальное можно пережить. Я буду молиться за твоего ребенка, чтобы уберег от сглаза. Пораженная такой резкой сменой темы, Лана смогла лишь растерянно улыбнуться и кивнуть. ― Спасибо. Прости, я не знаю твоего имени. ― Алиса, ― живо представилась она. ― Я младшая сестра Клавдия и Алены. ― Вы все ― одна семья? ― Да. Год назад болезнь унесла почти всю нашу семью, остались только те, кого ты видишь. Мы остановились на хуторе, чтобы пережить опасное время, но туда пришли ляхи, и мы бежали. Мою племянницу Марушку похитили, ― Алиса прищурилась. ― Правда, что с вашей помощью ее можно вернуть? ― Я сказала все, что знаю. Надеюсь, вам это поможет, ― Лана тяжело вздохнула и оставила тарелку, поднимаясь. ― Пожалуй, я пойду. ― Возьмите с собой ужин, ― сказал Алиса. ― Вам надо хорошо питаться. И цыганские глаза не отпускали Лану до тех пор, пока она не скрылась в пустующем шатре Алены. *** ― Пан Казимир. К вам одна из панночек госпожи. Говорит, что это важно. Мазовецкий окинул взгляд светловолосого ляха, по имени Алес, который много месяцев назад спас Лану от сумасшедшей дочери священника, и неоднозначно качнул головой. Он не видел служанок ведьмы почти с самого ее побега, и сначала хотел кинуть их своим псам, однако когда разбудить их смогли только с помощью заклинания, понял, что их вины ни в чем не было, и колдуну стало все равно. Прошло три дня, а они, казалось, даже не приблизились к ведьме. Ее след, который Мазовецкий поймал с помощью удачно найденного волоса, обрывался на одном из хуторов, становился размытым и нечетким; как будто пригодную дорогу полили дожди, превратив ее в грязь. Еще и заклятье Ланы перестанет действовать только через три часа, а за это время, при хорошей погоде, везение и быстрой лошади за три часа можно уехать далеко. А Лана была умной женщиной, наверняка скоро спохватиться, что заклятье снято, наложит новое, и тогда точно будет потеряна для Казимира. Навсегда. Или на ближайшее десятилетие. Темноволосая Катерина скользнула в шатер и замерла у самого входа, тут же опустив голову и присев в поклоне. ― Пан Казимир. ― Проходи, ― приказал колдун, бездумно вертя в руках бокал вина, и не отрывая взгляд от темного волоса, который лежал на белом полотенце. Толку от него… Он перевел тяжёлый взгляд на испуганно вытянувшуюся перед ним девушку, и коротко поинтересовался. ― Что у тебя? ― Марушка… — неуверенно выдала Катерина, и пан Казимир сжал зубы от раздражения и лёгкой толики разочарования. Он-то надеялся… — Она пропала, и я… ― Как и Лана, и знаешь, в моих интересах найти Лану, а не ее служанку, — жёстко прервал нестройное излияние пани колдун, и внутри него медленно начинала подниматься уже знакомая волна гнева. Неужели никто — никто! — из этого сборища не понимал, как важно найти и вернуть Лану сюда, домой, к нему. Без Предназначения, все теряло смысл, а до него пытались донести какую-то проблему вроде потери одной из невольниц. Ха! Казимир криво усмехнулся. Да среди пленных девушек происходили невообразимые изменения с колоссальной скоростью. Кто-то покончил с собой, кого-то взяли замуж войны, кто-то умудрился сбежать, других распределили на работы, другие… В этой череде лиц до сих пор не было ни одной, кого бы Казимир запомнил. Девушки исчезли так же быстро, как и появились, и требовалось невероятное мастерство, чтобы Мазовецкий захотел кого-то снова. Так было до ведьмы, до Птицы. ― Нет, послушайте, — внезапно решительно выдала Катерина, справившись со своим страхом ради благой цели; Казимир глянул на нее, но та смотрела в пол, будто не встречаясь с ним взглядом, становилась смелее. — Ее выкрали двое мужчин, вроде как цыган. Я подумала, что… Почему они выкрали именно Марушку? Как прошли, что ваши воины их не увидели? Вдруг им… ― Цыгане, ты сказала? ― Да, — кивнула Катерина как-то устало, озабоченно потерев лоб. — Они часто были на нашем хуторе, я могу их различать. Если