Алюминий

       На улице Эрстеда скоро зима. Ноябрь — её верный слуга, который словно бы проводит всех к ней. Однако многие местные весь октябрь жаловались, что снега мало, но, как только он выпал окончательно, начали жаловаться на лёд, скрытый под ним. В общем и целом, зима была долгожданной, но неприятной. Немногие радовались её приближению. В то время как дети лепили снеговиков — те из них, которые ещё радовались подобным развлечениям, — женщины напряжённо вздыхали, плелись на работу, которая казалась нескончаемой, а дома смотрели видео про интерьер, блюда и подарки к Новому году. А мужчинам, кажется, всё равно. Подростки же жаловались на отсутствие праздничного настроения, на учителей и на каких-нибудь политиков, которые что-то там не так сделали. В общем, на них жаловались не только ученики, но и преподаватели, и иногда это становилось главной темой обсуждений на уроке. Всё было как-то сумбурно, неорганизованно и отчасти беспочвенно.        Макс посмотрел наверх, когда понял, что там кто-то знакомый. Длинная тень тянулась с вершины холма до самой последней ступеньки. Послышались детские голоса, и по склону рядом с лестницей скатились, придерживаясь за перила, несколько мальчишек. Они пробежали мимо, что-то громко критикуя, за ними проехала грязная машина, которую мыли буквально вчера, но девушка на вершине не двинулась. Её холодный взгляд быстро коснулся парня, подбородок приподнялся, и Махову показалось, что она падает. За её спиной, словно источая лучи заходящего солнца, появились белоснежные крылья, перья которых так же медленно и плавно, как снежинки, начали опускаться всё ниже и ниже, и их тень подбиралась всё ближе и ближе к его ногам. Тишина разлетелась от губ ангела, и свет разливался над чистой головой. Ноги девушки оторвались от земли, и тело её понеслось вперёд, преодолевая холодный воздух, хлопья снега и скользкие неровные ступени под собой. Парень сделал несколько шагов ей навстречу, приподнял руки, чтобы схватить парящего ангела, и тела их соприкоснулись в объятиях...        Он отвернулся. Когда Лина недоверчиво осмотрела спуск вниз и даже дрогнула от одной лишь мысли пройти здесь, её образ скрылся за голыми деревьями. «Пошла в обход, — понял Макс и застыдился пришедшей в голову сцены. — Она бы не стала падать только ради красивой истории, верно?»        Всё вернулось к начальной точке. Ангелина отказалась от идеи оказаться в центре романтической сказки, Максим же попытался смириться с тем, что было и что происходит. Если он хочет стать небом, он должен уметь принимать в людях всё, точно так же, как небо принимает птиц. Однако не все птицы летают, и не все птицы благополучно спускаются после полёта. И даже не все птицы могут взлететь, в то время как их близкие покоряют новые высоты. Если их крылья всего на пару сантиметров меньше или больше, чем подразумевает природа, они становятся непригодными для использования по назначению. Такие птицы становятся жертвами хищников.        Он представил, какими должны были бы быть крылья у человека, чтобы он взлетел. Вывод очевиден — никакими, как и рассчитала природа.        Он вспомнил, как в детстве родители говорили ему молчать. Андрей делал, как они говорили, — он был из тех детей, которые всегда слушаются взрослых, словно только они способны делать правильный выбор. Перед приходом гостей, он слышал что-то вроде этого: «молчи, если не уверен в чём-то. Молчи, когда тебя не спрашивают. Молчи, когда не знаешь, что сказать». И он молчал, чувствуя, что это помогает ему избегать неловкостей и глупостей. Возможно, если бы родители сказали ему: «не стесняйся, говори, о чём думаешь», он бы получил больше опыта в общении в детстве. Однако он рос, учился и постепенно осознавал, что даже старшие могут ошибаться и лгать, но было уже слишком поздно, когда он заметил, как стал молчаливым и одиноким. В то время, как его ровесники высказывали все свои мысли, даже совершенно глупые и бессмысленные, он молчал. Он не мог понять, как найти то, о чём стоит рассказать другим, а когда случайно находил, то осознавал, что не было никого, готового выслушать его. Наставления родителей также привели и к чрезмерной прямолинейности. «Говори только то, в чём абсолютно уверен, и только