Нас учили быть птицами

― Утро доброе. Наташа пришла именно в тот момент, когда Настя заканчивала стирать знак Всадника со своего дома. Блондинка мрачно кивнула ей в ответ. ― Собачья кровь, ― перешла она к делу. ― Это работа ведьмы или ведьмака. Но я даже не знаю, на кого думать. Только если это не ты переметнулась, ― Настя хмыкнула, глянув на подругу. ― Конечно, всю ночь рисовала, ― усмехнулась Наташа. ― Я свой тоже стерла, пока Саша не проснулся. Увидь он, меня не то что дома заперли бы, он меня в Румынию отправит. Но как мы не проснулись? ― Сонное заклятье, ― без удовольствия сообщила Аксимова. Идрисова взяла вторую тряпку и стала помогать оттирать ту кровь, которую Настя пропустила. Анастасия благодарственно кивнула. ― Подозреваю, под ним была вся деревня. Обидно до смерти, ― Настя поморщилась. Они ― ведьмы с неплохой родословной, и так глупо попались на простое заклятье. ― Думаю, это еще не самое обидное, ― мягко произнесла Наташа. Настя недоуменно подняла на нее взгляд, и Идрисова улыбнулась. ― Что у вас произошло с Николаем? Настя раздраженно пыхнула, выпятив нижнюю губу как ребенок. ― Ничего, ― агрессивно рыкнула ведьма. Подпитанная магией, быстро расцвела хлипкая яблоня у дома. Наташа окинула улицу взглядом, но никого не было. Люди отходили от сонного морока медленнее, чем ведьмы. ― Ему нужна была помощь, и он пошел к Оксане. Не к той, которую он называет своей возлюбленной, а к той, которая его любит. Предпочел ее мне. ― Он хотел попросить помощи у тебя, ― вдруг сказала Идрисова. Настя недоверчиво хмыкнула. ― Он шел к тебе, но мы с ним заговорили о деревне, как тут с людьми себя вести и все такое. У него было видение, и видимо он увидел что-то, что заставило его сменить путь. Он хотел пойти к тебе, но он подумал о том, что этим может навредить тебе. ― Он мог сказать мне, ― почти шепотом пробормотала Настя, даже перестав усиленно тереть кровавый символ. ― Ведь мог? Это было бы честно по отношению ко мне. Наталья пожала плечами, предоставляя ей возможность самой решать. Наташа справедливо не лезла в дела своих названных сестер, по крайней мере в сердечные точно. Да, между ними не было секретов, но только Идрисова полагала, что это не причина касаться этой темы в открытую. Насте она казалась даже немного странной ― с этой своей болью, мрачностью и болезненным для всех сарказмом. Аксимовой казалось, что это просто нежелание идти дальше. Сейчас она понимала Идрисову немного лучше. Да, она плевалась ядом, много смеялась и ни во что не верила, но причина была в том, что из них троих она боролась сильнее, а значит ее ломка была болезненнее. Жданна упала с высоты и сломала спину, но быстро отключилась, Настя спокойно истекла кровью в переулке, заснув и проснувшись ― а Идрисовой перерезали горло и утопили. Она до сих пор воды побаивалась. Жданна вышла замуж за своего любимого, а Настя вполне уютно жила с Николаем здесь ― а у Наташи забрали возлюбленного и отправили в монастырь. Идти за советом к Наташе нельзя было по этой причине ― ни одна беда не могла сравниться с тем, что пережила эта девятнадцатилетняя девушка. ― Прости, ― пристыженно проговорила блондинка. Наташа хмыкнула и кивнула. Без сомнения она поняла, что имела в виду ее подруга, но более никак не обозначила, и принялась говорить о том, что теперь в Диканьке есть еще одна ведьма или колдун, которого надо найти и разобраться. Наутро Николай вышел из комнаты никаким. Под глазами круги стали еще виднее, он сам словно побледнел, и на фоне черной одежды это выделялось еще сильнее. Завтракать он не стал, лишь бегло поздоровался с Настей, кинув на нее виноватый взгляд. Аксимова бегло улыбнулась и кивнула. Николай очень хотел бы подойти и загладить вчерашнюю ссору, но дела не могли ждать, и он должен был идти. Настя вздохнула. Кажется, сегодня опять придется тратить время на проверку кухонных книг. *** Поместье оказалось пустым, Наташа понятия не имела, куда делась Жданна. Было сомнительно предложение о том, что графиня Гуро