бы она смотрела на Казимира, то видела бы, как мгновенно изменилось его лицо. За секунду — от легко презрения до недоверия, а после глаза колдуна блеснули, будто у мужчины появилась идея. Он оставил бокал вина и резко встал. Катерина замерла испуганно, точно птичка, которая пела-пела, и только потом заметила дикого коршуна всего на две ветки выше себя. ― Хорошо, ты свободна, — коротко приказал Казимир, и пани испуганно поклонилась, через мгновение вылетая из шатра. Злые слезы обожгли глаза — она потеряла Лану, теперь потеряла Марушку, и еще неизвестно, какая судьба ждёт ее, Дарину и Глафиру. Оставалось лишь уповать на то, что Господь смилуется над девушками. В своем шатре Казимир сначала широким шагом прошелся туда-сюда, потом крутанулся на месте, сжал руки в кулаки, собираясь с мыслями. В отличие от ведьмы, колдун никогда не действовал сгоряча ― военная тактика требовала холодного ума и собранности, поддаваться эмоциям было недопустимо. И эта привычка медленно вплелась в его разум, всегда сначала остывая, и уже потом принимать решение. И тут пришло пять минут, прежде чем мужчина успокоился и выстроил последовательность действий. ― Алес, ― позвал он война у порога своего шатра. Светловолосый юноша тут же вошел, поклонившись Мазовецкому. ― Слушаю, Пан Казимир. ― Когда мы искали госпожу, мы не пересекались с чернокнижниками? ― Казимир подошел к своему столу и посмотрел на карты ближайших окрестностей. Красным были помечены те хутора, где они уже искали Лану. На лице Алеса отразилась легкая степень недоумения, после ― озабоченность. ― С цыганами? ―напряженно поинтересовался он. ― Было несколько на последнем хуторе, но их было мало. Мы их расспросили, они сказали, что не видели никого, похожих на госпожу, даже беременных девушек мимо не проходило. ― Надо найти их, ― коротко приказал Мазовецкий, едва ли не зашипел в раздражение. ― Цыгане. Их магия вполне могла загородить магию Ланы, а за ними, при хорошей форе почти не угнаться. Собирайтесь, через десять минут должны быть готовы, ― Алес кивнул и вышел, и Казимир услышал короткие приказы, отдаваемые его по-юношески мелодичным голосом. Снова посмотрев на карты, Казимир раздраженно ударил по столу. ― Чернокнижники. Лана, черт бы тебя побрал. Лану проснулась поздним вечером от ласковых поглаживаний по волосам. Она сонно потянулась за прикосновением ― так по утрам будила ее бабушка. Ведьма приоткрыла глаза, надеясь увидеть стены родного дома, знакомое лицо любимой бабушки, но ее разум тут же напомнил о том, что ей уже давно не десять лет, и бабушки нет, и она не дома. Лана подскочила, по привычке сжав руки на животе, но встретилась с большими голубыми глазами. ― Марушка, — прошептала Лана хрипло, и протянула руки, чтобы сжать подругу в объятиях. Марушка, слегка неловко из-за большого живота ведьмы, обняла ее в ответ. Лана глубоко вдохнула цветочный запах волос цвета пшеницы. Глаза защипало от слез — она была так неожиданно рада этой встречи. По-детски добрая и ласковая Марушка была любимицей среди своих подруг. Самая младшая, она очаровывала, казалось, каждого. ― Лана, ― выдохнула девушка в волосы подруге. ― Слава Богу ты в порядке. ― Ты… Тебя вернули? К семье? Я так рада! ― затараторила Щитилина, но Марушка тепло рассмеялась, и сжала ладони Ланы в своих. ― А я как рада! Даже находясь на расстояние от меня, ты смогла помочь мне! Спасибо. Около минуты они просто сидели молча, глупо улыбаясь друг другу. Потом Лана вздохнула и шепотом, будто признаваясь в чем-то постыдном, поинтересовалась: ― Как там… Что там происходит? Марушка мгновенно помрачнела. ― Пан Казимир рвет и мечет. Тебя ищет чуть ли не весь его лагерь. Что случилось, почему ты исчезла? Лана глубоко вздохнула, и все-таки рассказала подруге о том, что произошло в тот роковой вечер. Нести груз тайны одной было невыносимо, поэтому Лана считала неплохим вариантом поведать об этом