если это действительно важно. Молчи, если знаешь, что собеседнику это неинтересно», — твердили они время от времени. Андрей больше не мог видеть смысл в повседневных разговорах. Ему стало страшно, когда он осознал, что не умеет общаться со сверстниками. Возможно, если бы его родители продолжили повторять эти фразы, он был бы более уверен в себе и в том, что его поведение правильное и соответствующее современному обществу. Однако отец, заметив, что Андрей вырос молчаливым и замкнутым, решил, что совсем не поздно переучить его. Он дал понять сыну, что иногда лучше сказать хоть что-то, чем просто молчать. Мать всё ещё считала, что её ребёнок не умеет делать правильный выбор, поэтому лишь отшучивалась, когда муж предлагал Андрею глупые идеи для разговора. Парню казалось, что отец просто шутит, не видя всей полноты картины, поэтому не замечал в нотках его голоса какой-либо серьёзности. Положение дел пугало обоих.        На этом всё и замерло. Орлов хотел найти компанию, в которую смог бы влиться, хотел найти человека, который провёл бы его в общество. Вскоре он начал видеть странные сны о крылатых людях, где был и он сам. В этом сне, в этой мечте у него были друзья, девушка, общество, которое принимало его. Его голосом произносились фразы совершенно нормальные, над его словами смеялись, ему грубили, он грубил. Он жалел о сказанных и несказанных словах, представлял, как можно было бы избежать неловкости, переосмысливал свою речь, отвечал, когда ему было легко, и молчал, когда тяжесть сдавливала сердце. Он находил общий язык со старшими, со сверстниками, с младшими, с людьми странными и обычными. Он был свободен от слов, сказанных когда-то давно, мог сам решать, что достойно быть произнесённым, а что должно быть не услышано никем. Он был обычным человеком, таким же, как все, и видел смысл в бессмысленном.        Однако даже с опытом того мира Андрей не мог заставить себя поздороваться с одноклассником. Эти воспоминания казались ему чужими, чьими-то фантазиями, жалкой шуткой, ложью. Потом он встретил Еву. Она не сразу нашла подход к Орлову, но вскоре смогла общаться с ним без затруднений. Сам же Андрей был в замешательстве, ведь вокруг него постепенно собралось несколько человек из тех самых снов. Они вели себя иначе, но всё же это были они, без сомнений. И ему казалось, что мир проверяет его, словно спрашивая: «сможешь ли ты подружиться с теми, с кем общался в своём воображении?» И он решил попробовать.        Со временем эта мысль затерялась, он забыл о той решительности, которая наполняла его, всё больше сомневаясь в своих силах. Вот только эта пара слов, сказанная полузнакомой девушкой, появившейся так внезапно, вывела его из положения равновесия, напомнив о детстве:        — Эрстед, молчи!        Регина махнула головой, пробежав полуприкрытыми глазами по каждому из четверых, высокомерно улыбнулась и повторила:        — Эрстед, молчи, если всё ещё пытаешься скрыть правду! Эрстед, только ты понимаешь смысл своего имени, не так ли? Эрстед, если ты промолчишь сейчас, то никто не отличит тебя от остальных, верно? Все в шоке, Эрстед, и только для тебя моё появление естественно, я права?        Она открыла рот, чтобы рассмеяться, но не издала ни звука, продолжая с любопытством всматриваться в непонимающие взгляды. Девушке не пришлось собирать этих четверых вместе, к счастью, они оказались в одном месте сами. Она лишь выполняла свою роль.        Её речь была несвязной, резкой и быстрой. Звонкий голос уверенно ускорялся, становясь громче и в то же время чётче. Её самодовольный добрый взгляд выводил из спокойствия, напрягал своей двусмысленностью и приводил в замешательство. Никто не мог сказать, что она некрасива — любое движение было естественным, но словно не могло быть другим — это было частью её внутреннего изящества, и уверенность во всём затмевала его, но не портила, оставляя штрихи во всём. Длинные тёмные волосы были собраны в конский хвост, но эта простота смешивалась с постоянством движений, которые ритмично раскачивали блестящие локоны из стороны в сторону, придавая им особый шарм. Приблизившись достаточно близко, можно было почувствовать сладковатый запах, исходивший то ли от шампуня, то ли от чего-то близкого к нему. Все эти черты сливались в одно целое в целеустремлённой девушке, назвавшейся Региной.        