решила пожить какое-то время в облике птицы, свить себе гнездо где-нибудь на ветке и питаться насекомыми, так что скорее Жданна вышла куда-то, давая возможности гостю отдохнуть в полной тишине и одиночестве. Наташа бесшумно проникла в одну из комнат. Она была куда менее ухоженной, чем ее или Жданны, но не такой заброшенной, как остальные. Гость уже не спал, сидя на заправленной кровати, и когда Наташа вошла, сразу посмотрел на нее. ― Здравствуй, тьма, мой старый друг, ― замогильным голосом произнес юноша. Наталья громко фыркнула. ― Хватит меня так называть, ты. Хома Брут и в лучшее время был худым, а сейчас казался Идрисовой тощим, точно скелет, но хотя бы он был чистым. Медные жесткие волосы были чистыми и зачесаны на бок, его одежда была поношенной, но чистой, и от него приятно пахло лавандовым мылом. Идрисова, не заботясь о чистоте, поставила на постель большую корзину, из которой тянулся приятный запах теплой еды. Хома заинтересованно посмотрел на принесенное угощение, и скинул с него полотенце. Запах съестного тут же заполнил комнату, и в животе у Хомы заурчало. Идрисова усмехнулась. ― Настя готовила? ― спросил он, выкладывая прямо на покрывало тарелку с крупным варенным картофелем и мясными пирожками. ― Я, ― гордо усмехнулась Наташа. Хома, до этого активно жевавший пирожок, остановился, и стал жевать медленнее, глядя на маркизу подозрительными глазами. Идрисова посмотрела на его мучения еще пару секунд и весело рассмеялась. ― Шутка. Я похожа на ту, что готовит? ― Нет, но ты похожа на ту, что может меня отравить, ― заявил Хома. Он знал, что Наташа умеет готовить, и пусть делает это грубо и до изысков петербургских кулинаров ей было далеко. ― Как твой полицмейстер тебя терпит? ― фыркнул юноша. ― А он меня любит, ― заявила Наталья, тряхнув пышными каштановыми кудрями. ― Можно подумать, я ― нет. Девушка довольно усмехнулась, и лукаво спросила: ― А если бы я приготовила, съел бы? ― Да, ― ни на секунду не задумавшись ответил Хома, пожав плечами. Пару минут Хома молча ел под рассказы Идрисовой о том, как всколыхнулась Диканька после появления знаков на семи избах, где жили молодые девушки. Рассказывала о своих наблюдениях ― она не видела в лицо ведьму, за которой охотился Хома, а потому не могла найти ее среди остальных. Ведьма грамотно скрывала свою энергию, и даже если они уже несколько раз прошли мимо друг друга, ни она ее, ни ведьму Наташу не почувствовали. Из этого шел неутешительный вывод, что Хоме самому надо появится в деревне, чтобы найти ведьму. Скорее всего, она и была подсобницей Всадника, поэтому поймать ее предпочтительно живой было в общих интересах. ― А где Жданна? ― спросила Наташа, когда наевшийся богослов сложил обратно принесенные ею тарелки и полотенце обратно в корзинку. ― Ушла в кладовую, где хранит все свои травы и прочее, ― объяснил он. ― Сказала, что будет наводить порядок. Передай Насте, что все было безумно вкусно. Наташа кивнула, и ей хватило совести покраснеть. Накидывать в небольшую кладовую в сарае разные травы начала еще она, когда жила здесь. Быть с Бинхом получалось не всегда, и чтобы подольше не видеть отца, девушка шныряла по лесу, знакомясь с местной флорой и собирая интересные экспонаты. Но вот в некоторых делах маркиза была весьма неаккуратна. Если Жданна заглянула в эту кладовую, ее ― вполне возможно ― уже разбил инфаркт. Розмарин, ромашка, лаванда, тысячелистник, мята, полынь ― вся необходимая трава хранилась в тех же корзинах, в которых Идрисова принесла из леса. Наташа даже не всегда считала необходимым накрывать их полотенцами, из-за чего в кладовой стоял яркий, удушливый запах, который не каждый мог вынести. Но когда Наташа шла проверить, как там ее старшая подруга, Жданна уже шла к ней, и злой вовсе не выглядела. ― Доброе утро, ― спокойно поздоровалась она, ласково улыбаясь. ― Успели отвести от себя подозрения? Наташа хмыкнула ― видимо, запах самодельных растворов, с которыми они с Настей убирали кровавую метку со своих домов, въелся