Бояться нельзя любить

Врать Солурд всё ещё не умел, — не передаётся это искусство по воздуху, вот досада! — но и говорить правду, рискуя навлечь на себя гнев профессора Снейпа… Особенно когда сам ещё не решил, как на всё это реагировать… Спасибо — нет. Огилви оригиналы, конечно, но не самоубийцы. — Что ты имеешь в виду? — Выбирая между «не твоя хорёчья печаль» и «это не то, что ты подумал», Солурд решил остановиться на более, так сказать, нейтральном варианте. — Ты и Поттер? Серьёзно? — Малфой скривился, словно ему под нос флоббер-червя суют и убеждают, что это лучшее средство для укладки. — Я скорее поверю, что гриффиндурок с деканом заигрывает. Солурд поразился Малфоевской интуиции. Сразу видно: потомственный политик, знает, как дела делаются. И, видимо, это несдержанное изумление было слишком очевидным: Малфой застыл, внимательно изучая перекошенную Солурдову физиономию, и не сдержал нервного смешка. Его лицо приобрело восковую бледность, а в серых глазах мелькнуло опасение. — Декан меня убьёт… — неразборчиво пробормотал он и поспешно открестился: — Я ничего не понял, — вопреки резкому тону расслабляясь и разжимая стальной капкан пальцев на плече Солурда. Мягко погладил, словно извиняясь. — И ты ничего не говори. Будто тот собирался. Он почти всерьёз решил обидеться на то, что Малфой после вчерашнего подумал… Посмел подумать!.. Вместо этого Солурд перехватил бледную узкую кисть, сжав кошмарно холодные пальцы — точно Малфой не Серебряный принц, а вполне себе Ледяной — в своих руках. Вторую ладонь тот протянул добровольно, едва ли не впихнув её в рукопожатие. Лицо у него при этом стало нейтральное-нейтральное, как на каком-нибудь скучном приёме, где нужно держать марку. Солурд фыркнул, сжимая тонкие пальцы и зачарованно глядя на то, как его смуглая кожа контрастирует с бледной Малфоя. Хотелось то ли гадость сказать, то ли сопливую глупость — Солурд никак не мог решить и потому заставил себя промолчать. В отличие от Малфоя. — Как долго будут продолжаться эти… ммм… отношения? Солурд моргнул, пытаясь сообразить, какие именно «ммм… отношения» он имел в виду. Снейпа и Гарри? Солурда и Гарри? Солурда и Малфоя? Ох уж эти слизеринцы с их обобщёнными фразами! — Полагаю, пока Гарри не надоест, — озвучил он наиболее нейтральный вариант. В конце концов, именно Малфой только что велел молчать о своих догадках. И Солурд будет молчать. — Хорошо. — Малфой кивнул с таким важным видом, словно Солурд только что сдал ему наиважнейший экзамен. Не идеально, но все же сдал. — Я остаюсь здесь. Увидимся. Малфой отстранился, с плохо скрываемой неохотой забирая чуть отогревшиеся пальцы из горячих рук. Солурд дёрнул уголком губ, с трудом подавив желание вернуть этому высокомерному хлыщу его вопрос про длительность «ммм… отношений». Подавил, потому что никаких «ммм… отношений» и нет, так, какая-то непонятная чертовщина творится между ними в последние дни, это быстро пройдёт. Малфой всё ещё невыносимый сноб, Солурд всё ещё маггл с палочкой, Хогвартс всё ещё стоит на месте, а в Запретном лесу не разлагается пара драконов — значит, совершенно ничего не изменилось. И говорить тут не о чем. А поцелуи? Что поцелуи? Мало ли кто покушается на губы Его Ядовитости. — Сол, ты меня слышишь? — Малфой не ушёл. Он стоял рядом, обеспокоенно гладил прохладными пальцами острую Солурдову скулу и внимательно смотрел грозовыми глазами, цепко, словно душу хотел вынуть через этот взгляд. И у него даже получалось. Солурд впервые разглядел, какой Малфой красивый, когда не кривится по-хорёчьи и не вздёргивает острый нос к потолку, грозясь донести обо всём отцу. Какие розовые у него губы; какие удивительно длинные ресницы, светлые и тонкие, как паутинка; какой изящный овал лица. Разглядел — и внутри с новой силой разгорелось то самое, горячее и искрящееся, подаренное Сиянием. И Малфой для него перестал быть Малфоем. — Да, Драко, — заторможено пробормотал Солурд, оглушённый, — я всегда тебя слышу. — Слава Мерлину, Огилви! — со злой радостью воскликнул Драко, отстраняясь. Солурд невольно потянулся за ним, хватая запястье и легко целуя тонкие пальцы. Драко вспыхнул, выдёргивая руку, но не принялся сразу оттирать её дюжиной платков и чар, напротив — прижал к себе. Качнулся вперёд, несмело и неуклюже коснувшись губами скулы. И с достоинством удалился, чётко впечатывая подошвы ботинок в пол. Не оглядываясь. Из Солурда с его уходом словно весь воздух выжали — внутри стало пусто-пусто и одновременно тянуще. Он сполз по стене на пол, запуская дрожащие пальцы в пушистые волосы и тихо хихикая. Щека там, где её коснулись тёплые губы, горела. Это снова произошло? Как это вообще возможно? Почему Драко? Зачем Драко? Как же все эти девочки до… него? Как будто это имеет значение… Ведь не имеет? Мысли бродили по кругу, панические и бестолковые, и чем больше витков они совершали, тем отчётливее Солурд понимал: надо остановиться. Надо перестать об этом думать, переждать, выдохнуть, отпустить. Не получалось. У него снова ничего не получалось, эмоции, мстя за былое спокойствие, накрывали девятым валом и топили с головой в обрывочных туманных страхах. Что всё это слишком странно даже для него, даже для Огилви, и стоит остановиться и перестать сходить с ума. Просто перестать! Выдохнуть. Забыть. Солурд и не подозревал, что этот простой жест, этот крохотный шаг навстречу отзовётся в нём с такой силой. Отзовётся жаждой, от которой будут дрожать колени и живот сведёт запоздалым холодом. Сумасшествие. Остаток дня он проходил как в тумане, с кем-то разговаривал, что-то ел, кажется, даже смеялся… После завтрака Хогвартс опустел: ученики уехали в каретах к Хогсмиду. Оставшиеся должны были занимать себя самостоятельно. Солурд предпочёл лечь сразу после обеда и на удивление быстро уснул. Рождественское утро выдалось солнечным и морозным: на окнах за ночь нарос причудливый покров инея, похожий на ледяные лозы и цветы, а в спальне приятно пахло свежестью. У Солурда с пересыпа голова ощущалась чугунной, и никакие подарки и праздники не могли исцелить настигший его внутренний раздрай. Оставалось уповать на собственную сомнительную разумность и… чужой совет. Кажется, Гарри тоже остался на каникулы в Хогвартсе. Солурд даже приободрился, воображая, какое количество неудобных вопросов можно будет задать этому «гриффиндурку»! «Мерлин, — от собственных мыслей стало смешно, — с кем поведёшься, да?»