Бояться нельзя любить

Солурд проснулся в болоте. Буквально. Он отфыркивался от воды, скрёб ногтями по липкой простыне и путался в промокшем насквозь тяжёлом одеяле. Ворочался, пока и вовсе не свалился на пол с громким влажным шлепком. Спальня была пуста. Солурд тихо ругнулся, понимая, что произошло: Эрни оставил после себя «будильничек» (свой-то Солурд недавно убил) и поспешил удрать, пока не прилетел ответ. Остальные сбежали за компанию… или на поезд. В Хогвартсе на Рождественские каникулы из их спальни оставался один Солурд, а с факультета ещё, пожалуй, Сьюзи и пара семикурсников, озабоченных личным ученичеством у кого-то из профессоров. Сам Солурд с радостью напросился бы в ученичество к той же Бабблинг, но она учеников не брала принципиально, занятая какими-то неимоверно важными исследованиями. Целых две недели безделья и радости! Вариантов действий было настолько много, начиная выполнением заданий и заканчивая танцами вокруг Малфоя, что Солурд потерялся в желаниях. Он потёр ушибленное колено, выпутался из плена одеяла и решил начать с самого простого. С завтрака. Большой зал был наполовину пуст — для экстраверта, и наполовину полон — для интроверта. Солурд подумал, что он тише, чем мог бы быть, но громче, чем хотелось. За столом Хаффлпаффа полусонная Сьюзи гоняла по тарелке морковь и вполуха слушала разглагольствования Джастина о Великом и Несравненном Квиддиче. Сидящий рядом Захария спал. Просто спал, уложив встрёпанные вихры на руки и уткнувшись носом в локоть. И, раз он ещё здесь, значит, до отправления поезда оставалось достаточно времени. Эрни видно не было и, решил Солурд, к лучшему — не хотелось выдумывать страшные мсти, но и оставить «подарок» без внимания было бы невежливо. Дилемма. — Доброе утро, Сол! — радостно воскликнула Сьюзи, привлекая всё внимание на этом конце стола и на части соседнего, Равенкловского. Солурд растерянно улыбнулся в ответ, недоумевая, с чего бы такая экспрессия к его скромной персоне. — Садись, садись. — С готовностью подвинулся Джастин, выделяя место между собой и приободрившейся Сьюзи. Теперь Солурду стало страшно, но он невозмутимо сел, тут же потянувшись за джемом и тостами. Джастин пах снегом и полиролью для мётел — сладковатый древесный запах, тогда как от Сьюзи очень сладко тянуло карамелью и горьковатым дымом. Однокурсники сопровождали каждый его жест жадными взглядами, и Солурд понял, что не сможет и крошки проглотить — желудок тоскливо взвыл, — пока они не перестанут пялиться. Он открыл уже рот, собираясь задать вполне закономерный вопрос, но сидящая напротив Ханна опередила, нетерпеливо выпалив: — Правда, что у тебя тайный роман с Гарри?! Солурд застыл, чувствуя, как вытягивается его лицо, а брови медленно ползут навстречу волосам. «Э… Что, простите?» Видимо, вопрос и неимоверное изумление были более чем ярко выражены обычно не слишком-то богатой мимикой, раз Сьюзи не постеснялась пояснить: — Гриффы говорят, что Гарри у себя редко ночует, и ты стал пропадать ночами, потом днём как инфернал ходишь. Совпадение? — Не думаю, — хором закончили эту в высшей степени «логичную» и «закономерную» мысль Ханна, Джастин и Сьюзи. Солурд обвёл потерянным взглядом — «как вы посмели посметь?!» — стол своего факультета и вынужден был констатировать, что к этому разговору не только прислушиваются, но и ждут положительного ответа. Лица были заинтересованными, немного смущёнными, жадными и завистливыми, но едва ли злыми — на Хаффлпаффе уважали чужие «увлечения». Если они не несли вреда коллективу, конечно. Роман с самим (!) Гарри Поттером, Победителем и прочая, мог нести угрозу только разбитым девичьим сердцам и планам, но с этим можно было смириться. И даже пришлось бы, будь этот бред правдой. Думать о том, какой волной негатива отреагируют на такие слухи остальные факультеты, Солурд малодушно не хотел. — Что за чушь? — кое-как выдавил из себя он, понимая, что позавтракать ему теперь не удастся — аппетит пропал напрочь. — А ещё говорят, — радостно подключилась к обсуждению семикурсница Лиззи, вертлявая и скуластая, с поразительной склонностью к целительству и фанатичной любовью к девчачьим романам, — что Снейп тебя из-за Поттера и отравить решил, и если бы не вмешалась декан — точно бы отравил. Девочки за столом ахнули от восторга, прижимая пальчики к щекам и тихо хихикая в кулачки. Парни зафыркали, мол, придумают тоже, но слушали с интересом. Солурд изумился ещё больше. Какой интересный