Нас учили быть птицами

Декабрь 1826 — Вот, Александр Христофорович, ― сказал Идрисов Павел Тимофеевич. Ему было за пятьдесят, и его вполне можно было называть медведем за его богатырскую внешность и крупную фигуру. Он был темноволос, глаза жгучие, черные. На такого посмотришь и сразу робеть начинаешь. — Это моя семья. Жену Павла Тимофеевича звали Нина Владимировна. Она была чуть ниже среднего роста, очень хороша собой, настоящая красавица, светловолосая, но лицо строгое, суровое; безукоризненно стройная фигура с тонкой талией ничуть не расплылась, не отяжелела, хоть эта женщина и выносила под сердцем двух детей. Она слегка улыбнулась Бинху, и кивнула в знак приветствия, когда полицмейстер быстро поцеловал ее руку. ― А это мои дети, ― с заметной гордостью сказал Павел Тимофеевич. ― Мой сын ― Сергей, ― молодой человек лет восемнадцати кивнул Бинху. Он был светловолосым ― в мать, с красивым лицом и белоснежной кожей, которая особо сочеталась с белым снегом, что покрывал Диканьку. Взгляд его скучающе скользил по окружностям, но когда его представили, перевел темные глаза, не считающиеся со светлыми волосами, и вежливо кивнул Бинху. ― И одно из моих главных сокровищ ― моя дочь, Наталья. Из-за спины мужчины вынырнула молодая девушка, и с детским любопытством уставилась на встречавшего их полицмейстера. Она улыбнулась, несколько шире и искреннее, чем ее мама или брат, и сделала легкий реверанс, приветствуя Бинха. Александр Христофорович улыбнулся в ответ и поцеловал ей руку, как до этого ее матери. Натали была довольно красивой девушкой, явно младше своего брата на пару годков. Пышные темные волосы были собраны в затейливую косу, аристократические черты лица ― она была очень красивой, особенно на фоне зимнего пейзажа. И на ее лице все время была легкая, вежливая улыбка. Ее темно-зеленые глаза поблескивали отражающимся в них снегом. ― Александр Христофорович, а не покажете нам здешние красоты? ― внезапно попросил Павел Тимофеевич. Бинх вежливо улыбнулся и кивнул. — Разумеется. Нина Владимировна отказалась, сославшись на усталость, и Сергей сопроводил мать в дом. Наталья же, не дрогнув, пристроилась слева от отца и взяла его за руку. ― Ехать в карете утомительно, ― сказала она, как они втроем медленным шагом двинулись по дороге. ― Брату повезло ― он ехал верхом. Павел Тимофеевич усмехнулся. ― Дочь обожает конную езду. Наталья гордо улыбнулась, а потом стала оглядываться по сторонам. Бинх кинул на нее заинтересованный взгляд. Она была необыкновенно сложена, отчего и каждое движение ее было преисполнено грации. Глаза добрые, веселые с подзадоривающим огоньком из-под длинных бархатных ресниц. Но главную прелесть Натали составляли отсутствие всякого жеманства и естественность. Необыкновенно выразительные глаза, очаровательная улыбка и притягивающая простота в обращении, помимо ее воли, покоряли ей всех. ― Я надеюсь, ― сказал Павел. Дочь посмотрела на отца, вся обращаясь в слух. ― Что мы не доставили вам беспокойства, господин Бинх. Я хотел лично приехать и поговорить с вами о нашем строящемся поместье, но после подумал приехать со всей семьей. ― Что вы, никакого беспокойства, ― ответил Александр. ― Но узнав о стройке поместья я, признаться, несколько удивился, что кто-то захотел жить именно в наших краях. На самом деле, Александр не то чтобы хотел приезда семьи Идрисовых. Ему сообщили о том, что какие-то знатные люди решили построить поместье рядом с Диканькой, и это его весьма удивило. Столичные обычно не рвались куда-то в деревне, предпочитая наслаждаться своим Петербургом. Но поместье вскоре было построено, и семья Идрисовых прибыла в Диканьку этой ночью, а сегодня после обеда Павел Тимофеевич решил познакомиться с местными вершинами. Первым он, что удивительно, представился полицмейстеру, и это Бинха тоже удивило — почему не Манилов или другие помещики? Тем наверняка будет интереснее. Но отказаться Александр Христофорович не мог, поэтому ему пришлось в этот раз составить компанию для Идрисова-старшего и его дочери. Да и приятно было, даже интересно — в этой глуши и поговорить толком не с кем было. По приезду, узнав о неком так же ссыльном докторе, Бинх по началу обрадовался, но Бомгарт Леопольд Леопольдович принял ссылку, видимо, куда сложнее самого Александра Христофоровича. Вскоре пьяный доктор вызывал лишь отвращение полицмейстера, и налаживать с ним какие-то товарищеские отношения Бинх более не собирался. Тесак — единственный более-менее образованный казак на всю деревню, перед начальством робел и несколько слов связать толком не мог. К местным помещикам — Господи помилуй лезть. Поэтому Идрисовы были своеобразным подарком судьбы. На слова Александра Павел Тимофеевич снисходительно улыбнулся, и его дочь ― в последствие, Бинх очень часто наблюдал подобную привычку Натальи, говорить за отца какие-то фразы ― с улыбкой сказала: ― Отец посчитал, что нам всем нужно подышать свежим воздухом и отдохнуть подальше от столицы. ― Иногда уединение с семьей очень полезно, ― согласился Павел Тимофеевич. ― А свежий воздух помогает поправить здоровье. У вас здесь вроде тихо? ― Мелкая бытовая ругань ― ничего интересного, ― ответил Александр, и Наталья не могла не заметить, что в его голосе прозвучала нотка