Нас учили быть птицами

Идрисова проснулась от кошмаров. Она резко села в кровати, чувствуя, как сердце колотится в самом горле, а волосы неприятно липли ко взмокшему лбу. Наталья тяжело дышала, все еще находясь под действием кошмара. Нередко кошмары ― фантастические образы на тему того, что волнует человека. Даже какое-то незначительное событие может иметь высокую эмоциональную значимость. Говорят: утро вечера мудренее. Кошмар приснился, и из психики негатив может уйти. Если он не ушел, кошмар может присниться и на следующую ночь. Кошмар кошмару рознь. Одно дело — проснуться в момент, когда тебе грозят отрубить руку, а другое дело — увидеть свою отрубленную руку. Наташа встала, закуталась в теплый халат и подошла к окну. Приоткрыв его, она почувствовала холодное дуновение ветра по разгорячённому лицу и блаженно выдохнула. Небо было серым, тяжелые темные облака нависли над Диканькой и ее окрестностями. Сама деревня темнела на горизонте зловещими домами, и Наталья впервые обратила внимание, какое все-таки непривлекательное это место. Леса, поля ― все это хорошо, однако деревня производила удручающее впечатление. Шел декабрь, но несмотря на это, снег не спешил покрывать землю ― местами присыпало белым снежком, но оледеневшая земля удручала своей темнотой. Еще случаются оттепели, но впереди быть еще долгой зиме. Вот и ночи длинны, морозны и уютны. Но это было только начало. Декабрь месяц снежный, снег запорошит дороги, склоны берегов замершей реки, придаст зимнему лесу снежный застенчивый вид. Природа зимой тиха и спокойна, уютно спит, закутавшись в снежные сугробы белого одеяла. Замирают реки, теперь лед продержится всю зиму до самых теплых весенних дней. Наталья вздохнула. Дверь она распахнула в одно движение, подобрала полы платья, и решительно направилась к Казимиру, который сразу же перевел на нее свое внимание. Ляхов Лана успела насчитать только десять: двое из них держали Клавдия, по лицу которого текла кровь, еще двое скрутили Армана, один внимательно наблюдал за Аленой, которая загородила собой Алису. Остальные безмолвными статуями замерли за спиной своего господина, который допрашивал Клавдия. ― Я здесь, ― шагая как можно медленнее, размышляя о покрытом туманом будущем, она подошла к колдуну и внимательно взглянула в синие мужские глаза, и коротко отрезала. ― Ты обещал никого не трогать. Сама Наталья хотела кричать, громко кричать о том, что Лана ― дура, и надо было бежать. Она бы так и поступила, рванула что есть сил прочь, ведь она выполнила свою часть сделки, так что плохо в том, что женщина хотела защитить своего ребенка. И надо было бороться до конца, Лана же чертова ведьма! Подпалить кого-нибудь и скрыться в тумане и дыме. Она ― не только Лана, но и Наталья ― видела, как по Мазовецкому прошла крупная дрожь, и у нее мелькнула мысль, что он ударит ее прямо сейчас. Наташа считала, что так и будет, не иначе, ведь Лана совершила предательство… хотя, кто кого предал еще, вопрос. Пару секунд он просто вглядывался в карие, спокойные глаза своей ведьмы, потом перевел взгляд на большой, упирающийся в него живот, и махнул рукой. Цыган ― Клавдий ― рухнул на землю, как подкошенный, и его родня ― Арман с Алисой ― тут же склонились над ним. По тяжелым, прерывистым вздохом, Лана поняла, что цыган был жив. Наталья хотела, чтобы они все умерли. ― Что же ты хочешь от меня? ― горько произнесла Идрисова, потирая лоб. У нее почему-то сложилось ощущение, будто она совсем не спала, что, впрочем, и не удивительно ― такая насыщенная на события ночь. Еле-еле увернуться от преследования, чтобы потом добровольно сдаться, это конечно уметь надо. Поступки Ланы больше раздражали Наталью, она искренне не понимала этого культа любви ― когда за любимого и в огонь, и в воду. О любви она собственно и не мечтала, ей хотелось спокойствия и стабильности, поэтому даже факт брака по договоренности ее не расстраивал. Но она искала умного и собранного человека, кого-то, кто был бы старше нее, если бы отец предложил, за такого она пошла бы без лишних разговоров. Отец, конечно, насколько умел, ценил взрослую рассудительность своей дочери, считая ее хорошим качеством. Конечно, за зеленого юнца он и сам не стал бы отдавать свою единственную дочь, но подходящего пока не было. Иногда Наталья пугала его порывистою и резкостью, некоторой необдуманностью и упертостью, но в целом Наташа пыталась производить впечатления взрослого, морально совершенного человека ― и у нее это получалось. ― Ты плохо спишь, дочка? ― спросила Нина Владимировна, когда Наталья, с легким опозданием, спустилась вниз. Она была всегда красивой, но