Бояться нельзя любить

Утро началось не с кофе. Снова. С тех пор, как прошлым летом Солурд пристрастился к этому напитку богов, ему стало тяжело просыпаться по утрам. Сокурсники даже шутили, мол, до апокалипсиса не будить — покусает, тоже на луну выть будете. Будто Солурд выл. И, следуя собственному завету, не будили. Солурд выключил будильник — четвёртый с начала года, первые три уже отправились в свой будильниковый рай, — и воспалённым взглядом вперился в балдахин. Тот, словно в насмешку, цветом напомнил кофе с молоком, нежно-коричневый, мягкий… Солурд уткнулся носом в подушку и застонал. Завтрак в Большом зале пятнадцать минут как шёл, сумка сверкала своей несобранностью, форма — помятостью, а сам Солурд — несчастной физиономией. Опять девочки будут шушукаться, мол, похож на брошенного щенка. А ещё: как Эрин терпела. И: жалко его. Себя пожалейте! Разозлившись на эти мысли, Солурд вскочил с кровати и, звонко шлёпая тапочками по полу, отправился приводить себя в порядок. Подумаешь, с девушкой расстался! В первый раз, что ли? А вот отработка у Снейпа — это уже серьёзнее, поди пойми, за что могут баллы снять, как по минному полю ходишь. К тому моменту, как Солурд, зачёсывая пальцами влажные волосы, ввалился в Большой зал, тот наполовину опустел. Из преподавателей остались лишь дородная декан Спраут, свежая и сияющая доброй улыбкой, и полусонный маленький Флитвик, наверняка додрёмывающий последние минуты перед уроками. Обоих профессоров Солурд любил, даже несмотря на то, что ни чары, ни магическая ботаника ему особо не давались. То ли дело руны и УзМС. — Эй, Сол, опять проспал? — окликнул его один из сокурсников, светленький Эрни, демонстрируя ямочки на щеках. Эрни сидел прямо, словно метлу проглотил, и с деланой ненавязчивостью сверкал значком старосты — второй год кряду тихо гордился собой. И снова не помнил, как каждую неделю причитал: «Это такая ответственность, такая ответственность, Мерлин… Джастин, ну ты же меня понимаешь, да, понимаешь?» Джастин закатывал карие глаза, подмигивал сидящим рядом ребятам и уверял, что: «Да-да, конечно, только успокойся». Эрни послушно успокаивался, улыбался и переводил тему. Через неделю сцена в гостиной Хаффлпаффа повторялась. Солурд кротко пожал плечами, мол, да, всё как всегда — ничего нового, и сел на лавку. На столе осталось не так уж много: растущие организмы требовали всего и побольше, и он не был исключением из этого правила. Но краткие минуты сна всё равно ценил больше, чем разнообразие завтрака. Тост с джемом Солурд дожёвывал уже на бегу, придерживая бьющую по бедру сумку. Сокурсники ушли раньше, а он как-то пропустил этот момент, хоть его и звали, за что теперь расплачивался. Профессор Макгонагалл не терпела опозданий, и ладно бы отчитывала — нет. Смотрела раскосыми кошачьими глазами, поджимала тонкие губы в куриную гузку и цедила сквозь стиснутые от разочарования зубы: «Двадцать баллов с Хаффлпаффа, садитесь». А потом весь урок следила: пишет ли мистер Огилви конспект, превращает ли мистер Огилви филина в шкатулку, думает ли мистер Огилви о Превеликой Трансфигурации… Конечно, не думает. В кабинет Солурд почти ворвался. Споткнулся на пороге, и лишь зацепившаяся за дверную ручку лямка спасла его от позорного падения в ноги строгому профессору, только-только переступившему порог. Зазвонил колокол. Класс наполнился шушуканьем и смешками. Солурд почувствовал, как горят его уши. Макгонагалл (профессор! Профессор Макгонагалл!) дёрнула уголком рта, проявляя тень то ли негодования, то ли насмешки (даже зелёная шляпа на её голове эмоционально