кому-то. Все равно ― она действовала на эмоциях, из-за страха, испуга, а Марушка могла обдумать ситуацию со стороны, сказать, что считает верным, а что нет, да и разумен ли был весь этот побег. Едва ведьма закончила, светловолосая цыганка поморщилась. ― Прости, я не верю, что он попытался бы тебя убить, ― бровь Ланы вопросительно изогнулась; от Марушки на такого не ожидала. ― Он так тебя любит. Вспомни, когда пан узнал, что ты носишь ребенка, он позволил своим воинам пить за тебя и твоего ребенка почти три дня. Ты… дорога ему. Знаю, я его боюсь, он… Но он действительно любит тебя. Твой уход причинил ему большую боль. Марушка сжала ладонь подруги. Лана закусила нижнюю губу, протерла ладонью влажный лоб. Голова раскалывалась, как и все последние дни. Помимо постоянного волнения, стало совсем трудно засыпать — живот мешал улечься поудобнее и, казалось, давил даже на легкие, а невеселые мысли лишали покоя. Долгая верховая езда тоже не улучшало настроение ни матери, ни ее сына ― при каждой даже мимолетной мысли сесть на лошадь самой, ребенок бил ведьму куда-то под почки. За это время, Лана каждое утро просыпалась с непреходящим ужасом в сердце и напряженно прислушивалась к собственному телу, ожидая характерных признаков. Рядом не было врачей и повитух, которые в лагере дежурили поблизости постоянно, и Лану мучили страх родов, ночные кошмары и полное одиночество. Сейчас она хотела бы не расставаться с Марушкой ни на минуту — даже ее временами излишняя забота, иногда раздражавшие раньше, казались желанными знаками поддержки. Лана мучилась от мимолетной мысли, что после родов ― ослабевшая ― может действительно лишиться своей силы, и тогда ничто не защитит ее. Сбежав, она совершила главную ошибку своей жизни. ― Значит, я совершаю ошибку, ― повторила она вслух шепотом, но Марушка услышала. Цыганка ласково погладила ведьму по волосам. ― Я не могу сказать точно. Ты повела себя как мама, в первую очередь. Хотела защитить свое дитя, и это нормально, никто не станет тебя осуждать. Просто подумай еще раз. Поедешь с нами ― обратной дороги может и не быть. ― Спасибо, ― хрипло выдала Лана, не зная, что еще можно сказать. Щитилина внезапно остро захотела увести разговор в другое русло, и посмотрела на Марушку, тепло усмехнувшись. ― Не расскажешь о себе, цыганочка? ― Мама и отец из двух разных таборов. Дедушка у меня был светловолосый, некоторые из нас пошли в него. Нас было много: дяди, тети, двоюродные братья и сестры. Но, ты, наверное, уже знаешь, мы остановились на хуторе, где свирепствовала болезнь. Старики умерли почти сразу. Сразу тронуться в путь не смогли, пробыли там едва ли не неделю. Заболели некоторые взрослые, почти грудные дети… ― Марушка запнулась, а потом махнула в сторону двери. ― Те, кого ты увидела ― единственные выжившие. Мой отец тоже умер, и маме пришлось взять все в свои руки. Мы уехали, но на хутор напали ляхи, и на деревню на нашем пути ― твою деревню ― напали и выкрали меня. Так наши пути и пересеклись. ― Главное, что сейчас ты с семьей, ― рассмеялась ведьма, и Марушка улыбнулась ей. Она собиралась еще что-то сказать, но за дверью внезапно раздался девчачий визг, короткие выкрики мужчин, и какая-то ругань. Марушка подскочила на месте первой, помогла подняться ведьме. Та нахмурилась. ― Что происходит? ― По нашему следу шли, ― злой кошкой зашипела Алена, появляясь в шатре с Василисой на руках, а за ней шел светловолосый мальчишка, который мгновенно прижался к Марушке. У Ланы почему-то закололо сердце; пусть Алена почти ничего не сказала, она догадалась раньше всех. ― Мазовецкий. Он поймал Клавдия. Говорит, что обменяет его на тебя. Горящие цыганские глаза впились в ведьму; та дрогнула. Задышав глубже, Щитилина сделал шаг вперед, будто собираясь сдаться прямо сейчас. Теперь ей было холодно. Она и подумать не могла, что у и без того сложной беременности окажется такой финал.