синее теплое платье с черной вышивкой из бисера особенно шло ей, оттеняя светлую кожу, темные тяжелые волосы и красивые темно-зеленые глаза. И синяки под глазами. ― Кошмары, мама, ― честно призналась она, присаживаясь за свое место. Во глава стола сидел отец, справа ― сын и наследник, слева ― жена, и по правую руку от жены ― любимая дочь. Эта столовая была куда меньше, чем в их дому в Петербурге, но Наташе нравилась и она. ― Ты должна пить те травы, что тебе дала Анастасия Максимовна, ― сказал Павел Тимофеевич. Конечно, родителей посвятили в неприятный инцидент с лошадью, и маркиз сдержанно поблагодарил Александра Христофоровича, который позаботился о юной маркизе и доставил ее домой целой и невредимой. Хотя, казалось, другой исход бы не колыхнул в его душе ничего. ― Я пью, ― Наташа рассеяно посмотрела на свой завтрак, прикидывая, с чего начать. ― Они не помогают. ― Никак вредные духи шалит у тебя, ― с усмешкой произнес Сергей. Наталья перевела на него прохладный взгляд, все еще не забывая тот разговор, который вывел ее из себя. ― Что? ― равнодушно переспросила она, и Сергей немного стушевался от такого тона. ― Сергей, все это глупости, ― строго прервал отец. ― Никаких духов нет, а дом освящен, и черту к нему не пройти. Наталья промолчала. Ее отец был добрым христианином. Он жил по Божьим заветам, и Наташа до сих пор с детской наивностью верила в то, что отец был самым благочестивым из ее родных и знакомых. Она как-то сказала об этом ему, будучи ребенком, и отец мягко отмахнулся: «Благочестивый? Это Бог рассудит после моей смерти, не гоже людям себя так называть». По смотрению Божию являются духи только во время крайней нужды, с целью спасения и исправления человеков. Являются таким образом, что явление их не может иметь вредных последствий. Отец верил в святых ангелов, духов, и вместе с этим знал, что есть зло ― демоны и нечистоты. Падшие духи совершают дело погубления человеков с несравненно большим успехом, чем злонамереннейшие люди. Повреждение людей заключается в смешении в них добра со злом. Повреждение падших духов заключается в полном преобладании зла при совершенном отсутствии добра. Демоны свободно и быстро обтекают вселенную, свободно совершают такие дела, которые вовсе невозможны для смертных. Если демоны увидят, что кто-либо из христиан начинает подвизаться и преуспевать, то приступают к нему и начинают полагать препятствия на пути его. Препятствия эти суть греховные помышления. Но в таких созданий как домовые, кикиморы, русалки, отец почему-то не верил. Верил в ведьм, что силу им дают не от Бога, но не в другое, называя всех домовых и прочих пережитками язычества. Наталья никогда об этом не задумывалась, она никогда не сталкивалась с чем-то, что могло покоробить ее веру в святого Господа, или же заставить поверить в иное. Слово отца: «Нет таких созданий» она воспринимала не иначе как единственную правду, и как-то не задумывалась о том, что отец может быть не прав. Сейчас Наталья вспомнила о своем сне. Кошмаре, где она была в теле другой женщины, в теле ведьмы, которая ждала ребенка от колдуна. Подобные видения приходили к ней уже месяц, и она смирилась с тем, что не сможет с кем-то поделиться. Но… если возможные такие сны ― реальные, что после них ноги болят, словно сама Наташа скакала верхом, вдруг есть те, кто их насылает. С мифологией и язычеством Наташа знакома не была, и не могла сказать ― есть ли духи, что специально портят людям сны. Наталья задумалась. Что же с этим делать? *** Александр Христофорович откровенно скучал. Тесак прибежал в управление весь взъерошенный, но даже не запыхавшийся, и сказал, что какие-то крестьяне поспорили из-за козы. Один другому продал скотину, новый хозяин хотел ее сегодня подоить, а у нее нет молока. Второй же взял за козу от первого четыре курицы-несушки, и теперь требовал назад вернуться своих куриц. Драки удалось избежать только благодаря своевременному появлению Тесака, который тут же был отправлен за высшей властью, коей являлся сам Бинх, и теперь полицмейстер старался разобраться в этом «безумно сложном и важном деле». Хотя вслух он не ерничал ― понимал, что для простых людей, скот имеет большое значение. Поэтому он действительно пытался придумать, как разрешить ситуацию, пока притихшие после гневного рыка полицмейстера крестьяне испепеляли друг друга ненавидящими взглядами. ― Александр Христофорович! ― внезапно раздался звонкий голосок, и мужчина развернулся. Наталья Павловна направила лошадь в его сторону, и кобыла недовольно заржала. Полицмейстер испытал смутную радость от ее появления ― все приятнее, чем крестьяне. ― Наталья