качнула пером) и спокойно изрекла: — Садитесь, Огилви, вы успели. Смешки стали отчётливее, и Солурд поспешил сесть за парту, рядом с улыбающейся Сьюзи. Та, рыженькая, с лицом-сердечком и тёплыми карими глазами, напоминала ему солнце, невесть как очутившееся на бренной Земле. Но он не то что встречаться предложить не смел — дышать на неё боялся. И дышать рядом с ней — тоже. Сьюзи пахла карамельками и горными травами. Эта смесь сладкого и горького заставляла Солурда терять бдительность и вспоминать о доме, пусть и не таком далёком, как та же Индия для сестёр Патил. Но и не близком — Хогвартс оставался закрытым интернатом, особенно для магглорождённых. Сьюзи стала первой и, наверное, единственной, кого Солурд мог бы назвать своим другом, и рисковать их дружбой ради чего бы то ни было он был решительно не намерен. Нельзя сказать, что с остальными хаффлпаффцами Солурд враждовал. Нет, они общались, помогали друг другу в случае нужды, но всё равно оставались лишь приятелями. — Привет, — смешком выдохнула Сьюзи, тут же прячась за распущенными волосами. — Привет, — неловко хмыкнул Солурд, ёрзая на лавке. Тихо ойкнул, поймав на себе предостерегающий взгляд профессора Макгонагалл, и поспешно приготовился к уроку. — С такой грацией он не барсук, а тюлень, — ядовито зашептали с последних парт соседнего ряда. Солурд обернулся, больше из интереса, чем из раздражения: сравнения с животными его никогда не трогали, потому что те зачастую куда лучше людей. Хорошо, кроме крыс. Крысы — это фу. На него демонстративно не смотрел Нотт, как всегда идеально причёсанный и выглаженный. Его сосед Малфой, напротив, следил внимательно, надменно щуря серые глаза, мол, и что ты мне ответишь. Оба бледные, точно своих подземелий в жизни не покидали, холёные и самодовольные. Один — тёмный и весь из себя загадочный, второй — светлый и делано простой. Руки так и чесались то ли подзатыльников отвесить, то ли с ножницами их познакомить, лишь бы разбить эти идеально холодные маски, но… Не его печаль. Солурд ответил кривой ухмылкой и обратил внимание на лекцию. Она бы ему даже понравилась… люби он Трансфигурацию… или хоть что-то в ней понимай… Но не в девять утра, никак нет. В девять утра хотелось только спать и не думать о белой обезьяне. То есть о трижды проклятой отработке. В общем-то, Солурд признавал свою вину, ни в коем случае её не умаляя: сам накрутил, сам забрался в нору, сам не уследил за временем. Самостоятельный-то какой, Мерлин великий! — Мистер Огилви, не поведаете нам, что занимает все ваши мысли? — вкрадчиво спросила профессор, замерев у парты. Она возвышалась над студентами, тонкая и строгая, как воплощение Немезиды. Солурд поспешно прикусил губу, чтобы не ляпнуть очевидную глупость вроде «о ваших прекрасных глазах» или «о Снейпе и его отработках». Он несмело улыбнулся, смотря из-под бровей жалобно и заискивающе, мол, я больше так не буду, не велите казнить. Макгонагалл смерила его недовольным взглядом ещё раз и продолжила лекцию, говоря сухо и слишком витиевато. Солурд выдохнул и поспешно заскользил пером по пергаменту, поглядывая в конспект Сьюзи и мысленно благодаря её за разборчивый почерк. Даже на шестом курсе Трансфигурация оставалась для него тёмным лесом, а уж Высшая Трансфигурация — и подавно. Солурд с ужасом представлял, как он будет сдавать ЖАБА в следующем году. Он и СОВ-то с трудом пережил. Наверное, просто не придёт. Да-да, съест какую-нибудь гадость из закромов братцев Уизли и с чистой совестью впадёт в кому. От этой мысли Солурду стало почти хорошо, и он принялся писать с удвоенным энтузиазмом.