гордости. Девушка улыбнулась. Она уже поняла, что Александр Христофорович ― человек, любящий стабильность и порядок, и очевидно он желал, чтобы в Диканьке оставалось все, как прежде. А приезд знатной семьи мог вызывать небольшой ажиотаж, но вряд ли грозил серьезными волнениями, и поэтому его настроение было несколько благосклоннее. Хотя желание завершить прогулку быстрее никуда не делось. ― У вас здесь очень красивые поля, ― заметила Наталья. ― Я бы хотела выкрасть несколько дней, чтобы поездить по ним на лошади. Александр усмехнулся. ― Вечерами лучше не отъезжать далеко от деревни, ― предупредил полицмейстер. ― А в целом тут действительно хорошие места для верховой езды. ― Таша, ты хоть подожди, пока мы обустроимся, ― слегка укоризненно произнёс отец. Наталья покраснела и опустила голову. Но внезапно в ее карих глазах мелькнули хитрые икринки, и она вся встрепенулась. ― Господин Бинх, ― обратилась она к полицмейстеру. ― Быть может, вы составите мне как-нибудь компанию? Покажете окрестности, куда лучше не ездить и где хорошие дороги? Александр удивился: обычно жители Диканьки старались лишний раз не контактировать с саркастичным и нелюдимым Бинхом. Исключение мог составить разве что Тесак, но даже его Бинх мог с трудом назвать другом. Товарищ, доверенное лицо, правая рука ― да, но друг… Поэтому просьба Натали его слегка удивила, и он не сразу нашелся с ответом. Павел Тимофеевич вмешался первый, на этот раз уже строже отдернув дочь: ― Натали, ― произнёс он. ― Александр Христофорович ― глава полиции. Уверен, у него и без тебя есть заботы. Наталья снова покраснела и опустила голову. ― На самом деле, ― внезапно даже для самого себя начал Александр. ― Думаю, я смогу выделить один день. Если Наталья Павловна так этого хочет. Натали широко и искренне улыбнулась, и эта улыбка была обращена только к Александру Христофоровичу. И кто бы мог подумать, что холодное сердце человека, которого волновало только спокойствие на вверенной ему территории и мирное существование местных жителей, будет радоваться одной этой улыбке. Но до этого надо было ещё дойти, а пока Наталья лишь с любопытством поглядывала на полицмейстера, который сухо рассказывал о Диканьке ее отцу. «Его сюда сослали, — поняла она. — Наверняка. По нему видно, что он бравый и преданный солдат. Что же он сделал такого?» Придя в тот же вечер домой, Бинх себе удивлялся: с чего он вообще решил согласиться на это? Не хотел ставить Наталью Павловну неудобное положение перед отцом тем, что она попросила? Увидел, что такие девушки, как Идрисова, скорее сами полезут и шею себе сломают, чем будут ждать? Или просто действительно ухватился за возможность провести несколько часов в хорошей компании, чего ранее был лишен? Он понятия не имел, насколько его фигура заинтересовала юную маркизу. Наталья, любимица всей семьи, легко уговорила брата тайно послать письмо одному хорошему другу Павла Тимофеевича в Петербурге, с целью узнать хоть что-то о прошлом Александра Христофоровича. — Зачем тебе? — устало поинтересовался Сергей, когда письмо передали одному из слуг. Наташа, стоя в комнате брата, бездумно накручивала на палец длинный каштановый локон, и на вопрос брата загадочно улыбнулась. — Просто, — пожала она плечами. — Его выправка, выговор, манеры, даже одежда — все указывает на то, что он не простой деревенщина. Мне интересно, за что его сюда сослали. Сергей усмехнулся, но коротко кивнул. Натали широко улыбнулась. Она была маленьким солнышком всей семьи, поздняя, единственная и любимая дочка. Все Идрисовы привыкли откликаться на любой ее каприз, и хотя Павел Тимофеевич растил детей в потрясающей христианской строгости, не мог не баловать свою малышку-дочку. В октябре ― когда Жданна Николаевна Беркут была в скорби по своей бабушке и разбирала загадочные дневники ― врачи сказали о том, что супруга Павла Идрисова больна. Ей надо было больше жить на природе, подальше от города, и маркиз тут же принял решение о постройке поместья. Выбор на Диканьку пал случайно ― понимая, что увезти придется всю семью, включая детей, он предложил Натали выбрать, куда они поедут методом случайности. Девушка вслепую тыкнула в карту России, и «перст судьбы» указала на эту маленькую, неприметную деревеньку. Врачи одобрили выбор. Павел Тимофеевич немало денег заплатил, чтобы поместье было построено за месяц. Оно было гораздо меньше, чем дом в Петербурге ― два этажа, всего семь комнат, небольшие, но хорошо обставленные. Когда Наташа оказывается в своей комнате, то ее вещи уже разобраны. Девушка взмахом руки отсылает служанок ― слуг они взяли немного, в основном это были представленные к маркизе и ее матери горничные, повара, и все те, без кого петербургская знать не могла обойтись. Оставшись одна, Идрисова посмотрела в окно ― ее окна выходили на речку, лес, старую ветряную мельницу. Если выйти на небольшой балкончик, вполне можно увидеть темнеющие ряды деревенских домов. Вздохнув, маркиза отошла от окна, плотно прикрыв его шторами, и легла на кровать, поджав колени к груди. Прикрыв глаза, она глубоко вдохнула воздух, который, как ей показалось, разительно отличался от воздуха в ее комнате в Петербурге. «Что же, ― подумала Наталья. ― Надеюсь, те ужасные кошмары теперь оставят меня».