сильнее, чем она думала. ― Да, и скрылись с места преступления. А ты где была? Она заметила, что глаза у Жданны были красными, словно она долго и много плакала, но Наталья не позволила себе зацепиться за это. Жданна не может всегда быть сильной. ― Проводила ревизию твоих запасов, ― усмехнулась графиня Гуро, щелкнув подругу по носу. ― Решила сделать кое-что Хоме, чтобы помочь выследить чужую ведьму. В руках Жданна крутила туго связанные между собой листья полыни и дурмана ― два уникальных по своей природе растения, одно из которых усиливало обманные свойства другого. Спрятать такой цветочный узелок в кармане, и Хома станет недоступным для взора чужой ведьмы и простых людей, пока не подберется достаточно близко. ― Опять запах будет на всю деревню, ― закатила глаза молодая ведьма. Люди не замечали этого, но запах у подобных растений был для ведьм очень и очень въедливым. Когда Наташа тренировала делать такие узлы с разными составами и для разных целей, она пахал как какая-то экзотическая приправа недели две, не меньше, и никак не могла вымыть запах из волос и с кожи. ― Потерпишь, ― справедливо заметила Беркут. ― Зато если ведьма что-то расскажет, мы сможем очень скоро найти Всадника. ― Мне казалось, это должно быть просто, ― заметила Идрисова, помрачнев. Она не любила разговоры о том темном деле, что привело ее сюда, всегда становилось более едкой и злой. Никогда не оскорбляла, но слушать ее в такие моменты было очень сложно. Жданна, кажется, единственная, кто выдерживала. ― Хотя бы взять то, что этот некто должен быть влюблен в Гоголя, и его самого кто-то должен любить. Разве широк круг, м? ― Даже если кто-то в Гоголя влюблен, он себя не выдает, а держится в стороне, ― резонно заметила Жданна. Из всех, только мертвая мавка Оксана питала к Николаю нежные чувства, но она уже была вне подозрений, Беркут за ней следила пару минут. Идрисова выругалась на темной латыни. Этому языку всех троих научил Хома Брут, и если Жданна с Настей им почти не пользовались, то Наташа не теряла возможности грязно выругаться. Первое время от таких речевых оборотов у графини воздух в горле застревал, а сейчас уже спокойно воспринимала, даже за собой стала замечать. Жданна улыбнулась, когда Наташа направилась домой. Молодая женщина была все еще под впечатлением от того, что с утра ей сказал Хома Брут. Она ценила богослова за его честность, за то, что он всегда говорит то, что думает, и что видит, и никогда за это не извинялся. Но сегодняшнее она предпочла бы не слышать, потому что Хома заставил усомниться ее в том единственном светлом, что она видела в своей жизни ― любви. Они о чем-то спорили ― Жданна даже не смогла вспомнить, о чем, хотя обычно помнила все свои разговоры, но то, что он сказал, полностью выбило из ее головы воспоминания о разговоре, да и ее саму озадачил ― и Хома вдруг тяжело вздохнул. ― Дана, когда я встретил тебя впервые, у тебя была мечта, надежда. Твои глаза светились. Знаешь, какой у тебя взгляд сейчас? ― Жданна молча смотрела на него, не понимая, к чему он клонит. ― Он погас. Теперь у тебя только одно стремление, и ты не знаешь, что делать, когда оно исполнится, верно? Пока все, что тебе надо ― помочь им, защитить их, хотя это невозможно. Уже нет. ― Я лишь молюсь о том, чтобы, потеряв все, мы не потеряли себя, ― сказала Беркут. Этого она боялась больше всего ― победив монстра, через какое-то время стать таким же чудовищем. Потерять контроль, и быть той ведьмой, которую Хома должен будет убить ударом в сердце. ― Верно. Но все, что у вас есть ― вы сами. А потерять все ― для вас значит потерять их, ― Хома покачал головой. ― Нельзя так любить. Жданна и сама это понимала, но слова богослова все равно вызвали у нее слезы, которая она скрыла. Хома часто вызывал их на эмоции ― ее, Настю, чуть реже Наташу. Жданна понимала, что у нее не получится всегда быть такой спокойной и сильной, и чтобы она не сдалась, Хома иногда говорил ей что-то такое же меткое и правдивое, что заставило бы ее рыдать