Павловна, ― поприветствовал он. Девушка ловко, не дожидаясь чужой помощи, соскочила с лошади, подхватила ее под уздцы, и подошла к ним. Проскользнув по спорщикам быстрым взглядом, она слегка кивнула в ответ на неглубокий поклон, и перевела взгляд темно-зелёных глаз на Бинха. ― Я помешала? ― спросила она, хотя по тону было ясно, что если это даже и так, она дождется свободного мгновения, чтобы сообщить о цели своего визита. ― Нет, просто… ― Обман и ложь! ― вскинулся крестьянин, которому продали плохую козу. ― Цей сучий син…! ― и он рассыпался в рассказе о «безчинстві і віроломному обмані», который уже до этого слышал Александр Христофорович. Идрисова прервала поток жалоб легким взмахом руки. ― Если бы козу попробовала подоить до покупки спору бы не было, ― внезапно легко сказала она, поглаживая лошадь по морде. Мужчины застыли ― не так часто их обрубали словами девушки, особенно столь юные. ― Маркиза права, ― усмехнулся Бинх, наконец-то представляя, как можно свернуть спор. ― Съешьте козу, приготовьте жаркое. ― А у вас еще козы? ― живо поинтересовалась девушка у второго крестьянина. ― Да, две, совсем молоденькие, ― ответил он. ― Просто поменяйте ее на удойную, ― сказал Наталья, очаровательно улыбаясь. ― Вы получили прибыль, а человек этот ― нет. А козу без молока разделите и съешьте в честь примирения, как вам и сказал Александр Христофорович. Крестьяне что-то пробормотали, глядя на нее во все глаза, а потом раскланялись и молча удалились. Бинх весело усмехнулся, и посмотрел на довольную собой Натали. Девушка перевела взгляд на него и улыбнулась. ― Давно вас у нас не было, ― Наташу он не видел почти уже неделю, хотя обычно девушка часто донимал его просьбами о прогулке, и это тоже импонировало Бинху ― честно выполняемый уговор. ― Как ваше самочувствие? ― Все хорошо, спасибо, ― Наташа улыбнулась. Они степенно направились к управлению. ― Вопрос, конечно, будет странный, но… у вас тут есть библиотека? Или хотя бы нечто, на нее похожее, ― проговорила она быстро. Судя по всему, Наташа прекрасно осознавала всю глупость ее вопроса, в деревеньках подобной этой библиотека могла быть только при церкви, и то ― не библиотека, а простое собрание книжек отца Варфоломея, который разрешал иногда брать их и читать. ― Местные держат все книги дома. Поэтому нет, ― Бинх подумал о том, как легко она заткнула двух взрослых спорящих мужчин, круто развернув внимание на себя и решив проблему, и пришел к выводу, что может оказать маркизе ответную услугу. ― У меня есть небольшое собрание, смотря, что вам надо. Можно у Бомгарта спросить, хотя у него все по медицине больше. Наталья помолчала, а потом неуверенно выдала: ― Мне нужны украинские поверья и сказания. ― Мистика? ― усмехнулся Бинх. Вот чего не ожидал, того не ожидал. По его мнению, девушки вроде нее должны читать произведения о любви, лирику, где все мило и радостно, а не подобные книги, где жестокость на жестокости. Его невеста была такой. Идрисова была на нее совсем не похожей ― ни поведением, ни внешностью. ― Да. ― Кажется, у меня было что-то подобное, ― наконец припомнил он. Когда несколько лет назад он приехал сюда, желая сразу уважить нового главу, деревенские вместе с местными помещиками преподнесли ему несколько самых разнообразных книг, и среди прочих Бинх заметил сборник поверий, легенд и сказаний со всей России. ― Можем посмотреть. Наталья подняла на него сияющие глаза и улыбнулась. Злой ветер не стихал, кажется, ни на мгновение, завывал в отдаленных уголках обители и обиженно стонал, когда в комнатах запирались окна и разжигались камины. Замерзшая земля чернела из-под покрывала опавших листьев, а мелкие снежинки, все чаще кружащие в воздухе, пугали до дрожи. ― Буду очень благодарна. Неожиданный легкий снегопад породил желание оказаться дома, и посильнее натягивать на плечи теплый плащ, согревающий от гуляющих сквозняков. Очередное зимнее утро выдалось достаточно холодным и хмурым, из-за тяжелых снежных туч, укрывших небо, почти не видно было мутного блина поднимающегося солнца, а мерзкий ветер бросал в лицо колючие снежинки, заставляя то и дело раздраженно моргать и фыркать. В самой Диканьке Наталья практически не была. У людей тут была своя жизнь, и девушка не имела желания как-то вписываться в нее. Сейчас же она видела, что эта деревенька не похожа даже на городские окраины, которые напоминали скорее сельские поселения, как будто незаметно город переходит в деревню, и деревня сливается с городом. Немощеные улицы, пасущийся скот, деревянная застройка. Многие жили в срубовых домах. Жилища скорее всего состояли из одной комнаты с русской