Бояться нельзя любить

Рон чувствовал себя неважно. С самого утра мутило, глаза слезились, а в плечах поселилась мерзкая усталая тяжесть. Вернуться к учёбе после каникул оказалось не так просто, как бывало ранее, и Рон винил в этом урода Снейпа, проклявшего его чем-то настолько убористым, что в Мунго двое суток ломали голову, как вернуть ученику его прежний облик. И ничего этому мерзавцу не сделали за такое издевательство! Более того, его, Рона, выставили крайним и назначили отработки с Филчем до конца учебного года, а то и до конца следующего. Что стоило Солу не кочевряжиться и мирно принести Обет, ну? Тем более, что ничего между ним и Гарри не было. Это уже потом, вернувшись радостной и цветущей от родителей, Гермиона прочла Рону длинную нотацию о вмешательстве в чужую жизнь, уважении и, этой, уголовной ответственности за похищение и шантаж. Раздула из мухи слона, подумаешь. Рон был обижен на весь свет, но больше страдал от того, что Гарри с ним не разговаривал. Вылавливал этого своего Солурда по углам, шушукался с ним о чём-то и всё так же пропадал три-четыре ночи в неделю, возвращаясь под утро выспавшимся и довольным. А Рон? А как же Рон и их многолетняя дружба, крепкая, как троллья дубина? Только их, одна на троих? Рон злился и не понимал. В начале февраля Гермиона, которую обычно можно было отыскать или в гостиной, или в библиотеке, стала вести себя странно. Она и раньше могла мечтательно вздыхать над книжками (в одной из которых Рон с удивлением опознал любовный роман) и опаздывать к завтраку, потому что «девушке хочется сиять, Рон». Она и раньше смотрела на слизеринский стол, как и все они, гриффиндорцы, с неприязнью, а теперь… А теперь Гермиона пропадала в кабинете Зельеварения — «дополнительные занятия, Рон, мне так повезло, что профессор разрешил!» — и приходила оттуда сияющая и умиротворённая, точь в точь как Гарри после своих ночных приключений. К середине марта Рон понял, что был не прав. Он много думал все это время, от скуки — без Гарри и Гермионы однокурсники казались неинтересными — подтянул учёбу и даже начал получать удовольствие от сухих похвал Макгонагалл. О его поступке никто не знал, кроме причастных лиц и Гермионы, и сначала это казалось Рону странным, потом — подозрительным, а теперь он видел в этом знак. Знак того, что дружбу ещё можно вернуть. Он поймал Гарри после ЗоТИ, подчёркнуто не глядя на увязавшегося следом Сола — как же, «парня» воруют! — и забубнил извинения одновременно обоим, мол, был неправ, больше не буду и все такое прочее. Гарри расцвёл, хлопнул по плечу, как в старые добрые времена, и зачастил о том, что «наконец-то ты одумался!». Сол отреагировал прохладнее: вежливо поулыбался, заверил, что обид не таит, но ему пора бежать, дела-дела, эссе сами себя не напишут и всё такое. — Что это с ним? — осторожно уточнил Рон, недоуменно хмурясь. Гарри отмахнулся: — Не хочет, чтобы вас рядом увидели, а то ты опять в Мунго окажешься, — улыбнулся, словно речь шла о какой-то ерунде, и поторопил: — Пошли, Гермиону догоним, она обещала мне объяснить… Рон запомнил эту оговорку. И первым, честно признаться, под подозрения в излишней опеке попал Снейп. А то с чего бы он так расстарался: и проклятия, и отработки, и смотрел теперь ещё более зло, хотя, казалось бы, куда. Благо на Зельеварение Рон больше не ходил, распрощавшись с идеей стать аврором, и контакты с нелюбимым профессором свелись к минимуму. Вторым под подозрения попал Забини, который стал часто попадаться на глаза, и всё под благовидными предлогами! Не то чтобы он отчитывался перед «каким-то Уизли», конечно, но его присутствие всегда можно было обосновать. Очень скоро — недели через три — Рон понял, что странности Гермионы получили не только объяснение, но и лицо. Смуглое лицо с наглыми раскосыми глазами. Наученный горьким опытом, он не стал кидаться с кулаками и палочкой, а тихо отвёл Забини в сторону и спокойно, можно сказать даже дружелюбно, предупредил того, что «если обидишь — я не виноват», и с чувством выполненного долга начал искать следующего подозреваемого. К слову, у Блейза глаз дёргался ещё сутки после этого душеспасительного разговора. Разгадка нашла себя сама, когда перед переводными экзаменами Рон, в панике прячущийся по всем углам от Гермионы, забрёл в один из множества тупиков, которыми изобиловал древний замок. Сначала он не поверил своим глазам, решил даже, что гнусный Хорёк напал на Сола с какими-то своими хорьковыми мерзостями. Но потом заметил, что нападение было взаимным: эти двое тискались, никого вокруг не замечая, и выглядели до омерзения расслабленно и довольно. Рон почувствовал отвращение: извращенцы же, ну! И жар. И совершенно иррациональную зависть. Он развернулся, так никем и не замеченный, и наложил на коридор слабенькие чары отвлечения, уж на что знаний хватило, а то эти идиоты же совсем голову потеряли. Нашёл Гермиону и с остервенением окунулся в подготовку к экзаменам, пытаясь изгнать из мыслей отпечатавшееся на сетчатке… непотребство. И у него даже получилось. В середине июня Рон сошёлся со Сьюзи.