и плакать. Что удивительно, такой выплеск эмоций помогал. Проплакавшись, Жданна словно очищалась. *** Возвращаясь домой, Наталья задумчиво крутила в руках туго связанную черными нитками мяту и полынь — это был как некий обязательный протокол ведьм, всегда носить с собой моток черных, плотных ниток. Когда связать цветочный узел, когда на кого заговор сделать и нитку в одежду подкинуть. Вещь была незаменимая. Мята и полынь должны были послужить отводом глаз и успокоения ― Наташа не сомневалась, что, когда начнётся беготня со Всадником, Бинх будет успевать и душегуба ловить, и на нее краем глаза смотреть, чтобы никуда не лезла. Поэтому узелок должен был успокоить волнения Александра на счет его молодой жены. Но Наташа рассчитывала, что со всеми этими метками, Бинх появится к вечеру только дома, а не то, что он будет ждать ее, и будет очень злым. Когда она только вошла в комнату, Александр обратил на нее злой взгляд светлых зеленых глаз ― точнее, они могли показаться злыми, но на самом деле были больше растерянными и напуганными. ― Где ты была? ― сразу спросил он, словно подозревая ее в измене. Наташа успела только растерянно улыбнуться. ― Я ходила взять кое-какую траву, ― мягко сказала она. ― Не думала, что ты вернешься так рано. ― Наташа, ― раздраженно рыкнул Бинх, чем окончательно ее запутал. А когда она что-то не понимала, становилась злой. ― Ради всего святого… ― Что не так? ― спросила она, чувствуя, как подрагивают кончики пальцев. Она распылялась не так быстро, как Настя, и не умела быть убийственно холодной как Жданна во время ссор, и всегда старалась замять конфликт на корню, если была возможность. Крики и ссоры пугали ее еще с детства, когда отец без всякой причины кричал на них с братом, выговаривая за любую мелочь. Если же возможности примириться в первых двух фразах не было, она всегда яростно кидалась в бой первая, но ужасно не любила этого. Александр Христофорович знал о маленькой слабости своей возлюбленной, поэтому попытался успокоиться. ― Не надо на меня ругаться! ― вдруг твердо произнесла она, и это всколыхнуло в полицмейстере новую волну застоялой злости и страха. ― Ты подвергаешь себя опасности, ― отрезал он. ― Ты хоть представляешь, какую боль я бы испытал, если бы нашел твое тело с перерезанным горлом? Да меня можно было бы сразу хоронить рядом с тобой. Когда меня сослали, и была расторгнута моя помолвка с невестой, я это пережил. Твою смерть я не переживу, ― он сделал паузу, давая ей возможность обдумать его слова. ― Семь домов отмечены чертовыми знаками. Я надеялся, что ты будешь благоразумной, и не станешь лишний раз выходить из дома. Или хотя бы ходить на открытую местность за пределами села. Таш, ты хоть немного думаешь о своей жизни? ― под конец Бинх чуть не сорвался на крик, но вовремя вспомнил, что он разговаривает не с подчинёнными. Таша смотрела на него молча, не плакала, не кричала, давала время остыть и успокоиться. ― Больше, чем ты можешь себе представить, муж, ― спокойно произнесла она, складывая руки на груди. Ответ был странным, но Бинх за него не зацепился. Намного больше его зацепило другое. Александр подошел ближе, и взял Наталью за плечи. Руки пришлось расцепить. — Вот именно. Я твой муж ― по сути, если не по закону, ― вздохнув, Александр уперся лбом в ее, выдохнув слова будто через силу. ― Я боюсь тебя потерять. Наталья и Александр друг для друга были всем. Но Александр порой ловил себя на том, что ему гораздо легче сосредоточиться только на жене, чем ей на нем. У него, кроме Натальи, не было никого. Не считать же Тесака и узкий круг приятелей среди казаков достойными конкурентами для жены за его внимание. Но собственник, живущий где-то глубоко внутри его существа, хотел большего. Физически, Наталья не хотела принадлежать никому другому. Он был первым и единственным, кому она позволила поцелуй. Первым и единственным, кто ласкал ее. Первым и единственным, кто видел обнаженной. Во всем для Наташи Бинх был первым и единственным. Он знал