Бояться нельзя любить

Всё утро Солурда преследовало смутное беспокойство. Оно таилось в карих глазах Эрни, в быстром щебетании Сьюзи, в резких движениях Захарии, в складке на лбу декана, в шёпоте Гриффиндора и даже в ледяном высокомерии Малфоя. Как относиться к последнему Солурд ещё не решил и потому всеми способами избегал ненужных мыслей. Бессонная ночь не пошла ему на пользу, и даже почти сутки в постели не могли исправить ситуацию. Было страшно, почему-то очень страшно и столь же интересно, что же будет дальше. Солурд никогда не замечал особого внимания к своему полу, но Малфой… на Малфоя теперь смотреть хотелось. Хотелось провожать взглядом, держать за руку, целовать, ругаясь на привкус помады. Хотелось хотя бы иметь возможность поговорить без насмешек и неловкости. Как глупо. — Гарри сегодня не видно, — во время обеда пробормотала Ханна, яростно пронзая вилкой кусок картофеля. Сидящий рядом Джастин поёжился, неосознанно приняв этот жест на свой счёт. Всеобщее беспокойство обрело имя и причину: Гарри. Всегда и везде — Гарри. Солурд, обрадованный возможностью не думать о Малфое, сжал переносицу и попытался сообразить, что могло произойти в этот раз. Снейп, как он успел заметить на зельеварении, если и нервничал, то искусно это скрывал — куда там недоучке против матёрого мага. — Может, снова в Больничное попал? — предположил Эрни и запил собственные слова тыквенным соком. — Не, — качнула головой Ханна — светлые косички хлестнули по плечам — и вздохнула, — Лаванда говорит, Гермиона с вечера его найти не может. — Мама-утка, — кашлянул Джастин и тут же отхватил от Захарии подзатыльник, — молчу-молчу. Солурд попытался слиться с местностью. Лаванда, в бытность его девушкой, оставила по себе очень, очень, очень яркие воспоминания о том, с кем связываться не стоит ни в коем случае. Ханна, дружившая с этим исчадием гламурной бездны, виделась Солурду или святой, или ещё более страшным чудовищем. — К Макгонагалл обращались? — посерьёзнел Эрни, откладывая вилку в сторону. — Ага, конечно, — с сарказмом ответила Ханна, морща вздёрнутый нос, — только на неё вся надежда, на мегеру нашу. Хаффлпаффцы переглянулись, в целом согласные, но слова были подобраны не совсем удачно. Об отношении декана Гриффиндора к подопечным среди всех остальных ходили настоящие страшилки, мол, будете косячить — и вашим деканом станет Макгонагалл. Такая себе перспектива. Солурд задумался, имело ли отношение это внезапное исчезновение к тому зеркалу, или к Снейпу, или и вовсе к отсутствующему директору. Гадать можно было до бесконечности, а вот проверить — только опытным путём. Спрашивать Снейпа мог только самоубийца или… слизеринец. Пришедшая идея была дурацкой, особенно в свете ночных открытий, но… почему нет? Солурд подпрыгнул на месте, расплываясь в широкой улыбке, и с утроенным рвением вгрызся в куриную ножку. После обеда у него было окно, а у шестого курса Слизерина — ЗоТИ. Солурд остановился у дверей Большого зала, ощущая неуловимо изменившуюся атмосферу старинного замка — приближалось Рождество. Профессор Флитвик тут и там оставил заготовки для чар, чтобы потом было легче разворачивать энергоёмкие плетения. Сам воздух, казалось, пах не только привычной пылью и холодом, но и мандариновой хвоей, терпкими иголочками рассыпанной везде и всюду. Галстук в кармане жёг пальцы, шелковистой лентой ласкал кожу и порождал неоднозначные мысли о своём хозяине и том, что с этим хозяином можно сделать. От последнего к горлу подкатывал горячий ком, который было не сглотнуть, и розовели горящие уши. Солурд собирался