печью и небольшого холодного темного чулана, подсенья или подпола для провизии и домашнего скарба. У дома Бинха они оказались довольно быстро. И Наташа сразу поняла, что этот дом отличается от прочего, вероятно, полицмейстер перенес в него часть из своей жизни в Петербурге. Он не выделялся на общем фоне серых домов, разве что выглядел каким-то более… крепким, что ли? Проходя мимо, девушка не удержалась и провела рукой по резным перилам ― кажется, весь дом был сделан из дуба. Наталья не поняла, как решила это, просто втянула запах, и образ дерева сам встал у нее перед глазами. Александр Христофорович толкнул дверь, поджав губы. ― Добро пожаловать в мою скромную обитель, ― проговорил Бинх. Наталья отряхнула снег и переступила порог. Наташа заметила, как Александр Христофорович сжимает и разжимает руку, видимо, ему было то ли некомфортно, то ли непривычно от присутствия кого-то другого в доме. На полу лежали массивные половые доски, впрочем, устеленные темными коврами. Главная комната была большая, как и полагается. Внутренние стены были обшиты тёсом. Вдоль стен стояли лавки и сундуки. Кровать в углу, идеально заправленная, шкаф из темного дерева с резными узорами. На стенах устроили полки. Над входом между стеной и печью ― полати. Квадратный стол с двумя стульями у окна. И «красный угол» — в дальнем углу избы, по диагонали от печи, с восточной стороны дома, в пространстве между боковой и фасадной стенами. Это была самая освещённая часть дома: обе стены, образующие угол, имели окна. Иконы помещались в «красный» угол комнаты с таким расчётом, чтобы икона была первым, на что обращал внимание человек, входящий в комнату. Наталья перекрестилась, когда вошла. И большой шкаф с книгами. Наташа удивленно охнула, увидев столько книг ― все в идеальном порядке, и подойдя ближе, она рассмотрела, что стояли они в алфавитном порядке. Тут были произведения русских писателей и иностранных, более всего ― немецких. Наташа не стала ничего трогать, хотя пальцы буквально жгло от желания прикоснуться к этому добру. Здесь не было ничего, что указывало на присутствие женщины ― ни в доме, ни в жизни его хозяина. Александр Христофорович подошел со спины и накинул ей на плечи шаль ― явно старую, но теплую и плотную, Наташа с удовольствием в нее закуталась. Со спины потекло тепло ― видимо, пока Идрисова рассматривала обстановку, Бинх затопил печь. ― Поверья и сказания, значит, ― пробормотал он, осматривая книги. Наталья кивнула. Бинх провел пальцами вдоль книг, и внезапно легко извлек одну из книг. ― Прошу вас, ― Бинх протянул книгу Наталье, и девушка с удовольствием приняла ее, ощущая грубую бумагу под нежной кожей. ― Увлекаетесь мистикой? ― Да, ― сказала Наталья, неожиданно понимая, что это правда. Верила, всегда верила. ― С этого утра. Александр Христофорович, вы верите в нечисть? ― спросила она внезапно, кажется, озадачив полицмейстера на несколько секунд. ― Русалки, оборотни и ведьмы? ― Бинх усмехнулся. ― Нет. Он неопределенно махнул рукой на стол, предлагая сесть, и Наталья пристроилась на одном из сундуков. ― А в Бога верите? Александр Христофорович обошел стол и принялся разбираться с самоваром, собираясь, очевидно, чем-то угостить гостью. Да и в такую погоду грех было не согреться чем-то теплым и пряным ― за окном медленно начинала собираться настоящая пурга, и правильным вариантом было бы сопроводить ее обратно в поместье, однако уж больно разговор интересный намечался, и Бинху впервые за долгое время хотелось с кем-то спокойно и нормально поговорить. Подобное желание возникало нечасто ― из всех собеседников у полицмейстера был только Тесак, да и тот не мог связать больше десяти слов при начальстве, до сих пор помятуя о том, что глава у них не какой-то выбранный из села сосед, а ссыльный военный из Петербурга. За хорошие дела, конечно, не ссылают, и все это понимали, но все-таки Александр Христофорович сумел заработать авторитет, буквально выбить его из казаков и односельчан. Некоторые ― такие, как кузнец Вакула ― прониклись уважением к новому главе сразу, когда тот не стал резко наводить свои порядки, а попытался аккуратно просочиться в новое для него место. Но кузнец ― человек занятой, так еще и отец маленькой девочки, ему с полицмейстерами некогда языками чесать, а в шинке по пьяни Бинху не хотелось. А с Натальей…с ней было приятно говорить, с ней было приятно слушать. Только когда самовар характерно затрещал, сообщая о нагретой воде, Бинх дал ответ. ― В Бога ― да, ― наконец-то ответил он. ― Верю, что если есть Господь, то есть и дьявол, однако во всех этих… Нет. Только если в ведьм ― совсем немного, но