это и по-хищнически защищал свое. Хоть и делал это почти в цивилизованной форме, не опускаясь до поучений жены как она должна выглядеть, как одеваться и что позволять себе. ― Я твоя жена всего несколько недель, ― вдруг произнесла Наташа. ― Ты от меня так просто не избавишься. Я обещаю, что буду осторожна. Александр довольно кивнул. ― А что ты там хотела за траву? ― спросил он, стараясь съехать с неудобной темы. Он услышал все, что хотел, и надеялся, что Наташа исполнит обещанное. Он не зацепился за формулировку этих слов, потому что «буду осторожна» не тоже самое, что «не буду рисковать своей жизнью». Но для Натальи это было единственным способом сказать правду и неправду одновременно. Она будет осторожна, и рисковать будет тоже осторожно. На его вопрос она тут же широко усмехнулась и продемонстрировала Бинху стянутый нитками узел. ― Вот! ― довольно заявила она, всунув его в руку полицмейстера. ― Небольшой оберег твоих нервов. Мята хорошо успокаивает запахом. Носи с собой. Александр хмыкнул ― он во все это верил с трудом, но раз Наташа пошла на компромисс, то и ему стоило с пониманием отнестись к ее просьбе. Поэтому он положил узелок из трав во внутренний карман камзола и тут же забыл. Наташа довольно улыбнулась ― весь фокус в том, что заклятье сильнее, когда человек берет узелок добровольно. Мужчина ласково сжал тонкие женские пальцы. Он не признался бы, но действительно испугался, не найдя ее дома после того, как они с Гоголем обсуждали, как опасно оставлять помеченных девушек в деревне. Бинх сразу обследовал собственный, но к своему облегчению не нашел следов душегуба. Но не найдя Наташу очень взволновался. Дело было не в недоверии, не в ревности. Он знал, что, если и есть на свете человек, которому можно доверять полностью, без обиняков, условностей и оговорок — это его Наташа. И знал, что он сам значит для жены не меньше, чем она для него. Но он просто хотел, чтобы она была в безопасности. *** ― Не хочешь прогуляться? Настя отвлеклась от книги, что читала до этого, и посмотрела на Николая ― непривычно хмурого и холодного. Внутри ведьмы шевельнулось волнение. Настя не думала, что Николай подойдет к ней с подобной просьбой, и дело было даже не во вчерашней небольшой ссоре. Казалось, что на фоне всех этих волнений, знаков и угрозу семерым девушкам, у следователя не будет времени чтобы подойти к ней, и уж тем более пригласить на прогулку. Настя, которая после утреннего разговора с Наташей взглянула на ситуацию с другой стороны, и уже не злилась как вчера, уже была готова к тому, что поговорить у них получится в лучшем, случае завтра, когда угроза будет отведена. Но вот Николай стоял рядом с ней ― какой-то хмурый, словно даже строгий. Кажется, такой неожиданный поворот в деле его не радовал. ― Конечно, ― кивнула она, и заметила, как Гоголь расслабился. Кажется, он ожидал если не резкого отказа, то увиливания. Но Настя спокойно пристроилась под любезно предложенный локоть, и они вышли через задний вход к плохо протоптанной тропе, которая вела в небольшой лесок. ― Бомгарт утром захаживал, ― сообщила Аксимова. ― Сказал, что по дороге к поместью Данишевских у тебя опять было видение. Как ты себя чувствуешь? ― Неплохо, ― ответил Николай, чуть подумав. До «хорошо» его состояние не дотягивало, но и совсем паршиво не было. — Только это было необычное видение. Оно было продолжением моего сна. ― И что тебе снилось? ― поинтересовалась девушка. Николай посмотрел на нее. Она была очень красивой ― длинные локоны у висков убрала, завязав ими своеобразный хвост, белая блузка в мелкий серый узор, заправленная за пояс серой юбки с высокой талией. Легкая ткань хорошо облегала ее стройную, соблазнительную фигуру. В ушах были маленькие, но изящные сережки с синими камнями, которые подходили к ее глазам, и делали их на тон светлее. ― Ты. На самом деле, Николай не был уверен, что снилась ему именно Анастасия. Он просто вспомнил свои ощущения, чувства, которые испытывал рядом с ней, и во сне они ему