Нас учили быть птицами

Март, 1827 Жданна искренне полагала, что маму и папу хватит удар, когда она сказала решительное «Нет», на предложение Якова Петровича стать его женой, которое поступило спустя четыре дня. Цветы были оставлены в саду, кольцо ― не принято, но никто и ничего не смог добиться от девушки, никакого внятного ответа. Жданна просто ответила отказом, и не стала это комментировать, громко хлопнув дверью в своей комнате. Все планы полетели в преисподнюю, к самой Лане, черт возьми. Не станет она ждать у моря погоды ― найдет всех ведьм и все. Даже если они еще ничего не пережили, втроем будет легче. Лана же так и планировала, верно? Разбитое сердце необязательно склеивать. Главное ― разбить его, а как дальше жить, не так уж и важно. Свое-то Щитилина разбила навсегда. Как сказала старая ведьма ― «Я бросила свое сердце в бездонный колодец». Жданна кипела от злости. Якова она любила. Но его слова про репутацию заставили задуматься. Он говорил ей о чувствах, называл «возлюбленной», но… но Жданна уже не верила всему так же слепо, как и раньше. Возможно, девочка-балерина, юная и беззаботная, согласилась без всяких сомнений, однако теперь Беркут ставила под сомнения все. Даже свои чувства были для нее потемками, что же говорить о других. А кристаллическую уверенность в другом человеке она не могла получить. Поэтому ― «нет». Яков Петрович появился через три дня после отказа. Наверное, он искренне не верил в то, что Жданна могла отказаться. Беркут самой было невыносимо больно от этого отказа, однако последнее чувство гордости у нее было. Возможно, она была не права, но сейчас Жданна… просто устала. Репутация ей была не нужна. Следователь пару раз ударил в дверь, заставив Жданну ― которая перечитывала дневники снова и снова, планируя свое путешествие ― подпрыгнуть за столом. — Жданна Николаевна, ― позвал голос за дверью. Жданна плотнее запахнула черный длинный халат, и перевела взгляд обратно на исписанные страницы. — Уходите. — Жданна, ― зашипели по ту сторону двери. — Уходите! Но это помогло мало. Пару минут было тихо, а потом дверь решительно отворилась. Яков Петрович, как всегда, был собран, и Жданна бы назвала его хладнокровным, однако искреннее непонимание в его глазах и злость сбивали весь образ. Он был зол, и центром его злости была она ― Жданна. — Не раньше, чем получу объяснение по поводу этой истерии, и отказа на мое предложение, ― процедил мужчина, закрывая за собой дверь. Видимо, он как-то еще владел с собой, и хотя помимо искреннего непонимания, в его глазах Жданна видела бешенство, девушка не могла не оценить это качество, это умение держать себя в руках. Она выпрямилась, стараясь выглядеть достойно ― насколько могла она выглядеть достойно в ночном платье, халате и простоволосая, без капли макияжа. И как вообще мама с отцом позволили следователю войти? — Истерии? ― холодно процедила девушка в тон неожиданному гостю. ― Яков Петрович, истерия будет, если я прямо сейчас запущу в вас вот этой тяжёлой керамической вазой. То, что к нему обратились полным именем, Якова не покоробило. Он стоически выдержал и это, и угрозу, которой не предал значение. — Что же, это будет весьма неприятно и даже болезненно, но я хотя бы найду свою кончину в руках столь прекрасной молодой девушки. Почему ты отвергла мое предложение? ― без капли былой учтивости спросил Гуро. ― И учти: я не покину пределы этой комнаты и не дам это сделать тебе, пока не получу то объяснение, которое сочту уважительным. Жданна открыла было рот, чтобы ответить, но от возмущения так и не нашла слов. «Пока не получу то объяснение, которое сочту уважительным» ― неплохо сказано. Судя по сосредоточенному лицу следователя, он действительно хотел получить ответ на этот вопрос. Более того ― он совершенно точно не оставил бы ее, пока не получил ответ. Выбора у Жданны не было. Она прищурилась, посмотрев на него. — Я не собираюсь быть женой человека, который делает это из-за чувства долга и репутации. — С чего ты… ― начал Яков, но внезапно замолчал. Видимо, он выстроил в своей голове ту же схему, что и она, вспомнил их разговор, и благодаря своим невероятным следовательским