Ева молчала, не сводя глаз с незнакомки, пытаясь понять, кто же это. Макс прикусил щеку и смотрел в пол, надеясь, что время сгладит этот момент, который давил чем-то большим, чем просто неожиданностью. Лина в растерянности пыталась вести себя холодно и равнодушно, но это было похоже скорее на нервный поиск пути побега. Только Андрей молчал, придумывая подходящий вопрос. Эта девушка была ему знакома и в отличие от остальных вела себя в точности, как во снах.        — А ты сама-то знаешь, кто из нас Эрстед? — спросил он наконец. Молчание и так уже тянулось достаточно долго, чтобы заподозрить любого, поэтому Эрстедом мог быть и сам Орлов — никто не сомневался в данной возможности.        — Конечно! — радостно подтвердила Регина, наклонившись вперёд, чтобы рассмотреть всех и снизу. — Я знакома с Эрстедом, и вы знакомы с Эрстедом. Но раз уж он не хочет раскрывать себя, то я обслужу его иным путём.        Ветер пронёсся за её спиной. Ева зарылась носом в мех на куртке, не сдерживая сомнений в искривлённых бровях. Она смотрела и смотрела, как дрожат женские ноги в капроновых колготках, как раскрасневшиеся пальцы сплетаются и расплетаются, всё больше теряя чувствительность. Регина словно не знала, что иногда на улице бывает холодно. Её будто бы забросило в снежное королевство без предупреждения, и холод не знал жалости. Макс буквально чувствовал, как морозный воздух проходит через лёгкую ткань её рубашки, как юбка становится бесполезной, а кроссовки пропитываются влагой. Снег не падал с неба, но лишь потому, что было слишком холодно.        — Ты до смерти замёрзнуть хочешь? — выдавил он. Девушка потрясла головой, и тут же на её хрупких плечах повисла тёплая куртка цвета хаки. Всё нормально, только история переписалась.        — Кто такой Эрстед? – тихо произнесла Ева.        — Ну, не думаю, что вы поймёте, — расслабленно сказала Регина, одетая уже по погоде. — Например, Эрстед заметил, что изменилось, а для остальных ничего странного только что не произошло.        — Зачем он тебе? — продолжил Андрей, выпуская очередной клочок тепла изо рта.        — Эрстед позвал меня, чтобы я изменила этот мир, созданный им, на случай, если он совершил ошибку. Но, как вижу, всё в норме и моё вмешательство не требуется. Ха! Неужели это всё?        Девушка смущённо улыбнулась, словно нагоняя на себя тоску, однако жизнерадостность и харизматичность никуда не делись. Затем её лицо стало достаточно спокойным, чтобы дальнейшие слова были восприняты всеми всерьёз.        — Если ты, Эрстед, всё-таки захочешь что-то изменить, напиши мне до конца дня, и я исполню твоё желание.        Затем она ушла, и никто не мог двигаться по причине, доступной для понимания лишь самой Регине. Ей была дарована сила менять действительность и взамен она требовала только возможность спокойно скрыться в слепящей белизне.        Её номер телефона появился в списке контактов Эрстеда: «Падший ангел».        — Что с ней не так? — пробормотал Макс и переступил с ноги на ногу. — Ну и кто из нас Эрстед? Кто-нибудь понял хоть что-то из того, что она сказала?        Он обернулся к остальным и выжидающе посмотрел на каждого по очереди. Все молчали, решая, как лучше отреагировать.        — Это была шутка какая-то, да? — спросила Лина, желая обрести поддержку в этом вопросе. Ева улыбнулась ей в ответ и кивнула.        — Сложно воспринимать это всерьёз.        Андрей недоверчиво слушал их разговор и то, как постепенно все соглашаются с тем, что эта девушка была больной на голову. Он думал, стоит ли рассказать о своих снах. Он колебался, то решаясь выдать всё и уже открывая рот, то сжимая губы, лишь бы не сболтнуть лишнего. На самом деле, казалось, он был единственным, кто воспринимал слова Регины как неоспоримую правду. Он верил себе больше, чем другим, даже если его мнение основывалось на предчувствиях и вере в невозможное.        — Она сказала, — начал неуверенно Орлов, привлекая к себе внимание остальных троих, — что Эрстед создал этот мир. В таком случае, какая вообще разница, кто Эрстед? Это ведь ничего не меняет. Ведь жизнь не становится добрее к верующим, так? Тогда какой смысл верить или не верить в существование Эрстеда?        