казались знакомыми. В нем, он упорно уговаривал какую-то девушку не уходить от него. Она гладила его по лицу и обещала, что они еще встретятся, что так им суждено. И это странное слово, которое Николай не до конца понимал ― Предназначение ― она произносила часто. А потом она вышла из дома под дождь, и Николай бросился за ней, но потерял, не найдя сквозь плотную стену ливня. Проснувшись, Гоголь вспомнил, как он лежал больной четыре дня, и Яким говорил, что это из-за нервного срыва на фоне простуды, вспомнил, как он быстро потом поправился за два дня. Яким говорил ― бухтел, если быть точнее ― что на почве переживаний о новом произведении и скором его выпуске у барина произошел нервный срыв, совпавший с подхваченной в вечно сыром Петербурге сильнейшей простудой. Четыре дня он пролежал в бреду, и врач начал волноваться, что болезнь победит, но на пятый день Николаю стало лучше, а на шестой он пришел в себя. И свою встречу с незнакомкой на мосте он тоже вспомнил. Ее он увидел сразу. Она стояла над рекой, вцепившись руками в поручни до белых костяшек. Она выглядела такой… уязвимой, и при этом мрачной и решительной. Как писатель, Николай умел замечать особую красоту. И вот красота этой незнакомки была какой-то… нереальной, потусторонней, хотя Гоголь не видел ничего, кроме ее фигуры в строгом платье синего цвета, и нескольких прядей светлых волос. ― Вам нужна помощь? ― услышал Николай свой собственный голос. Девушка повернулась, но разглядеть ее лица он не смог. Он приблизился. От девушки веяло каким-то холодом и страхом. ― Я в порядке, благодарю, ― ровно ответила она. ― Все хорошо, не переживайте. ― Вы выглядите несчастной, ― продолжал Гоголь, и сам удивился своей настойчивости в отношении к незнакомой девушке. ― Выгляжу, ― согласилась она. ― А вам-то что за дело? Гоголь пожал плечами. Действительно, ему-то что. И как читал кому-то свои произведения ― тоже вспомнил. ― Почитай мне что-нибудь еще, ― рассмеялась девушка, довольно вытягиваясь на узком диванчике. Он идеально подходил для нее. Николай, который сидел, прислонившись спиной к этому самому дивану, с удовольствием прикрыл глаза, когда тонкая, женская рука скользнула ему в волосы. ― Что тебе почитать? ― шепотом спросил он, боясь разрушать волшебство момента. Светлые волосы девушки сверкали как золото в ярко-оранжевом свете костра. Она рассмеялась. ― Все, что хочешь, ― сказала она. Это было как собирать пазлы, состоящие всего из трех элементов, но так похожих между собой, что не сразу определишь в каком порядке складывать. Пытаясь сопоставить все, Николай вызывал у себя только головную боль, но сегодня это оказалось необычайно легко. Он собрал картинку, и понял, что та девушка, в которую он влюбился в Петербурге два года назад, которой опрометчиво предложил жить у себя спустя несколько минут после знакомства, и с которой сблизился так, как ни с кем до того ― была Настя. Ее золотые волосы нельзя было ни с чем спутать. И вот почему он так быстро полюбил ее ― он уже любил ее, просто не помнил. И вот почему все другие казались ему такими безликими ― и взрывная Оксана, и тонченная Елизавета. Он видел девушек, но не замечал их, потому что был влюблен в одну нее. ― Тая, ― позвал он. Имя сорвалось с губ легко и просто, и картинки действительно встали на места. Да, это была она. Девушка, которой он отдал свое сердце. Николай остановилось. Настя тоже пришлось встать. ― В июле 1827, ― продолжил он. ― Мы провели две ночи и два дня вместе. Тот июль был холодным. Настя упрямо хмыкнула, но глаз не отвела. ― Я думала, что заставила тебя забыть об этом. ― Зачем? Ведьма резко выдохнула. Он не мог не отметить, какой красивой она была. ― Кое-что произошло, ― нейтрально ответила она. ― Я была в опасности, и рядом со мной ― ты тоже. Я хотела уберечь тебя. ― Почему? Настя внезапно тихо рассмеялась. Ее синие глаза потеплели, она сделала шаг к нему и взяла за руку. Николай положил руку ей на щеку, заглядывая в глаза, которые любил больше всего на свете. ― А