способностям, пришёл к выводу, который сделала она. ― Репутация важна, ― заметил он. ― Без сомнения, ― холодно отрубила Жданна. ― Но не за мой счет. Пару минут в комнате стояла тишина. Беркут не знала, чего хочет больше ― чтобы он ушел, или чтобы остался. — Так вот в чем дело. Ты считаешь, что я делаю это, только чтобы спасти свою шкуру? — А почему нет? Яков передернул плечами. — Симпатия. Желание. Восхищение. Уважение. Любовь, в конце концов, ― Дана болезненно усмехнулась. ― Я испытываю к тебе много чувств, и среди них нет долга. Пока нет. — Это… ― Жданна растерянно повела плечами. Она не знала, что должна была сказать, но почему-то в этот момент не нашла более подходящих слов, чем эти. Слова, которые рвались со дна души, пронизывая позвоночник разрядами молний, и вырвались из горла раньше, чем девушка успела подумать. ― Ты серьёзно ранил мои чувства. — За что прошу прощения, ― сказал Яков, подходя ближе. Его трость осталась стоять у двери. Следователь взял Жданну за руки и сильно сжал запястье, буквально не давая ей возможность вырваться. ― Я должен был сразу сказать тебе все. Но я ни о чём не жалею: теперь у твоего отца буквально нет возможности отказать мне. — У меня есть, ― тихо промолвила девушка. Ощущала она только усталость и печаль. Девушка просительно коснулась гладкой ткани его рукава — Думаю, тебя я уж уговорю, ― самоуверенно произнес мужчина. Глаза как провалы тьмы, губы сжаты в жесткую линию. ― Дана, если ты станешь моей женой, у тебя будет все, и даже больше. Я не стану ограничивать тебя и твои интересы, сделаю все, ради исполнения твоих желаний. Я не собираюсь держать вольную птицу в клетке, если она прекрасно щебечет на воле. Лишь бы возвращалась и дарила сладостные песни только мне. Итак, ты выйдешь за меня замуж? Жданна покачала головой. Он обещал ей так много, притом, что совсем не знал о ней ничего. Имела ли она права так играть с его чувствами, да и своими тоже. Несмотря на колоссальную уверенность в собственном выигрыше, Жданна не могла игнорировать ту возможность, что ее жизнь оборвется года через два, и все благодаря этому чертовому Предназначению. А Яков, возможно, даже не узнает, что случилось. — Да, ― разомкнув сухие губы, шепотом произнесла она, и буквально почувствовала, как расслабился стоящий рядом с ней мужчина. К черту. Что будет, то будет. Потом она как-нибудь расскажет правду, но не сейчас. Возможно, Яков примет ее, возможно, ― нет, но сейчас она не собирается отказываться от своего счастья, и урвет все, что жизнь только может ей дать. И совершенно неважно ― эгоистично это или нет. Но каким-то уголком своего сердца ― ведьмовского сердца ― она понимала, что Яков не предаст. Такому мужчине можно верить. С этими мыслями она потянулась вперед, прижимаясь к жестким губам своими обветренными. Яков затем поддался ей, поддался поцелую, поддался эмоциям… Он обнял Жданну, притиснул ближе с такой силой, что дышать стало неимоверно трудно. Время вокруг замедляется, воздух тяжело повисает вокруг. И взгляд его искрится любовью, той самой, о которой Жданна еще девочкой мечтала и грезила по ночам. Остается только не думать о проблемах впереди, но внутри спокойствие и благодать, а это наталкивает на мысль, что все будет в порядке. *** Июнь, 1827 Дни складывались в недели и день их собственного с Яковом бала все приближался. Постепенно хлопоты по организации захватили Жданну, отодвинув мрачные терзания на задний план. Выбор цветов для украшения, составление меню, рассылка приглашений, выбор оркестра и музыки. Радостная предпраздничная суета. О своем балете она больше не плакала. За несколько дней до своей свадьбы она станцует последнюю партию, потом ей придется начать Предназначение ― святую миссию, которая отныне являлась ее Святым Граалем. Но, по крайней мере, она сможет как-нибудь рассказать об этом Якову ― уже не просто чужому человеку, любовному интересу, а мужу и верному спутнику жизни. Хома за все это время писал нечасто. Одна из ведьм была в Диканьке, когда он видел ее в последний раз, Хома оставил на ее столе приготовленное Жданной письмо. Это было в марте, почти сразу после объявления о помолвке Гуро и