Бояться нельзя любить

Уроки тянулись как лучшая жвачка близнецов Уизли — нудно, тяжело и монотонно. Солурд полностью оправился от отравления и теперь вынужден был выслушивать версии досужих сплетников, стараясь не слишком хищно скалиться на особо нелепые обороты. Оказывается, пока он там на больничной койке загорал, жадные до сплетен, взбудораженные наступающим Рождеством студенты чего только не напридумывали: и страстную любовь Снейпа к нему, и великую ревность ко всему живому, и тайный роман, и даже версию, где Снейп является несчастной жертвой вероломного Огилви. Мол, влюбил в себя несчастного, а потом с чистой совестью по девкам пошёл. Каз-зёл. Солурд слушал всё это, хлопал ресницами, рот открывал… Сначала ещё отшучивался, потом отбрехивался, потом отгавкивался. Потом ему это надоело, и он включился в негласный конкурс «Придумай самую нелепую историю о Снейпе и Огилви». Четыре версии (включающие в себя инопланетян, кольца Сатурна и единорогов) спустя от него отстали, ошалев от многообразия вариантов. Сам Снейп смотрел туча тучей, кривил ядовитый рот и туннельным взглядом обещал все кары подземные, если мистер Огилви… посмеет… сказать не то. Солурд невинно выгибал брови, передёргивал плечами и старался уйти подальше от этой взбешённой мантикоры, пока не приласкали. Жаль, с зельеварения так просто не сбежишь. Однокурсники ловили каждое неосторожное слово и взгляд, чтобы потом вывесить свою наблюдательность в Большом зале, как транспарант, и скандировать «единственно верную версию». Солурд бледнел, потел и ругал себя самыми нехорошими словами за ребяческое желание что-то кому-то доказать, рождённое в конце прошлого курса победой Гарри. Не напросись он на Высшие Зелья, не страдал бы весь семестр над котлами, эссе и всякой гадостью, чтобы получить что-то выше Тролля. — Сегодня варим Умострильное зелье, — заявил Снейп, встав перед первой партой, где сусликами застыли Малфой и Забини, жадно слушающие своего декана. Вот же маньяки от науки… Солурд усмехнулся, вспомнив, как этот самый Малфой иногда тупил на Рунах по-страшному, даром что «наследник чистокровного и великого». У него такие глаза испуганные становились, когда профессор Бабблинг, потрясая пером, горячо говорила о связях и значениях, которые не в крови, а в сердце. Он потом пришибленный до конца урока сидел, кропотливо вывязывая каждый знак и чёрточку, и… Мягко запахло полынью. — Я сказал что-то смешное, мистер Огилви? — пророкотали над самым Солурдовым ухом. Тот вздрогнул, насилу удержав позорный визг, и обнаружил себя сидящим в классе зельеварения с дебильной улыбочкой на всё лицо. Снейп возвышался рядом с партой, как утёс над деревцем, и Солурду стало нехорошо от его внимательного взгляда. Класс затаил дыхание. — Поведайте нам, не стесняйтесь. Солурд в ответ смотрел испуганно, причём касалось это чувство не только и не столько злящегося Снейпа, а… О чём он только что думал? Он быстро заморгал, пытаясь то ли прийти в себя, то ли сдержать рвущиеся вовне слёзы. Снейп отступил, точно энергетический вампир, получивший дозу чужих эмоций. — Пять баллов с Хаффлпаффа, — спокойно уведомил он и добавил чуть мягче, — не отвлекайтесь. Знай Солурд его похуже, подумал бы, что Снейпу стыдно за свою невнимательность на отработке. Но это очевидно было не так. Эрни толкнул Солурда локтем в бок, не отвлекайся, мол, и так в минус пошёл, и поспешил в подсобку за скарабеями и имбирём. Класс постепенно оживал, наполнялся опасливыми шепотками и скрипом размалываемого хитина. Солурд дышал неглубоко и часто, то и дело прикрывая нос рукавом мантии — запахи, резкие и неприятные, кружили по кабинету как хищные гарпии, только и ожидающие момента для нападения. Эрни почти всё делал сам, доверив Солурду только резать имбирь и благоговейно стоять рядом, поверхностно дыша от восторга. Солурд не хотел его расстраивать. Он вообще ничего не хотел, только вернуться в спальню, где всё пахнет уютом и теплом, завернуться с головой в одеяло и спрятаться от всего мира на недельку. И чтобы рядом был