с той стороны, что иногда люди сами не осознают, что они могут делать, это не обязательно волшебство. Женщина может спасти от смерти просто зная, как правильно заварить какую-нибудь траву, не обязательно ей владеть сверхъестественной силой. Наталья облизнула украдкой пересохшие губы. ― А в вещие сны вы верите? ― А вам что-то приснилось? ― вопросом на вопрос ответил Александр, что-то ища на полках. ― Кошмары, ― как можно менее беззаботно ответила девушка. ― Они мучают меня с того момента, как отец принял решение о переезде. Будто я нахожусь в теле чужого человека и… простите, мне не стоило об этом говорить, ― тут же отрезала она, замечая как быстро обернулся к ней полицмейстер, будто встревоженный ей словами. ― Если вы плохо спите, то… ― Я пью тот чай, что дала мне Настя, но помогает это слабо, ― перебила она, понимая, что полицмейстер скажет то же самое, что и родители. В груди поднялась волна раздражения ― сколько еще и свои, и чужие будут обращаться с ней как с маленькой девочкой. Да, она еще не взрослая женщина, но и не совсем ребенок ― ей шестнадцать, почему никто не может увидеть в ней равную. Или ту, что хотя бы достойна ею быть. ― Точнее, я не просыпаюсь до самого утра, но такие сны хочется поскорее покинуть. — Значит, он работает слишком хорошо, ― невесело усмехнулся Александр Христофорович. Сердце болезненно ударилось о грудную клетку, дыхание сперло в горле, и Наталья, сгорбившись в своем кресле, прикрыла руками лицо, не обращая внимания на то, как саднит пальцы. За окном начинало завывать все сильнее. Какое-то время и полицмейстер, и маркиза смотрели в окно, где все сильнее и сильнее носился ветер со снегом, а потом перевели взгляд друг на друга. Полицмейстер пожал плечами, Наталья слабо улыбнулась ― было понятно, что в такую погоду Бинх не сможет ее проводить до дома при всем желание, поэтому безмолвно предложил ей переждать такое ненастье у него. Наташа так же безмолвно согласилась. ― Не хотите выпить чаю? ― спросил Александр. Наталья очаровательно улыбнулась. ― Я не пью чай. ― Кофе? ― Вполне возможно. Она вежливо предложила помочь накрыть стол, и Александр так же вежливо отказался. Поэтому, пока хозяин дома разбирался с небольшим чае-кофепитием, Наталья полистала книгу, и наконец нашла подходящий для себя отрывок. Ночные демоны, болезнетворные духи. Один из видов крикс. Ночницами становятся после смерти женщины — ведьмы не имевшие детей. Нападают в основном на новорожденных детей и не дают им спать. Чуют дом, где есть колыбель, проникают через окно или дверь и истязают ребёнка. Разносят детские болезни — бессонницу и плач. Лазят также ночью по птичьим гнездам, выпивают яйца, душат птенцов. Неопределенного вида существа, невидимые или похожие на птиц, летучих мышей, червей; привидения, блуждающие огни; реже — женщины с длинными волосами в чёрной одежде, а бывает — и красивая молодая девушка, только волосы — длинные, черные, да черная душа в груди огнем горит. Из страха перед ночницами матери остерегаются после захода солнца оставлять на дворе пелёнки, выходить из дома и выносить ребёнка; не оставляют открытой и не качают пустую колыбель, применяют различные обереги колыбели (растения, иголку и т.п.); не купают детей и не стирают пелёнок и белья в «ночной» (простоявшей ночь) воде. ― Что вы сделали с тем волком? ― неожиданно спросил Бинх. Наташа вздрогнула и подняла глаза. Судорожно сглотнув, она резко выпрямилась на своем месте, чувствуя, как от порывистого движения тут же неприятно заныла спина. ― Простите? ― Волк в лесу, ― терпеливо повторил Александр Христофорович. ― Он вел себя как домашний песик, как вы это сделали? Было видно, что полицмейстеру действительно интересен ответ на этот вопрос. Очевидно, в своей работе он часто сталкивался с дикими зверьми ― Наташе Анастасия Аксимова как-то рассказала, что иногда волки и медведи заходят в саму деревню, но это зимой, когда есть нечего, и могут разворошить кладовые или погреба, если проникнут. Поэтому умение вот так просто обращаться с ними было бы действительно полезнее, чем умение хорошо стрелять ― отстреливать случайно забредшего голодного волка это не самый лучший выход. А вот «договориться» с ним, как Наталья ― или что она там сделала ― это уже лучше. Бинх видел, как подобное делали уличные шуты на ярмарках, цыгане со своими ручными медведями, но это были плоды долгой работы со зверем, а у Идрисовой это получилось само собой, как-то очень легко и просто. ― О. Не знаю, ― Наташа беспечно пожала плечами, хотя Бинх видел, как она вздрогнула. ― Я была напугана, не заметила. Может, он понял, что я не угроза. Я читала