Беркут, примерно в это время эта же ведьма ― судя по всему, она была младшей ― умерла. Умерла и воскресла вновь. Наверняка, сердце ей разобьют в скором времени, если до сих пор не разбили. Хома с ней не разговаривал, но знал, где она будет, и обещал, что они вскоре встретятся с Жданной. Про вторую Жданна пока ничего не знала, кроме ее имени. Хома потерял ее след, но в письме месяц назад обещал поскорее найти ее. Если не получится, он придет к Жданне и научит проводить ее обряд на крови. Также он поздравлял ее со скорой свадьбой. Шел июнь. Жданна готовился к своему последнему выступлению, и прощалась со спокойной жизнью. Ей предстояло стать хозяйкой нового дома, стать женой, и вскоре исполнить свое Предназначение. Но сейчас это не казалось большим и страшным испытанием, Беркут верила, что у них все получится. В конце концов, их-то трое, а противник всего один. Что же, по крайней мере, к двум вещам она была готова точно ― последнее выступление и жена. Она уже бывала в доме Гуро, шикарном, со вкусом обставленном в минимализме поместье. Там, где до этого не было женщин, уже готовились комнаты для нее, закупались вещи. Жданна даже была знакома со своими новыми слугами. Старая женщина, лет пятидесяти, которая вела хозяйство за холостого Гуро, глядела на Жданну восхищенно, по-щенячьи преданно. Раньше балерина не любила такого откровенного поклонения, презирая и отмахиваясь, но женщина запала ей в душу, буквально насильно защитив от помешательства. Новый дом ей бесспорно нравился. Большой, строгий, без капли женского вмешательства. Ей нравилось ощущать, что здесь она будет первой женщиной ― сможет добавить нечто свое, внести какие-то мелочи. Хотя степенное холостяцкое жилье ей нравилось. С самого утра выступления Жданна была хладнокровно-спокойна. Она уже смирилась с тем, что это было последнее ее выступление ― на долгие, возможно, годы ― но Якову причины своей грусти не называла. Один раз она робко проронила что-то про предсвадебную тоску, после этого мужчина больше не трогал эту тему. Он был чутким и внимательным, Жданна ценила это. По крайней мере, когда она ― совершенно бессовестно наплевав на все правила и обычаи ― пару раз ночевала в его доме, она всегда просыпалась в кровати, накрытая в одеяло. Никакого подтекста в этом не было ― Беркут зачитывалась теми книгами, что были в доме Якова, иногда ждала его там с работы, чтобы провести время вместе и обсудить грядущую свадьбу. Зачитываясь, она могла заснуть в кресле или на неудобном диванчике прямо в библиотеке. Наутро Яков смеялся, что после свадьбы придется убрать из библиотеки диванчик, чтобы его жена проводила время в супружеской постели, а не за ее пределами. Жданна неопределённо хмыкала, попивая свой утренний чай, но не могла не отметить, что на этом предмете мебели появилось больше подушек и теплый плед, а в комнате Гуро ― новая, большая кровать. Но этим утром она проснулась дома. Свадьба должна была состояться через три дня, к ней уже было все готово, и сегодня Жданна танцевала свой ― вероятно ― последний балет. Императрица Александра Федоровна сама составила к нему несложный сценарий ― девушка-колдунья из леса спасает жизнь богатому аристократу, и он, вопреки всем устоям, женится на своей спасительнице, пройдя ряд испытаний и обоюдные сомнения. Жданна тихо, долго смеялась, когда прочла, но, разумеется, отказываться не стала. Более того ― была уверенна, что станцует эту историю лучше всех. Первый акт полностью танцевался в темных тонах ― бордовый, черный, темно-синий. Жданна тоже была затянута в черное платье, и соответствующего цвета пуанты. ― Графиня, ― раздался восхищённый голос Екатерины. Балерина затянула пуанты, чувствуя какую-то странную, непривычную тяжесть, и посмотрела в сторону нескрывающей восхищения служанки. Перед ней стояла ваза с шикарным букетом белых роз. ― Откуда это? ― удивленно произнесла Жданна. Она сразу подумала, что подарок был от Якова ― жених любил закидывать ее такими небольшими сюрпризами, вроде цветов, украшений, просто маленьких символических подарочков ― Их только что принесли с открыткой, ― объяснила Катерина, и Дана заметила среди белоснежных цветов нежно-розовый кусок бумаги. Она кивнула, и служанка выскользнула из комнаты. Балерина встала и подошла к букету. Идти было неудобно, но Жданна списала это на еще один длительный перерыв в занятиях. «Подарю тебе Сокола. Или тебя ей — это как посмотреть. Она маркиза. Поздравляю с помолвкой. Х.