кто-то, кто обнимет и погладит по голове, ласково шепча, что Солурд молодец и всё делает правильно. А то, что неправильно, ещё можно исправить. Например, проследить за Гарри, раз уж Рону это всё никак не удаётся. Солурд вздохнул, досадуя сам на себя за неугомонное любопытство, но отстранённо так, прекрасно понимая, что и пойдёт, и будет выяснять. Стараниями Эрни зелье получилось вполне пристойным. Так много всего… К ужину у Солурда голова пухла от собственной популярности, хотелось каждому любопытному сплетнику лично пожать горло и пожелать спокойного вечного сна. Но он только дёргал уголком губ, шутил несмешно и обидно, и всё больше понимал, что избыток внимания — это Мордред как нехорошо. Солурд лениво гонял по тарелке варёную морковь — эльфий заговор продолжался — и пытался вникнуть в рассуждения Эрни о правильном питании. Тот наставительно воздевал палец к потолку, затем тыкал этим же пальцем в тарелки и качал головой: непорядок, мол, граждане, даёшь революцию в массы! — Эрни, дай хоть пожрать спокойно, — пробурчал Джастин и зевнул во всю пасть, даже не подумав прикрыться ладонью. Он был нетипично для себя бледен, казалось, даже каштановые волосы уныло поникли вопреки боевому характеру. — Я после тренировки сам как морковь, капитан — зверь. Сидящий рядом Захария отвесил ему шутливый подзатыльник, в притворной угрозе щуря карие глаза и кровожадно скалясь. Солурд смутно удивился: какие такие тренировки, зима же, а на улице с утра метель разыгралась, как нарочно, из замка никого не выпускали. — Тебе знакомо понятие «тайна»? — проворчал Захария, наклонив голову вперёд, как упрямый барашек, и смотря из-под светлой чёлки. Теперь угроза стала куда реальнее, прокравшись в мягкий голос. — Тайные тренировки. Тай-ны-е. Не болтай. Джастин молча поднял руки. Он выглядел лишь самую малость пристыженным, смотрел на своего капитана глазами несправедливо обиженного щенка. Не то чтобы Захария проникся, но улыбнулся чуть мягче. — Вы видели Поттера? — Рядом с Солурдом упала Ханна, возбуждённо сверкающая карими глазами, от чего её вытянутое скуластое лицо стало чуть симпатичнее. Она перехватила из-под пальцев Эрни последний пирожок с яблоками и откусила половину, активно двигая челюстями. Сьюзи, до того медитирующая над книгой, встрепенулась. Она хорошо ладила с Гермионой, кто бы ни шутил о женской дружбе, и немного жалела Гарри, на которого столь многое было взвалено едва ли не с рождения. Эрни тяжко вздохнул, оставшись без сладкого, и только. Джастин и Захария о чём-то перешёптывались, хихикая, и казались полностью поглощёнными друг другом. В честную душу Солурда закралась крамольная мысль, но развить он её не успел — Ханна продолжила: — Бледный такой, как привидение, молчит и смотрит волком, знаете, на Сола перед экзаменами похож. Хаффлпаффцы закашлялись, неумело маскируя смешки. «Сол перед экзаменами» — отдельный вид готического искусства, как сказала однажды Лаванда аккурат за два дня перед расставанием. Солурд обернулся, выискивая взглядом чёрную встрёпанную макушку. Сдвоенных с Гриффиндором сегодня не было, поэтому он не мог раньше оценить весь масштаб пришедшего песца, теперь же оценил. И лихорадочный взгляд, и нездоровую бледность, и резкие движения. Рон и Гермиона рядом были похожи на две грозовые тучи. — Кто-нибудь знает, что с ним? Гарри многим был небезразличен, и дело далеко не в «победе» или чём-то подобном. Дело в самом Гарри, который, какие бы грехи ему ни приписывали, как бы Рон и Гермиона его ни сторожили, старался помочь каждому, кто бы к нему ни обратился. Солурд и сам был благодарен Гарри за пятый курс, за поддержку, которую тот оказал после допроса у Жабы, притащившись под двери гостиной Хаффлпаффа с неведомо откуда взявшимися бутылками сливочного пива и лакричными палочками. Говорил, что чувствует вину, но Солурд не мог его винить. Они все знали, с кем пытаются играть. Солурд пожал плечами, смиряясь с тем, что этой ночью ему спать не доведётся. Но это смирение не вызывало негативных эмоций, только любопытство.