совершить величайшую глупость: влезть на гиппогрифа, посмотреть в глаза василиска, выдрать перья у директорского феникса — и всё это одновременно. Нельзя было показывать неуверенности, слабости, смущения и… влюблённости. Солурд прекрасно понимал, что шансов остаться без проклятия у него ещё меньше, чем получить желанный результат. Меньше нуля. Малфой прошёл мимо, тихо переговариваясь о чём-то с Забини, за ними недрёманными тенями шагали Крэбб и Гойл, к шестому курсу вытянувшиеся и похорошевшие, но не то чтоб сильно. Ума им взросление точно не прибавило. — Малфой, — окликнул Солурд, неосознанно поёжившись под презрительными взглядами обернувшихся слизеринцев. — Поговорить надо. Срочно. Лицо Малфоя приняло это раздражающе-высокомерное выражение, за которое Солурду снова захотелось познакомить нос «наследничка» со стеной и одновременно — ласково пожурить. Забини насмешливо хмыкнул, мол, смотри, что это вылезло; чёрные глаза сверкнули откровенной издёвкой. Крэбб и Гойл смотрели и вовсе равнодушно, как на пустое место. — Огилви, — протянул Малфой, — нам не о чем разговаривать. Что ж, Солурд и не ждал, что будет просто. — Малфой, какая буква в слове «срочно» тебе не ясна? — Наверное, та же, — раздражённо отбил тот, — что и тебе в словах «не о чем». — Буква О? — невинно предположил Солурд. — Малфой, не ломайся, быстрей начнём — быстрее кончим. Только по вспыхнувшим краской скулам Малфоя и судорожному кашлю Забини он понял, что умудрился ляпнуть. Но сделал вид, что так изначально и задумывалось, растягивая дрожащие от стыда и страха губы в наглой улыбке. — Хорошо, — зашипел Малфой, сверкнул серебряными радужками, как прирождённый василиск. Он рванулся вперёд, больно сжав ледяные пальцы на предплечье Солурда, и потащил его в сторону тёмных тупиков, — пойдём кончать… с этим. Солурд почувствовал острое желание провалиться сквозь пол и подземелья, сразу в мифический Ад, там всяко приятнее, чем в компании этого скользкого хорька. Но послушно шагал за Малфоем, стараясь не обращать внимания на ноющее предплечье и сверлящие затылок насмешливые взгляды слизеринцев. Губы и подушечки пальцев кололо от желания поцеловать Малфоя, а потом пожать его горло, и только неимоверным усилием воли оба этих желания остались неисполненными. Наконец, Малфой остановился, толкнул Солурда в стену (тот не сдержал болезненное шипение), мстительно вдавливая плечом в неровные камни, и с претензией на томный тон уточнил: — Доволен, Огилви? Я тебя крайне внимательно слушаю. — Ты знаешь, что с Гарри? — выдохнул Солурд. У Малфоя такое лицо сделалось, точно Солурд его ударил — растерянно-ранимое, мягкое. Всего на секунду, тут же сменившись привычной непроницаемой маской, но и этого хватило, чтобы сердце Солурда совершило головокружительный кульбит, а дыхание перехватило. Не этого вопроса ждал Малфой, совсем не этого. «Тем интереснее», — решил Солурд, чувствуя дрожь в пальцах и диафрагме. У него есть Шанс! Он почувствовал лёгкость и воодушевление, он знал, что Малфой не такой истукан, каким пытается казаться, а значит… — Какое мне дело до Поттера! — выплюнул тот, ощерившись, как маленький хищник, и отступил. — Если это всё, я пойду. Настал черёд Солурда хватать и тащить. Он сжал горячие пальцы на плече, останавливая, и притиснул к холодному камню всем собой. Голова кружилась от мнимой вседозволенности и заторможенности реакций Малфоя. — До него, может, и никакого, — Солурда несло, и он не представлял, как остановиться, пока карета не рухнула в ближайший овраг. — А до своей репутации? Серебряные глаза сказали яснее слов.