где-то, что звери вроде волков, тигров, могут не трогать беременных женщин, поскольку считают их за самку с приплодом. Возможно, он посчитал меня неопасной из-за того, что я девушка. ― Вы скорее пошли как детеныш, ― хмыкнул полицмейстер, и Идрисова возмущенно дернулась на месте. ― Эй! Обидно между прочим, ― скривилась она. ― Когда тебя все считают малышкой сложно произвести впечатление разумного человека. ― Вам же шестнадцать? ― уточнил полицмейстер. ― Да. ― Вы еще очень молоды. ― Некоторые в Петербурге в это время уже впервые становятся матерями, ― слегка надменно напомнила девушка, но Александра этот тон не задел. ― И вам нравится традиция сватать детей еще даже до совершеннолетия? ― Конечно нет, она ужасна. Но так поступают, а девушек выводят в свет с четырнадцати. В шестнадцать вполне можно быть взрослым человеком, хотя бы ментально, ― сказала маркиза, стараясь не сорваться на откровенную злость. Не на Бинха, конечно, а в целом на образ жизни, что ей предписывало общество. Она вообще старалась не показывать свое отношение к столь двойственным традициям — значит, выходить замуж можно, но взрослой ты еще не стала. Какой бред, право. ― Вас это задевает, ― понимающе улыбнулся Александр. ― Иногда мне кажется, что… ― шумно выдохнув, Наталья лишь сильнее сжала пальцами ткань длинного рукава своего платья, ― что внутри меня есть что-то большее, старое и… древнее, если вам будет угодно. Знаю, это глупо, но я всегда казалась себе старше своих лет. Наверное, поэтому в Петербурге отец до сих пор не смог меня сосватать. Все говорят, что язык мой остр так же, как я ― красива, мои суждения резки и категоричны, и характер у меня буйный. А на самом деле, мне просто скучно с мальчишками. ― С мальчишками? ― по-доброму улыбнулся мужчина. ― На Кавказе, вероятно, взрослеют быстрее, ― аккуратно промолвила Наташа, даже в своем возмущение понимая, что грести всех под одну гребенку не получится. У ее брата был знакомый, который служил на Кавказе всего год, но Сергей говорил, что «ушел румяный, здоровый, боевой паренек, а вернулся искалеченный, тощий мужчина, который будто в могиле побывал». ― Ваши юные сослуживцы, которые, возможно, окажутся не старше меня, быстро станут там мужчинами. Но в Петербурге таких нет, ― она вспомнила надушенных юнцов в Петербурге, сверкающих в своих дорогих, красивых одеждах, и внутри неприятно кольнуло. ― Впрочем, вы и сам из светского общества, наверняка помните этих маминых-папиных сынков, которые в этой жизни мало что знают и еще меньшего смогут добиться. Все в них меня раздражало, я рада, что в этой глуши эта участь обходит меня, ― на лице Александра ничего не дрогнуло, но Наташа вспомнила, что говорит все-таки с местным главой, поэтому стоит подбирать слова. ― Простите. ― Глушь есть глушь, поспорить сложно, ― пожал плечами Александр. Вспомнив о том, что все еще не дал своей гостье кофе, он подвинул к ней уже заварившийся напиток и присел напротив. Без треуголки и кафтана он смотрелся моложе лет на пять. ― Но будьте все-таки милосерднее. Выбрать невесту ― опасная игра. Либо женится ради интересов семьи, либо на той, кого любишь, рискуя честью. Наталья глотнула кофе. Горечь попала на язык, и девушка улыбнулась. ― Вы уже один раз выиграли? ― невзначай спросила она, впрочем, не ожидая ответа. Бинх не был похож на того, кто делиться личным с чужими, а Наташа, как не крути, даже не была другом. Несколько мгновений мужчина молчал, сверля ее внимательным взглядом и размышляя над словами. По его спокойному, бесстрастному лицу сложно было что-то понять, он смотрел прямо и пронзительно, а Идрисова отвечала ему таким же прямым, даже если немного виноватым взглядом. ― Я смог бы получить и то, и другое. Если бы другие люди больше ценили законы и свою честь, ― пространственно ответил Александр, как-то пытливо глядя на нее. Наташа знала, что мужчину выслали на Кавказ, а потом в эту глухомань из-за дуэли, но очевидно, что там все было не так просто. Прозрачный намек это доказывал. Решительно тряхнув головой, чтобы скинуть наваждение, Наташа поспешила перевести разговор в другое русло. ― Я ― девушка. У меня нет выбора. Только игра. Какой невестой я буду? ― лукаво усмехнулась она, грея пальцы о горячую чашку с кофе. ― Своенравной. ― Это комплимент, ― оскалилась маркиза. Совсем не хотелось, чтобы Бинх как-то изменил свое мнение о ней — в конце концов, он и так наверняка считал юную Идрисову сумасшедшей, зачем же убеждать его в этом еще больше. ― Своенравной, дерзкой, решительной… ― И хорошо стреляющей, черт возьми, не забывайте! ― прикрикнула девушка. За окном не было видно дальше своего носа ― так сильно завывала пурга. Короткую трапезу они закончили в молчание. Идрисова все-таки вызвалась убрать со стола, и в этот раз Александр Христофорович не стал возражать. ― Можете почитать, я пока разберусь с бумагами, ― сказал он, кивая на кровать, словно предолгая девушке пристроиться на ней. Наталья сделала вид, что не заметила этого, лишь удобнее устроилась на сундуке, опираясь спиной на деревянную стену. ― Вы берете работу домой? ― удивленно переспросила маркиза, смотря на то, как Бинх кладет на стол аккуратную стопку документов. ― Иногда. ― Сразу видно, что у вас нет жены или возлюбленной, ― усмехнулась Наташа, а потом резко побледнела. ― Простите, ― покаянно произнесла она, слегка склонив голову. Александр Христофорович грустно усмехнулся, понимая, что девушка не хотела его обидеть, да и замечание было весьма тонкое. ― Ничего, это же правда. И следующие полчаса в доме стояла абсолютная тишина. Наташа, найдя нужный ей миф, уже спокойно перечитывала другие, кое-как удобно вытянувшись на сундуке, только подтолкнув под спину любезно предложенные подушки. Александр сосредоточился на своих отчетах, и мерную тишину разбавлял не менее мирный шелест страниц и скрежет пера по бумаге. Погода за окном и не думала умолять своего гнева, пурга налетела нешуточная, и внутри маркизы расплывалось тепло, когда она вспомнила о том, что находится здесь ― в тепле и уюте, а не по ту сторону двери. И что находится она не дома, где все холодно и степенно, где есть только родители и старший брат, с которыми совсем не хочется проводить время, разговаривать и даже встречаться взглядом. В последнее время это угнетало и без того угнетенное сердце. В какой-то момент Наташа зевнула, и Александр поднял на нее глаза. ― Утомляющее чтиво? ― с легкой улыбкой спросил он. ― Весьма интересное, ― возразила девушка. ― Но такая обстановка располагает ко сну, особенно если ты плохо спишь от кошмаров. Она прикрыла глаза и плотнее замоталась в шаль, отложив книгу. ― Вы можете перелечь на кровать, ― снова предложил Бинх, в этот раз не ограничиваясь одними намеками. ― Судя по погоде, вы здесь можете задержаться еще на несколько часов. Не стоит утруждать себя бесполезным этикетом, ложитесь спать. Наташа удивленно открыла глаза, смотря на хозяина дома. Судя по всему, он сам уже не испытывал такого рьяного неудобства от чужого присутствия как было до этого, и собирался сам заниматься своими делами. И если уж Бинх не собирался нянчиться с ней, как это было в гостях в Петербурге, то почему бы ей и вправду не вздремнуть? Ничего ведь предрассудительного в этом нет, верно? Она просто пришла за книгой к одному из самых образованных людей Диканьки, но внезапная пурга заставила ее задержаться, а Александр Христофорович не мог же просто так выставить ее за дверь? Сам же полицмейстер был взрослым, занятым человеком, и не тратить же ему то время, что он мог провести с пользой для себя, бесполезными светскими разговаривай с гостьей, как это было в столице? Наташа снова поймала себя на мысли, что здесь, в Диканьке, все немного проще, и это ей нравилось. Она зевнула. ― Почитаю еще немного и, может действительно лягу, ― пообещала она. Бинх усмехнулся и протянул руку, перетягивая книгу к себе. Он увидел, где положила своеобразную закладку Наталья, и усмехнулся. — Значит, вас мучают ночницы? Но на ребенка вы не похожи. ― Перепутали, наверное, ― скривилась Наташа, и Бинх усмехнулся. ― Хотите, я вам кое-что расскажу? — с улыбкой предложил он. ― Я как-то по приезду услышал одну интересную историю. Насколько правдивая ― судить не берусь, но вам может показаться интересной. ― Конечно! ― радостно сверкнув глазами, ответила маркиза, плотнее закутываясь в шаль. Конечно, мелькнула мысль о мотивах полицмейстера, но Наташа быстро оправдала его в свих глазах ― просто интересный диалог, интересная история, почему бы не поговорить, немного отвлекаясь от нудной работы в виде заполнения бумаг. ― Все равно истории с «первых рук» интереснее. Бинх усмехнулся. Это было спустя полгода после того, как он занял место полицмейстера Диканьки. Тогда он как раз влился в местные верхи, и, проводя один из вечеров вместе с казаками в шинке, неожиданно заметил незнакомого старика. Диканька деревня маленькая, поэтому Бинх справедливо полагал, что спустя полгода бытия местной главой, знает почти всех. И этого старика он видел впервые ― либо просто человек больной не выходит из дома, либо чужой. Но если не выходит из дома, то что ему делать в шинке ― вечно шумном и пьяном месте. Александр наблюдал за ним какое-то время, а потом пихнул под ребра сидящего рядом Тесака. ― А, так