разве не очевидно? ― мягко улыбнувшись, произнесла она. ― Я люблю тебя, ― почти шепотом призналась она. ― Я тебя люблю, ― прошептал Гоголь в ее светлые волосы. Настя усмехнулся. ― Я знаю. Николай прижал возлюбленную ближе, еще ближе. Ласково, со всей любовью, поцеловал в макушку. До леса они все-таки дошли, и тут же Тая ― теперь Николай решил называть ее только так ― восторженно шикнула. ― Ты слышишь? Николай сначала непонимающе уставился на нее, и уже хотел было спросить, что именно он должен был услышать, но покорно прислушивается ― Тая с ее колдовскими навыками и умениями всегда оказывалась права и плодотворно влияла на дар самого Гоголя. И Николай действительно что-то слышит. Тихий слабый голосок. Скорее ощущения, чем слова, которые можно расслышать. Чувство печали и сожаления. Тая улыбается, а потом ведет пальцами, и Николай их видит. Прямо перед его лицом, сантиметрах в двадцати от носа, проплыла зеленая искорка. Малюсенький мигающий зеленый огонек, у которого неизвестно откуда взялся голос. И чувства… Интересно, было ли у него лицо, тело? Ему не удалось этого разглядеть… ― Что это? ― прошептал Николай. ― Скорее, «кто», ― поправила Тая. Маленькие огоньки облепили ее любезно подставленную руку, и Гоголю показалось, что они издали нечто, напоминающее веселый писк. ― Это те, кого раньше называли лесавки. Лесные духи, ближние родственники Лешего. ― А Леший ― хозяин леса, покровитель лесных зверей и птиц, ― заключил Николай, и Тая довольно улыбнулась ему, кивнув. Поверить в это оказалось легко. Обычного ответа не было. Просто Николаю передалось ощущение привязанности и заботы, к которому как нельзя лучше подходило слово «друг». Этих огоньков было больше, чем один. Гораздо больше. Сотни крохотных искорок парили вокруг них, образуя что-то вроде зеленого огня и обдавая ведьму с ее темным теплом и зеленоватым светом. Но тот, первый, огонек возле носа Николая был самым большим. Больше, чем искорка, целое пятнышко. Маленькое сверкающее зеленое дружелюбное пятнышко. Поляна вокруг них, готовившаяся к зимнему сну, вдруг покрылась золотисто-желтым ковром цветущих лютиков. Облетевшие деревья, конечно, оставались голыми недолго. На каждой веточке из почек прямо на глазах пробивались свежие листочки. Крошечные вспышки света, они каким-то образом связаны со всем этим буйным ростом и цветением. Настя произнесла что-то на резком, странном языке. Послышался какой-то странный звук, что-то вроде удивленного писка. У Николая было чувство, что искорки внимательно наблюдают за происходящим. И тут Большой Лесавки вернулся, и не один, а с тысячей собратьев. Огоньки начали диковинный танец вокруг них. Они вертелись, подпрыгивали, выделывали в воздухе разные фигуры и весело подмигивали. Тая не смогла сдержаться и рассмеялась. Не потому, что в этом зрелище было что-то смешное, а просто от охватившей ее радости. Николай несмело вторил ее смеху. Теплый маленький огонек доверчиво замер на мужской ладони. И он ощутил прикосновение дружелюбного, доброго, любящего разума, как чувствуешь тепло солнечных лучей на своей коже. Он смотрел в лучистые глаза Таи и хотел себя ущипнуть, чтобы удостовериться, что это не сон. Было неважно, божья ли это благодать, или невероятная удача, Николай Гоголь просто был самым счастливым человеком на свете! Николай притягивает ее ближе. У него глаза живого человека — растерянные и обнадеженно-светлые. Гоголь наклоняется, приподнимает ее подбородок и целует— осторожно, будто бы ожидая, что Тая отстранится. Настя не отстраняется. Николай скользит по ее спине руками, крепко обнимает в очень трогательной попытке согреть. Их отношения — это что-то с чем-то. Что-то нежное, страстное, безумное, гармоничное. Две противоположности притягиваются и дополняют друг друга. Они любят целоваться под дождем и под солнцепеком, любят обниматься после рабочего дня, любят перебирать волосы друг друга и наблюдать друг за другом, пока кто-то из них чем-то занят. Они любят друг друга. Как бы не хотелось