Все помолчали, а потом согласились, подкрепляя его утверждение необоснованными фактами и рассуждениями.        — А мог ли Эрстед забыть, что он Эрстед? — выдвинула предположение Ева. — Ну, знаете, типа амнезии.        — Да она по-любому из секты, — повторял раз за разом Макс.        — Эй, не говори так о том, кого не знаешь! — лишь один раз бросила Лина. Андрей молчал. Всё свелось к шутке, но его не покидало волнение. Если появление Регины ничего не меняет, как и факт существования Эрстеда, то какой в этом смысл? Она сказала, что исправит ошибку создателя, но если её нет, то ничего не изменится, верно? То есть, если завтра всё останется прежним, то Эрстеда либо не существует и всё, сказанное девушкой, — бред, либо Эрстед не знает, что он Эрстед, либо никакой ошибки нет. В любом случае, можно будет сказать, что всё было ложью, ведь никаких обратных доказательств нет. Однако, в случае, если что-то изменится, можно будет с уверенностью сказать, что Эрстед есть. Но насколько легко можно будет заметить эти изменения? Опять же можно упустить нечто важное по собственной невнимательности. Что более важно, способен ли человек вообще заметить эти изменения? Только что им продемонстрировали умение менять мир, — если это не было ложью, конечно, — но изменения мог видеть только сам Эрстед. Не повторится ли это? Шанс того, что всё — правда, равен половине. Шанс с точностью определить, что всё — правда, ничтожно мал. Однако этот шанс будет всегда, вне зависимости от всего происходящего. Нельзя опровергнуть существование дьявола. Нельзя опровергнуть существование Эрстеда. Остаётся только решить — верить или нет.        — Я найду Эрстеда, — сказал Андрей. Это было его целью уже давно — найти кого-то, кто знает о крыльях. Теперь же он знает, что этот человек есть.        Следующий день наступил незаметно. Если изменения и произошли, то именно в окружении Андрея. Полдня он даже не вспоминал о Регине, а в обед пришлось.        — Привет, — сказала девушка, кивнув. — Меня зовут Регина Пушко.        Она словно стала ниже по сравнению с прошлой встречей, вежливее и тактичнее. Сцепив руки перед собой, она стояла полубоком и мило улыбалась. Школьная форма ей не шла, как и большинству учеников, но деловой стиль обуславливал совершенно иной вид. Регина создавала впечатление собранного человека, который без сомнений действует, но при этом осторожен, когда это надо.        — Я долгое время не могла посещать школу и только сейчас пришла на занятия. Но это не значит, что я бездельничала все три месяца. Учиться без объяснений учителей сложнее, но надеюсь, я не сильно отстала. Хотя, кажется, я даже немного ушла вперёд...        Она спокойно разговаривала с Евой, в классе с которой оказалась. По поведению Воробьёвой нельзя было понять, удивлена она сегодняшней встрече с Региной или нет, поэтому Андрей, который явно помнил вчерашний разговор, чувствовал, что что-то неправильно, словно его обманули. Это ощущение несоответствия усиливалось, порождая странные мысли, которые мозг тут же отвергал. Следовало просто поддаться правде настоящего...        — Это же ты вчера приходила? — разорвал скучную болтовню Орлов, мысленно извинившись перед Евой, которую уважал. — Говорила что-то об Эрстеде.        Это слово вспыхнуло в неловкой тишине и быстро сгорело, так и не дождавшись спасительного ответа. Запах горелого развеялся, оставшись незамеченным.        — Да о чём вы все? — нахмурившись, сказала Пушко, пытаясь рассмеяться над неудачной шуткой. — Вчера я... а Эрстед же физик какой-то, нет?        Андрей недоверчиво покосился на девушку. Только сейчас она показалась ему действительно знакомой. Да, точно. Она всегда была такой осторожной и вежливой. Изменилась же она примерно в семнадцать лет, после срыва. Ей надоело всё, и она отбросила всякие рамки, а потом начала свою «великую критику». Если она в одном классе с Евой, ей сейчас шестнадцать-семнадцать лет, скорее всего до срыва. Постойте, срыв же был только в мире крыльев... значит, она пришла не оттуда? Или она просто притворяется? Учитывая успехи во всех начинаниях, не стоит отбрасывать этот вариант.        