Бояться нельзя любить

Два с половиной года спустя — Я клянусь быть с тобой в радости и печали, в болезни и здравии, в богатстве и бедности, хранить тебя и оберегать наш союз до конца жизни. Примешь ли ты мою клятву? — Приму. Я клянусь быть с тобой в радости и печали, в болезни и здравии, в богатстве и бедности, чтить тебя и оберегать наш союз до конца жизни. Примешь ли ты мою клятву? — Приму. — Можете обменяться кольцами. Люциус вёл церемонию, следуя неписанной традиции рода Малфой. Он смотрел устало и строго, и Драко не посмел сделать лишнего движения, пока тонкий золотой ободок не оказался на заветном пальце его… жены. Его Астории. Она, высокая и неприступная, как вершины Шотландских гор, холодно клюнула его в губы, когда Малфой-старший милостиво разрешил, и властно подхватила под руку. Драко стоял рядом с ней, светлой и прекрасной в изысканном белом платье и кружевных перчатках, и чувствовал только досаду. Он вытянулся за прошедший год, но так и остался сухим и жилистым, не то что широкий Потти. «Косая сажень в плечах», как сказал бы исчезнувший на просторах своей родины Долохов. Первыми подошли родители жениха. Сиятельная Нарцисса, наконец-то оправившаяся от краткого ужаса годовой войны и послевоенных репрессий, счастливо улыбалась и щебетала, щебетала, щебетала… не исключено, что сдерживала слезы на одном усилии воли и «приличиях». Люциус, напротив, был серьёзен и строг: ещё звенел в ушах хлёсткий ультиматум единственного наследника. Он и не заметил, как сын вырос и стал перечить, строя свой собственный путь. Достойный наследник великого рода, Люциус мог им только гордиться. Но задетое самолюбие отказывалось успокаиваться так просто, и потому он демонстрировал яркое неудовольствие. Но это не помешало с чувством сказать: — Я тобой горжусь, сын, — опираясь на свою любимую трость. Нарцисса смолкла, удивлённо вскинув точёные бровки, и повела его дальше, уступая молодожёнов другим желающим. Драко с трудом сдержал счастливую улыбку, лишь уголки губ подрагивали. Он понял, что гордился отец не сегодняшним днём, а вчерашней войной не на жизнь, а на нервах. Астория впилась ногтями в его предплечье, светски и совершенно равнодушно улыбаясь подошедшим родителям. Чета Гринграсс была немногословна. Клифтон тихо произнёс положенные поздравления, но в его глазах, прозрачно-голубых, как у младшей дочери, стыла смертельная скука. Черноволосая Присцилла, напротив, дышала жизнью и весёлой злостью, но рядом с ней Драко хотелось находиться ещё меньше, чем с её замороженным мужем. Дафна сухо процедила: «как же я счастлива породниться», сверкнула тёмными, в мать, глазами и отбыла к компании таких же, как она, ядовитых гадюк. Драко решил найти на неё управу позже. Он рассеянно кивал на поздравления, на удивление уместно вставлял краткие благодарности и комментарии и мечтал оказаться далеко-далеко отсюда, в маленькой лондонской квартире, где всё дышит уютом и теплом. Но оставался на месте, прекрасно понимая, что от первой брачной ночи его никто не освобождал. Нельзя сказать, что сделка с собой далась Драко легко. Он долго думал, как повернуть ситуацию в свою пользу, как минимизировать уступки, как… как защитить человека, ставшего самым ценным его сокровищем. Он говорил с отцом, осторожно, конечно, говорил с Асторией и Клифтоном, искал поправки и возможности, налаживал связи с деловым партнёрами, крутился, как белка, — и всё равно далеко не убежал, хвост пришлось пожертвовать хитрому капкану рода, хищному, как и каждый из его членов. — Не витай в облаках, — процедила Астория, когда очередные гости отошли. Кажется, это были Нотты. Не то чтобы она Драко ненавидела, напротив, всецело его поддерживала в том, чтобы он навещал супружескую спальню как можно реже. Главное — не допускать слухов. А там «хоть к кентаврам бегай, Малфой, мне всё равно, но если я услышу намёк…». И Драко склонен был верить, что эта змея сумеет красиво отомстить. Роду Малфой не нужна была финансовая поддержка благодаря едва не вылезшему из кожи Драко. Благосклонность Национального Героя, осваивающего нелёгкую стезю артефактора, избавляла от необходимости иной политической поддержки. Но вопрос с наследниками оставался открытым, и консерватор Люциус категорически не хотел ничего слышать о ненадёжных маггловских разработках и «суррогатных матерях». Наследник рода Малфой должен родиться в законном браке, и точка! Драко слишком уважал свои корни, чтобы позволить роду угаснуть. Но и прятаться всю жизнь он не собирался. Поэтому когда наследник родится… Он заставил себя отвлечься от мыслей, возвращаясь в сегодняшний день. Вереница гостей подходила к концу, солнце клонилось к закату, и казавшаяся железной Астория всё сильнее опиралась на Драко, кажется, сама того не замечая. Он её понимал. Он тоже хотел на кого-нибудь опереться, кого-нибудь тёплого и надёжного. Но тёплый и надёжный был далеко, скрытый от пытливых, жадных до сплетен глаз репортёров и холодной ярости Люциуса Малфоя. Наконец, наступил тот радостный миг, когда молодожёнам дозволено было уйти в свои покои, и Драко не стал медлить. Он потянул Асторию, мягко, но непреклонно показывая ей путь к их смежным спальням, и лишь за закрытыми дверями позволил себе расслабить напряжённые плечи и распустить удавку галстука. «Свадьба по-маггловски» — вот как он это назвал, с наслаждением топчась по больным местам отца. — Сегодня неблагоприятный день, — тихо сказал жене, с наслаждением разминая шею. — Это твоя спальня, моя за той дверью. Я спать. Если что, зови домовика. — Конечно, дорогой, — холодно отозвалась Астория, шурша тканью юбки. — Помоги расстегнуть платье и иди хоть к Мордреду. Драко ухмыльнулся, подумав, что семейная жизнь с такой женщиной может оказаться… забавной. …в лондонской квартире полутьму разгоняла лишь лампа на рабочем столе, а тишину — тихое ворчание радио да скрип пера по бумаге. — Ты испортишь зрение, — в который раз вздохнул Драко, вынимая из смуглых пальцев перьевую ручку и обнимая острые плечи, прижался грудью к спине. — Как я устал… — Ха, — рыжая голова откинулась назад, жёлтые глаза сверкнули вызовом, — это ты мне говоришь, мистер Я-буду-заполнять-договора-при-лунном-свете? Серьёзно? Ручку отдай, у меня руны не дописаны. Драко спрятал улыбку во встрёпанной макушке, чувствуя, как ком льда, поселившийся в груди за неделю разлуки, начал стремительно таять. — А ты отними, — предложил он, отступая, и демонстративно покрутил в пальцах предмет раздора. Его собеседник поднялся со стула, хищно щуря волчьи глаза. И кинулся вперёд, роняя их обоих на ковёр и довольно улыбаясь. Забытая ручка — серебро и ольха — закатилась под стол. — Ну нет, теперь мне мало ручки… Теперь я заберу тебя целиком. Драко раскинул руки и закрыл глаза, расслабляясь в родных горячих руках. — Будто я против, Сол. Забирай.