это Лука, ― привычно заикаясь, ответил новый помощник. ― Иногда тут бывает… Гостем вроде как, у него тут… толи внук, толи правнук… Раньше срок отбывал на каторге за какое-то преступление, но сбежал оттуда, ― видимо решив, что сболтнул лишнего, Тесак как-то весь подобрался и окончил. ― Жалостливый, милый, добрый, неглупый старик. Бинх кивнул, и ненадолго забыл об этом старике ― казаки увлекли разговорами, но полицмейстер поглядывал на этого Луку. Бывший каторжник, значит? Прошло, наверное, еще часа полтора, прежде чем сквозь общий шум и гам, Бинх внезапно расслышал взволнованный, мальчишеский голос: — … Видом ладная, нравом веселая, отзывчивая. Да токмо не везет никак с парнями. Только вроде всё сладится — а у того то с ногой что никак, то с животом, то дело какое из Кшени зовет. Дважды молодцы сватались, а обоим поплохело. Бинх поднял глаза. Рядом со стариком сидел какой-то юнец лет двадцати-двадцати пяти, и рассказывал ему про девицу, а Лука слушал внимательно, правда с закрытыми глазами, но это не удивляло ― после каторги люди его возраста часто теряли значительную часть здоровья, нет ничего удивительного в том, что старик мог быть слеп. ― … Один вовсе утоп, другого скрючило всего, год весь кривой ходил. Ныне никто и носа не кажет, стороной двор обходят. Да и у Милы моей, как с кем замилуется, опосля то волосы ночью спутаются, то раздерется вся в кровь в темноте, а обо что — и непонятно, ― продолжал юнец. Бинх вспомнил, что этот парнишка жил в нескольких домах от него, и Милой была его младшей сестрой, девчонкой на выданье. Ей и вправду не везло с женихами, изводились они все по неясным причинам. Александра заметил, что многие за его столом притихли, прислушиваясь к тому, что сейчас скажет старик. — На ночницу похоже, — почесал кончик носа Лука. Юнец слушал старца с таким вниманием, что разве в рот ему не заглядывал. Видимо, это был именно тот родственник, про которого говорил Тесак. — На криксу? — Ночницу, — поправил старик. — Есть такие существа в наших краях. Не то чтобы сильная нежить, но всё равно не очень приятная. Понравилась твоя сестра кому-то из них, вот и ревнует, хочет ее одной, при себе оставить. Она ведь не конкретно одного пария, она вообще всех мужчин отпугнуть старается, подальше отвести. — Не слыхал про такое, — покачал головой юноша. — А ты послушай, — посоветовал Лука. ― В ворожбе я кое-что понимаю. Значит, внук, нежить эту нужно заморочить, обмануть, отвести ее от девицы. Ты вот что, после ближайшего полнолуния баню стопи. Но в первую очередь сестре твоей надобно изготовить тряпичную куколку, похожую на человечка: голова, руки, ноги, юбочка какая-нибудь. Перед полнолунием набери в широкую лоханку из реки воды, поставь ее на место, куда лунный свет падает. Сестру свою в первую очередь мыться запусти. Перед парилкой пусть возьмет куклу и запах свой ей оставит. Пот подотрет под мышками, в одежду ношеную завернет. Как помоется, то, ополаскиваясь в последний раз, пусть выльет на себя ту воду, что стояла на луне, и нашепчет: «Унеси вода, злое-чужое, оставь мое, сладкое да белое. Аминь». Потом пусть ждет полуночи, когда в третью очередь в бане нежить намывается. Пусть дверь в парилку приоткроет, да куклу туда и бросит. И наговорит: «Из едина теста, криксова невеста, воле покоряюсь, от мира отрекаюсь, к милому иду, тело белое ему несу». После восхода солнца нужно опять сходить в баню, найти там куклу и спрятать ее где-нибудь в потайном месте, чтобы никому на глаза не попадалась. Но лучше всего — в чужом доме. Тогда ночница точно отстанет. — Так крикса или ночница? — опять не понял молодой казак. — Этот заговор от любой нежити подействует, те в бане сами промеж собой разберутся… Александр хотел было в шутку предложить провести подобный обряд, когда вдруг заметил, что гостья его затихла, склонив кучерявую голову на руки. Он слегка привстал, вглядываясь в лицо девушки, и понял, что Наташа действительно уснула под его мерный рассказ. Ее худые плечи спокойно вздымались, пальцы слегка подрагивали во сне, а темные волосы разметались по столу. Во сне она выглядела самым настоящим ребенком, такая невинная и спокойная. Александр не стал ее будить, перенося на кровать ― сон ее был прерывистым и, кажется, был способен прерваться в любую минуту. Он лишь затушил несколько свечей, погружая избу в приятный полумрак, достаточный для того, чтобы работать, и встал, чтобы бережно поправить шаль на ее плечах. Наталья пошевелилась, но не проснулась. Александр какое-то время еще стоял, смотря на ее юное, красивое, безмятежное лицо. Так часто бывает с Предназначением. От судьбы не уйдешь.