Бояться нельзя любить

Разумеется, Солурду было интересно, кого это принесло в заброшенный кабинет, но выглядывать ради этого из укрытия, рискуя быть или наказанным, или проклятым, он не собирался. От ткани или самого зеркала остро пахло чайным деревом, пылью и согретым на солнце металлом. Солурд зажал нос, чтобы немедленно не расчихаться. Это Гриффиндор — диагноз, а с Хаффлпаффом жить ещё можно. Целеустремлённо зашаркали шаги, лёгкие и быстрые, зашуршала стягиваемая ткань… Но прежде, чем опасть, она была остановлена тихим заклинанием и замерла недвижимым монолитом. Человек перед зеркалом резко развернулся, скрипнув подошвой маггловских кроссовок, и обиженно проскулил: — Отпусти! Солурд с удивлением узнал Гарри. Того самого Гарри, который, если будет в том нужда, летит напролом и не всегда оглядывается на авторитеты, как бы взрослые ни уверяли себя и его в обратном. Гарри, который сейчас едва не плакал, как ребёнок, чьи строгие родители не хотят покупать игрушку, но ничего не делал, инстинктивно понимая, что баловаться ему не позволят, а то и пинков навешают за ослушание. — Как ты мне дорог, Поттер, — устало проворчал второй человек. Этот голос тоже было сложно не узнать, после пяти-то лет регулярных отработок. Солурд зажал рот ладонью, чтобы не выкрикнуть сакраментальное, но в данных обстоятельствах насквозь лишнее «я так и знал!». Жить он всё же хотел больше, чем уведомлять окружающих о своей исключительности. — Пошли спать. — Дорог? Правда? Правда дорог? — заискивающе спросил Гарри, отступая от зеркала. Солурд сжался в комочек, понимая, что после такого его точно в живых не оставят, если заметят. Снейп шкуру спустит и кости сожжёт, как непригодные для его драгоценных зелий. — Очень, — с чувством глубокого отвращения к миру в целом и к Гарри в частности выдохнул тот самый Снейп, переступая с ноги на ногу. Но Гарри не понимал интонаций, он верил словам и потому довольно вздохнул, покорно и доверчиво позволяя себя увести. — Очень… — зачарованно протянул Гарри, идущий за Снейпом, как ягнёночек на заклание. — Завтра пойдём к зеркалу, да? Пойдём? — Лучше сразу ко мне приходи… — проворчал Снейп и с силой захлопнул дверь, наложив сверху несколько запирающих чар. Солурд смутно слышал каждое заклинание, съёжившись в своём углу и отчётливо осознавая, что сидеть ему тут до скончания времён. Потому что с его куцыми знаниями против профессора… Ну, он не совсем идиот. Узнал? Доволен? О да, неимоверно. Солурд скуксился, прислонился затылком к холодной шершавой стене и начал думать. Не то чтобы он до этого не думал, но стоило разложить всё произошедшее по полочкам. Итак, Гарри говорил, что ничего не помнит из своих ночных похождений. Солурд же только что слышал: Гарри вполне адекватен, но… по-детски. Словно взрослая личность спит, и на свободу выбирается «внутренний ребёнок», которому недодали ни любви, ни тепла, ни заботы, и теперь он бродит по Хогвартсу в поисках того, кто может всем этим обеспечить. Снейп, конечно, до изумления странный выбор, но каждому своё. Только почему Гарри пришёл именно в этот кабинет? Памятное место? Любимое зеркальце, как у Злой Королевы? Смешно. Солурд хмыкнул и решил хоть часть ответов найти сейчас, пока есть возможность. И время. Много-много времени. Он выбрался из угла, обтерев мантией все стены, и резко дёрнул вниз ткань. После ухода Снейпа чары ослабли, а от рывка и вовсе развеялись. Действительно, зеркало. Большое и вычурное, старинное. Надпись ещё какая-то странная поверху, белиберда белибердой. Солурд вскинул брови. И что в этом зеркале такого? Вот он сам, встрёпанный, раскрасневшийся, в серой от пыли мантии. Глаза какие маньячные, теперь понятно, почему от него шарахаются. Вот рядом Сияние в идеально отглаженной мантии с нашивками Слизерина, белые свои пальцы с Солурдовыми смуглыми переплетает, улыбается тонко и с лёгкой насмешкой. Вон родители за спиной руками машут, обнимаются. Обычное зеркало… Солурд смотрел, улыбаясь, как Сияние поднимает их руки, чтобы согреть дыханием и без того горячие пальцы, как второй рукой обнимает за талию, соприкасается лбами, шепчет что-то тихо и горячо — не понять. Смотрел и понимал, что остался бы навсегда в этом мгновении, с этим белым силуэтом без лица и запаха, от одного присутствия которого в лёгких мечутся бабочки, а коленки начинают дрожать. Он прикрыл глаза, потянулся вперёд, пытаясь обнять в ответ, и… Схватил пальцами лишь воздух, тонко пахнущий чайным деревом и пылью. Никакого Сияния нет и никогда рядом не стояло, не обнимало, не шептало на ухо, как сильно… Если Гарри видел что-то похожее, то Солурд теперь прекрасно понимал, почему он бродит ночами и потом ничего не помнит. Лучше и вовсе не видеть, чем видеть и знать, что это лишь иллюзия. Солурд рухнул на пол, подтянув ноги к груди и зажмурившись. К Мордреду. Вот так отвлечёшься на секунду, а за порогом уже вся жизнь прошла. В горле пересохло, ноги ныли от долгого стояния на месте, а в желудке ощущалась сосущая пустота — налицо выпадение из времени и большая трата магических сил. Интересно, уже утро или ещё нет? Он уткнулся пылающим лбом в колени, чувствуя эфемерные касания тонких пальцев к вискам. Слабак. Какой же он слабак, раз так быстро поплыл от случайного образа. Благородный слизеринец. Белый силуэт. Ха! Главное — это точно «не девочка», как выразился однажды Гарри. Неужели это было всего три дня назад? А кажется, что целая жизнь мелькнула. Пустая и бесполезная жизнь в погоне за той самой-самой, которой будет не страшно доверить своё мягкое сердце. Сердце… Есть ли оно вообще, если ни одна встреча и ни одно расставание не приносили настолько ярких эмоций, чтобы в омут с головой — и утонуть не страшно. Страшно утопить другого. Солурд поднялся, блуждая невидящим взглядом по каменным стенам, и накинул на злополучное зеркало ткань, мягко разгладив складки. Насмотрелся? Счастлив? Живи теперь с этим, глупый-глупый Сол. Эмоции растворились в усталости, оставляя по себе вязкое отупение, почти равнодушие. Деревянной походкой Солурд направился к двери и даже почти не удивился тому, что чары выдохлись за ночь — с таким-то магическим вампиром в непосредственной близости. Многое становилось понятным, как и то, что Солурд непременно попробует снова сюда прийти, чтобы увидеть своё Сияние. За окнами темнело предрассветное полотно неба, проколотое искрами тусклых звёзд. Ворочались в рамах портреты, досматривая последние сны. Солурд пробрался на территорию факультета незамеченным, рухнул на родную кровать как подкошенный. И тут же забылся неспокойным вязким сном, больше похожим на кошмар.