продлить эти моменты единения, возвращаться пришлось скоро. Николай и его спутница все равно были довольны непродолжительной прогулкой, но их радость быстро схлынула, когда они увидела хмурого Вакулу, который ожидать мог только их. ― Николай Васильевич, Настя, ― чинно кивнул кузнец. ― Что-то случилось? ― обеспокоенно поинтересовался Николай. Вакула неопределённо кивнул взгляд на дверь, ведущую на постоялый двор. Уже в номере следователя, Вакула рассказал про то, что его дочь Василина увидела в доме Ульяны летающие галушки, и что женщина сначала сидела в доме, а потом резко появилась за ее спиной, и про мертвого пса, с которого стекала кровь. Николай и Настя хмуро переглянулись, выслушав его. ― Откуда это Ульяна взялась в Диканьке? ― сурово спросил Гоголь без всякого удовольствия. Ему хватило и того, что произошло утром, а тут еще какая-то ведьма объявилась. ― Да приехала полгода назад с Полтавы, скромная вдова, ― заметил Вакула. ― Встретили по-людски, хату справили. Но она как освоилась, вернулась в свою порочную личину ― мороком голову дурманит, даже, прости Господи, с батюшкой заигрывает. Николай посмотрел на Настю. Та нахмурилась, о чем-то размышляя. Если эта Ульяна и вправду была ведьмой, то именно за ней пришел Хома ― ни одна из трех его ведьм не впутывались в это дело, потому что богослову было важно самому справиться с ведьмой, по вине которой он потерял руку. И если она служит Всаднику, то разумнее будет держаться подальше. Если Всадник исчезнет, то плохо будет всем. Насте, конечно, будет лучше остальных, ее жизнь не оборвется, а вот Жданну и Наташу ждет конец. Аксимовой вовсе не хотелось становиться бессмертной ведьмой и слоняться в одиночестве многие столетия, пока новые Птицы не соберутся вместе. Если смотреть так, то лучше быстрая смерть. Бесславная, но милосердная. ― Так, иди за Бинхом, встретимся у ее хаты, ― приказал Гоголь. Вакула, кивнув, быстро вышел. ― Она ведьма? ― обратился он уже к своей колдунье. ― Не могу сказать, ― честно призналась Тая. ― Есть одно заклятье, которое скрывает нас от сородичей, и мы ничем не отличаемся от людей. Даже если она ведьма под этим заклятьем ― я этого не узнаю. Гоголь кивнул и, бегло поцеловав ее в щеку, собирался уже идти, но Настя удержала его. ― Разумно ли идти одному? ― спросила она. ― Не лучше ли встретиться с Бинхом? На самом деле, она уже во дворе учуяла запах дурмана и полыни, которые служили скрывающим заклятьем. Наташа обмолвилась, что Жданна сделала такое для Хомы, значит богослов уже напал на след интересующей его ведьмы. И как бы не была сильна любовь Насти к Николаю, она очень не хотела, чтобы старому другу помещали. ― Она может улизнуть. А если она будет у нас, и действительно окажется ведьмой, то это приблизит нас к разгадке. Настя порывисто выдохнула, поняв, что если будет настаивать, рискует вызвать подозрения, поэтому с улыбкой выдает свое стремление помочь Хоме за волнение нежной возлюбленной. ― Будь осторожен. Николай кивает, и поспешно выходит. Настя остается одна, и нервно заламывает пальцы. Что же делать? *** К концу дня, Анастасия безумно радуется тому, что действует на пару с Натальей, потому что вопрос «Что же делать?» в большей степени решает именно молодая маркиза. Это она помогает Хоме скрыться из дома Ульяны, это она проникает в сарай и с помощью разрезающего заклятья вонзает в сердце ведьмы несколько щепок кола, чтобы она не проснулась раньше времени, это она отвлекает внимание Александра от побега Гоголя и Хомы, и она помогает им проникнуть в церковь. ― Ты незаменимая, ― шепчет Настя, обнимая подругу. ― Уверена, что хочешь остаться? ― спрашивает Наташа сурово. Ее всю трясет, а ведь ей еще надо вернуться домой, так, чтобы Александр ничего не заметил. ― Уверена, ― кивает ведьма. Наташе ничего не остается, кроме как сухо кивнуть и, пожелав им всем удачи, раствориться в темноте. У Насти странно сжимается сердце. Но когда Хома окрикивает ее, она без раздумий заходит в церковь и закрывает за собой дверь.