оборот, оказывается, приняли слухи об Амортенции! Версии с Гарри он раньше не слышал и, честное слово, с удовольствием бы не услышал впредь. — Что за бред? — уже громче повторил Солурд для непонятливых и обвёл недовольным взглядом соседей. — Вы сами-то себя слышите, сплетники несчастные? — А ещё говорят, — дополнила Ханна с таким видом, словно выложила решающий козырь, — что Амортенция для Сола пахнет Поттером. Солурд застыл, пялясь на неё, до ушей собой довольную, как образцовый дурак. Об этом маленьком «совпадении» знал только Снейп, больше никого в тот день в кабинете не было. Солурд точно никому больше не говорил, даже самому Гарри, а Снейп бы не стал… Или стал? Он обернулся раньше, чем успел додумать, требовательно глядя на преподавательский стол. Снейп чинно попивал чай (или кофе, Мордред его знает, не важно!) и лениво скользил взглядом по Большому залу, ни на ком не задерживаясь. Как всегда в чёрном, прямой и строгий, возвышающийся над толпой студентов, как незыблемая скала над морскими волнами — пошумят и успокоятся. Солурд знал (многие говорили), что у него очень тяжёлый взгляд, и такой чуткий человек, как Снейп, не мог этого взгляда не заметить. Их глаза встретились. Солурд смотрел, пытаясь понять: мог или не мог, и если не мог, то кто ещё был там? По губам Снейпа скользнула ядовитая усмешка, тут же пропавшая, как пустынный мираж, а бровь едва приподнялась, — но Солурд заметил. Солурд всё-всё заметил и задохнулся от негодования: смог! Профессор Снейп, злодейский и непогрешимый, распускает сплетни, как глупая девица! Удивительно. — Мало ли что говорят, — дрожащим от шока голосом ответил Солурд, повернувшись к столу, и попытался построить хорошую мину при плохой игре, — не всему же верить. Но по лицам окружающих стало предельно ясно: не убедил и не убедит, какие бы доводы ни приводил в своё оправдание. Стало грустно и весело одновременно, он фыркнул, пожал плечами и кровожадно вгрызся в тост с вишнёвым джемом, представляя, что это кость злобного профессора, ни с того ни с сего подставившего несчастного ученика. Интересовал всего один вопрос: зачем? Нет, даже не так. Начерта? Хитровывернутые слизеринцы. Жадные взгляды превратились в полностью убеждённые в своих выводах и растеклись по иным местам приложения, исключающим «спалившегося» Солурда. Тот был несказанно рад, что большая часть этих фантазёров сегодня же отправится по домам, а там, в праздничной кутерьме, и вовсе забудет о всяких глупостях вроде Солурда и его «героической» личной жизни. Всё оказалось не так просто. У выхода из зала его перехватил сам герой дня и Британии, деликатно подхватив под локоток и сладко улыбаясь досужим сплетникам, тут же впавшим в священный экстаз и рыдания «на кого ж ты нас». Солурд только состроил страдающую мордочку им в ответ и тяжело глянул на сияющего Гарри, довольного и цветущего, как по уши влюблённый человек. От него так густо пахло ирисами и — немного — полынью с налётом ванили, что Солурд и без объяснений понял, зачем нужен весь этот цирк. Это просто декан Слизерина и Золотой Мальчик Гриффиндора отношения свои маскируют, ничего особенного. Можно идти дальше. — Сол, мне нужна… — начал Гарри уверенно, чуть притухнув под внимательным волчьим взглядом. — …моя помощь. Да, я понял. Как поживает профессор Снейп? — елейно, с мягкой улыбкой маньяка уточнил Солурд. И уже серьёзнее: — Другого козла отпущения не нашлось? Гарри сконфуженно взъерошил волосы, отводя взгляд, и неохотно признался: — Сев… Кхм. Он настоял на тебе. Не знаю, почему. — Мстит за то, что от моего декана по ушам получил, — невинно предположил Солурд. — Ты вообще как себе это представляешь? — Как-нибудь. — Гарри пожал плечами и легкомысленно махнул рукой, мол, оно само решится, не переживай. Солурду хотелось многое сказать о таком подходе, но он ограничился коротким «крутись сам» и, махнув на прощание, зашагал в сторону факультетской гостиной. Он не сказал ни да, ни нет, но они оба поняли: злится, возможно, очень злится, но он в игре. Огилви своих не бросают, даже если эти самые свои — внезапно «зазвездившийся» Гарри Поттер и его негаданная чешуйчатая любовь. Солурд успел лишь спуститься в подземелья, как оказался схвачен за предплечье и уволочён в укромный тупичок. Утро серьёзных разговоров продолжалось — на это более чем прозрачно намекал грозовой Малфоевский взгляд. — Ты ничего не хочешь мне сообщить? Видит Мерлин, Солурд не хотел, но кто бы его спрашивал!