Ф.» ― значилось на надписи, девушка замерла, невольно щуря глаза, вновь и вновь скользя взором по строчкам куцего сообщения. Осознав смысл послания, Жданна улыбнулась. Хома. Он был, как всегда, в своем репертуаре. Почти три месяца они не виделись, девушка даже скучала по этому юноше, лишь немного младше ее самой. Но что значит ― «подарю тебе сокола»? Неужели, Хома исполнил обещание, и сегодня Беркут встретится с одной из своих новых сестер? Оказавшись на сцене, она почти сразу чувствует ее. Это действительно Сокол ― Жданна чувствовала ее ярко, мгновенно, как порыв горячего ветра в зимнюю стужу. Но выступление уже началось, и Беркут могла позволить себе лишь один быстрый взгляд в зал. Впрочем, этого хватило ― невидимая холодная рука будто стиснула ее подбородок, и повела взгляд в нужную сторону. Взгляд Жданны наткнулся на юную, совсем еще молодую девушку лет семнадцати. Пышные темно-каштановые волосы каскадом спадали на худые плечи, темно-зеленые глаза смотрели прямо и спокойно, и все-таки в них была какая-то запредельная тоска. На ней было темно-синее платье, сверкающие золотистые украшения. Будто почувствовав, что на нее смотрят, девушка подняла взгляд, и ее темно-зеленые глаза столкнулись с черными глазами Жданны. Судя по спокойно скользнувшим по балерине глазам, ее узнали. Маркиза взглянула в ее лицо спокойно, а потом слабо улыбнулась и похлопала в ладоши. Все это длилось не больше секунды. Зазвучала музыка, и Жданна плавно поднялась из положения полусидя, в котором до этого находилась. Она качнулась в сторону, и… Дана подумала, что ошиблась. Она сделала шаг, чувствуя резкую боль в ступе, но при этом она снова и снова продолжала кружиться. «Хорошо, что пуанты черные, ― подумала она. ― Не будет видно крови». И Жданна продолжала танцевать, несмотря на то, что в подкладке ее пуантов было битое стекло. *** Жданна знала, что иногда ревнивые соперницы по балету действительно подсыпают битое стекло в чужие пуанты. Но она уж точно никогда не думала, что с ней свершится что-то подобное. Конечно, то, что ее выделяет не только учитель, но и император, вряд ли доставляло кому-то большого удовольствия, однако еще никто не осмеливался на такое. Дана еле-еле доковыляла до комнаты. Ей повезло, что балет был быстрым, да и регенерация ведьмы делала свое дело, но больно было чертовски. Она с тихим всхлипом и стоном стянула пуанты. Стекло было закрыто между двумя слоями, поэтому девушка его сразу и не почувствовала. Появление девушки она почувствовала, как рябь на воде. ― Вам больно? ― Жданна подняла взгляд. Та самая девушка, юная маркиза, стояла в проходе. Ее холодные, карие глаза с неким беспокойством взирали на Жданну, хотя казалось, даже эти эмоции ей давались с трудом. ― Подсыпать сопернице стекло в пуанты в ее выступление за несколько дней до свадьбы весьма жестоко. Я слышала, что балет безжалостен к своим дочерям, но не думала, что настолько. Она подошла ближе, присела на корточки перед балериной и аккуратно обхватила ее икру своими пальцами. Они были холодными, будто их окунули в ледяную воду. Маркиза начала что-то шептать, водя пальцами по ранам, и на глазах Жданны раны начали медленно затягиваться. Беркут отстранено заметила, что удивилась этому гораздо меньше, чем могла бы еще несколько месяцев назад. ― Ты такая же, как и я, ― сказала она, ощущая приятное покалывание в ногах. Маркиза выпрямилась и кивнула. ― Да. Тебе уже разбили сердце? ― без всяких отступлений спросила шатенка. Голос у нее был слегка низкий и хриплый. ― Я подумала, что эта свадьба только из-за того, что мой жених хочет спасти свою репутацию, ― маркиза криво усмехнулась на ее слова. Жданна видела, что с ней произошло нечто более ужасное. ― А еще я умерла. Меня скинули с крыши дома, и я сломала спину. ― Я знаю, ― кивнула девушка. ― Твое письмо мне рассказало об этом. Как ты его передала? ― Хома Брут. Маркиза пожала плечами. Жданна видела, что она очень красивая, пусть и молодая. В ее темных глазах была какая-то мрачная решимость, злость, тоска и непонятные огоньки. Как будто болотные огоньки. Те самые блуждающие огни, наблюдаемые по ночам на болотах, полях и кладбищах.Существуют поверья, что одни огни по неизвестной причине настроены к людям довольно агрессивно или несут дурные вести, а другие даже способны помочь в трудную минуту. ― Надо влюбиться, потом умереть и потом разбить себе сердце. Это обычный порядок для Ланы. И тогда, если ты все еще жива, ты подходишь, ― тихо произнесла маркиза. ― Я тоже умерла. И мне тоже разбили сердце. И мы обе, как я понимаю, успели влюбиться навсегда и навечно. Надеюсь, и моя любовь ко мне вернется. А что с третьей? Острое сожаление кольнуло в сердце Жданны. Это девушка была младше ее лет на шесть, если авторы дневников все правильно подсчитали, и Беркут ужаснулась. Маркизе было шестнадцать, неужели, Лана и ее не пожалела? Более того ― с ней обошлись куда жестче, нежели с самой балериной. У Жданны появилось неуместное желание обнять ее, пригреть, сказать, что все будет хорошо. Позаботиться о ней. Но какое-то внутренне чувство ― или то самое колдовство, которым они были связаны, намекнул Жданне, что такая девушка как эта маркиза помощи не примет, отшатнется от объятий и зло рассмеется. ― Она где-то здесь, ― ответила балерина, вставая на ноги. Больно не было. Маркиза поняла это и зло усмехнулась. ― Хома Брут найдет ее. ― Ты видела сны? ― снова без всякого перехода спросила гостья Беркут. ― Сны, когда ты в ее теле и не можешь управлять своим? ― Это было так страшно. Но только так можно узнать, что там произошло. Маркиза кивнула. Она равнодушно осмотрела комнату, о чем-то думаю, а потом сказала. ― Хочу предупредить. Мой отец считает, что я немного схожу с ума. Он не говорит, но я знаю, что меня отправят в монастырь. Думаю, твой Хома будет знать, где я, ― девушка снова зло улыбнулась, покачав головой, но Жданна видела слишком много печали в ее глазах. Эта девушка была разбита больше, чем зла. ― Вытащишь меня, хорошо? Предложением или просьбой это не было. ― Конечно. Кажется, нам теперь суждено быть сестрами. Маркиза рассмеялась. ― Меня зовут Идрисова Наталья Павловна. Жданна кивнула. Это имя означает «благословенная». Имя образовано от латинского слова «natalis», что означает — «родная». Было в этом что-то сокровенное, почти таинственное. Имя девушки, которой предстояло стать Жданне роднее сестер и брата. ― Жданна! ― сказал Яков, входя в комнату. Он был несколько напуган, и Жданна догадалась, что на сцене, очевидно, могли остаться следы от ее ран. Тогда понятно, почему он был взволнован. Увидев Наталью ― очевидно, Гуро представлял, чей дочерью она была, и какой титул носила ― мужчина быстро взял себя в руки. По тому, как удивленно он глянул на невесту, он не понял, по какой причине девушка здесь находилась ― он точно знал, что друзьями Идрисова и Беркут не были. Жданна была с этим согласна. Они с Натальей как-то сразу из разряда незнакомок перешли к родственным отношениям. Наташа, судя по всему, обладала чуткими чувствами. Она слегка поклонилась в знак уважения и светло улыбнулась. ― Мои поздравления, ― сказала Наталья. «Ей уже разбили сердце» ― вспомнила Жданна, иначе почему, чужое счастье могло вызывать такую боль и скорбь. У кого, кроме той, которая свою любовь потеряла. ― Я уже ухожу. Она выскользнула из комнаты мимо Якова Петровича тихой тенью, и у Жданны сжалось сердце. Эта девочка… совсем еще ребенок, а судьба у нее уже такая сломанная-поломанная. За весь этот вечер, Жданне больше не удается поговорить с маркизой. Лишь раз их взгляды еще пересекаются. Натали выглядит ужасно несчастной, но, когда смотрит на Жданну, ее губы растягиваются в хищной усмешке, и Беркут чувствует желание усмехнуться в ответ. Идрисова Наталья Павловна улыбнулась. Она знала об их общей судьбе и была готова действовать. Как только ее вытащат из монастыря. На своей свадьбе Жданна повторяет самые важные слова, замыкая свой собственный круг. ― Я люблю тебя.

КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