Почему она оборвала фразу, так и не закончив? Ей есть, что скрывать, или она забыла? Сменила тему, избегая ответа или заинтересовавшись самим Эрстедом? Ищет оправдание или желает сменить тему? Ей нельзя доверять.        «Связана ли она вообще с той Региной, что мы встретили вчера?» — спросил себя Орлов.        — Это конец...        Максим впервые выглядел настолько измученным, уставшим и отчаявшимся. Его брови дрожали, не желая расходиться, губы обречённо искривились, плечи навалились на грудь.        — Да, это время пришло, — довольно кивнула Регина, которая уже более-менее привыкла к новому окружению и вела себя более открыто. — НПК. Районный этап. Неделя до защиты проектов. Готовность участников — ноль процентов. Это война.        — Тоже участвуешь? — безразлично пробормотал Махов, склонив голову. — Какая секция?        — Математика. Ха! Угадай, что отличает меня от остальных?        — Ты уже готова, верно?        — А вот и нет! Ещё ничего не начала делать.        — Добро пожаловать в ряды зомби.        Она с ожиданием пялилась на Максима, рассчитывая на другие варианты, но ему, казалось, было лень даже думать и говорить. Он развалился на полу, не меняя школьной формы, и сонливо поглядывал на девушек. Ева принесла чай и подала одну из кружек Пушко. Та принюхалась и прислонила губы к краю. Потом, кажется, даже не отпив, она поставила чашку на кофейный столик орехового цвета, чуть приподнялась и вытянула длинные ноги вперёд. Поправив юбку, девушка деловито выпрямила спину, откинула голову и с настойчивой улыбкой посмотрела на парня, в квартире которого находилась.        — Я не волнуюсь, — гордо заявила она. — В то время как все в истерике печатают заветные страницы в Word’е, проводят глупые опросы, рисуют кривые диаграммы и таблицы, я наблюдаю со стороны. Знаешь, есть такая подгруппа зомби, которая откладывает всё до последнего дня, особо не заморачиваясь. Я такая. Сделаю всё в ночь перед сдачей.        — Как самонадеянно. Думаешь, справишься? — угрюмо спросил Макс. Его уже начало раздражать поведение знакомой. — Мне вот приходится каждую деталь согласовывать с руководителем. И зачем я только согласился на эту конференцию?..        — Чтобы спать по четвергам, — напомнила Ева, оторвавшись от дневника. — Я бы тоже так поступила, если б мне не было всё равно на проект.        — Наверно, завуч совсем с тобой замучилась, — заметил парень, зная, насколько строго начали следить за проектной деятельностью в этом году.        — Я просто сказала, что буду делать один проект на два года, и выбрала тему посложнее.        — От тебя и требовать будут больше, знаешь ведь?        Она кивнула с пониманием, но, кажется, тут же забыла об этом. Поднеся ещё один крекер ко рту, она с хрустом разломила его и замерла, записывая что-то в блокнот.        — Я заметила, что есть люди, — продолжила разговор Регина, — которые успевают сделать за одну ночь проект так, что этого достаточно, чтобы победить в секции. Понимаю, вам, кто работает столько дней подряд над проектом, при этом успевая и в школе учиться нормально, становится обидно проигрывать таким, как я, но ведь главное...        — ...покончить с этим до весны.        Он улыбнулся, осознавая, что не зря старается. Да, лишь бы потом учителя не донимали с защитой школьного проекта. Автоматический зачёт — единственное, ради чего многие ученики идут на олимпиады, научно-практические конференции и прочее.        — Но знаешь, — вновь заговорил Махов, ядовито ухмыляясь, — всё же не лучшее это время для сочинения по литературе.        Лица всех троих помрачнели.        — Может, трёх страниц хватит? — умоляюще спросила Ева.        — Нет, — отчаянно протянул парень. — Шесть. Шесть. Без пересказа, без воды, цитаты не больше трёх слов, количество цитат не больше пяти. Не растягивай слова, не оставляй место в конце строки, пиши коротко и ясно, не допускай речевых и фактических ошибок, всех остальных ошибок тоже... Короче, хоть умри, но сделай это.        — А это вообще возможно? — тихо спросила Пушко, рассматривая своё отражение в чае.        — Нет. Никогда не слышал, чтобы кто-нибудь получил пятёрку. А вот красным исчирканы тетради абсолютно всех.        — Я хоть и только пришла, но эта учительница меня уже взбесила, — призналась девушка. — Придираться к одной лишь букве...        — Это стандарты!        — Она даже путает классы. Недавно спрашивала то, что мы не проходили...        — Это мы её обманываем, смеёмся над ней! Лишь бы не учиться!        — Откуда она вообще берёт эти тесты?.. — чуть не плача, застонала Регина.        — Не доводи её! — выплеснула Ева и обняла подругу, как бы защищая. — Видишь же, насколько сильных людей ломает эта женщина! Мог бы и поддержать.        Махов лишь устало растянул губы и снова погрузился в мрачные мысли о предстоящем.        «Тебе не всё равно?»        «Не воспринимай это всерьёз!»        «А ты не знаешь?»        Если от Макса и Евы Андрей и не услышал ничего особенного, то заявление Лины вросло в ежедневные мысли и перетягивало всё внимание на себя. Это звучало так, будто знать, кто такой Эрстед, естественно. С этого момента Орлов не переставал думать, что все вокруг знают правду и только он один пытается до неё докопаться. Может, узнать её в этом мире вообще невозможно? Неужели его беспокойство бессмысленно? Почему остальные совсем не беспокоятся?        Серая кошка тихо и коротко мяукнула, её узкие зрачки сосредоточились на лице парня. Её аккуратная головка опустилась под ладонью хозяина, лапы обхватили руку и вцепились в кожу острыми когтями. Она что-то прокричала и попыталась укусить Андрея, но он отбросил её лёгкое тельце, и схватка продолжилась ещё яростнее.        «Такое чувство, будто все хотят меня остановить», — подумал он, накрывая агрессивное животное полотенцем, после чего кошка, наконец, остановилась. — «Значит ли это, что мне не следует знать правду или же мои идеи просто глупы?»        Если бы ему было больше известно о причине создания этого мира, о самом этом мире, ему было бы легче обнаружить Эрстеда. Допустим, если Эрстед помнит всё о крыльях, то он может проговориться. Если Эрстед мало знает о созданном им мире, то он может ошибиться в самом элементарном вопросе. Если на спине Эрстеда есть шрамы, то Орлову достаточно лишь взглянуть на спины каждого, что в определённых случаях затруднительно. Но что если Эрстед ничем не отличается от остальных? Тогда определить его невозможно.        Однако Ангелина Голубева знает, кто Эрстед. Также она уверена, что ни для кого это не секрет. Была ли подсказка, которую Орлов упустил? Или же эта девушка сохранила буквально всю память из того мира? Возможно, достаточно лишь продолжать смотреть сны, тем более, кажется, мотив становится более ясным. Если Эрстед использовал свои крылья для создания этого поддельного мира, то им точно не может быть Регина Пушко, Данил Голубев — есть ли он в этом мире? — и сам Андрей Орлов. Со временем число подозреваемых также может сократиться. Если желание Эрстеда связано с последствиями желаний остальных, то условия поддельного мира понятны.        — Хочешь знать больше об улице Эрстеда? — переспросила Лина, садясь напротив парня, который совершенно внезапно пожаловал к ней домой. — Как много ты знаешь?        — Так вот как ты называешь этот мир, — заметил Андрей. — Логично.        — Ближе к делу.        — Существует некоторый мир, в котором у каждого человека есть крылья, — смущённо начал он, осознав, насколько всё это глупо. — И в обмен на эти крылья можно исполнить одно любое желание.        — Любое? — строго спросила девушка, словно преподаватель, принимающий зачёт.        Он рассказал о судьях, о Законах, о зависимости «мощности» исполняемого желания от крыльев и прочем. Постепенно тревога за свою психику отступила, и Орлову вернулось привычное спокойствие.        — Хотелось уточнить, есть ли на улице Эрстеда... Данил?        Она искренне удивилась, но всё же кивнула, бросив нетерпеливый взгляд на вход в гостиную, где никого, к счастью, не было. Её равнодушие, наконец, исчезло с лица, обрадовался парень.        — Скажу сначала то, что сама мало знаю, — сказала Ангелина с видом, словно не верит, что говорит это кому-то. — Я практически со стопроцентной вероятностью могу назвать имя Эрстеда, но о деталях его желания не знаю ничего. Например, замкнут ли этот мир, его продолжительность, размеры, соотношение внутреннего времени с внешним...        Масса вопросов посыпались один за другим, и Андрей даже не задумывался о некоторых из упомянутых пунктов.        — Так этот мир не вечен?        — Конечно, — резко ответила Голубева, желая разрушить все его наивные надежды. — Ни одни крылья не способны создать полноценный мир, который стал бы настолько же самостоятельным, как и оригинальный. Во-первых, такие миры ограничены по площади. Во-вторых, по времени. Однако стоит отметить, что Эрстеду удалось создать мир с хорошо проработанной историей. Видимо, он прибегнул к какой-то уловке, вроде «мир, в котором никогда не было крыльев».        — Но, слушай, разве пространство как-то ограничено? Ведь люди есть по всему миру, они изучают космос, а это совсем не похоже на ограничение по площади...        — Ты меня вообще слушал?        Он сдержал угрюмый взгляд и настойчиво замолчал.        — Может, это не очень заметно для тебя, но с ограничением площади та же история, что и с ограничением времени. Этот мир существует меньше года, по размерам охватывает примерно один район, но желание было сформулировано так, чтобы создавалось ощущение, что время и пространство непрерывны. Представь спектакль. До самих действий история может не рассказываться, но подразумеваться. Предполагается, что за пределами сцены огромный мир, но актёры действуют только на этом пространстве. Мы находимся примерно в том же положении.        Андрей прикусил язык, задумался, уставившись на пол, затем поднял голову, пробежался глазами по хладнокровному лицу девушки, отвернулся и снова опустил взгляд.        — Хочешь сказать, что я — подделка? — выдавил он напряжённо. Лина вздохнула с некоторым облегчением.        — Возможно, считать так и правильно, но не хочется, да? — В её голосе мелькнула теплота, похожая на доброту и нежность вместе. — Не знаю, как устроена улица Эрстеда, но, возможно, мы действительно лишь замена его близких. Однако всё ещё есть шанс, что мы остаёмся собой из оригинального мира и нам просто навязали новое прошлое, посадив сюда.        Она переплела свои пальцы вместе, не поднимая рук, и улыбнулась с сожалением, словно к ней это не относилось. Орлова охватила странная тревога.        — Зачем ты мне это рассказала? Хочешь, чтобы я поговорил с Эрстедом вместо тебя?        Её улыбка повеселела, будто этот вопрос рассмешил Ангелину.        — Конечно, нет. Просто ты лезешь, куда не надо, — сказала она игриво, но выражение её лица уже становилось серьёзнее. — Понимаешь, к чему я это вела? Этот мир исчезнет рано или поздно вместе со всем внутри него. Я просто хочу дать тебе понять, что тратить драгоценное время на поиски Эрстеда — бессмысленно. Возможно, нам осталось меньше года, меньше месяца, меньше дня, меньше часа, меньше минуты — всего лишь секунда. На что ты её потратишь?        Андрея пробрал неподдающийся логике страх. Что он успел сделать за эту секунду? Сейчас он сидит в комнате вместе с Линой, которая когда-то была его девушкой, но за последнюю секунду этого мира он не успеет даже обнять её. Она, как всегда, заботливо смотрит ему в глаза, а парень никак не может понять, кто же он — крылатый или человек. Если бы на его спине остались шрамы от сброшенных крыльев, если бы воспоминания не противоречили друг другу, если бы только он не был подделкой, ему бы не пришлось сомневаться в правде и в своих чувствах. Эта девушка — лишь одноклассница или всё же любимая?        Он не может прикоснуться к ней, потому что не знает. Не знает ничего, но отчаянно хочет знать. Хочет знать, есть ли способ спастись.        — За пределами улицы Эрстеда, — продолжила тихо, словно передавая секрет, Лина, — как думаешь, что там?        Не в силах ответить, Андрей молчал, и в мыслях его крутились сцены из прошлого, где он был счастлив вместе с ней, где они жили вместе в съёмном домике, выращивали нарциссы, где он приносил в семью доход, а она следила за детьми... Её ужин не был идеален, но определённо был вкуснее покупного, его работа не оплачивалась хорошо, но этого было достаточно, чтобы воспитывать их маленькую дочь, чтобы их сын мог выйти на улицу в приличной одежде... Или это уже будущее?        — Если разорвать границу улицы Эрстеда, — шептали нежные губы, — можно покинуть этот мир...        Неужели этого будущего нет? Чем закончится их совместная жизнь, если они теперь заперты здесь? Здесь, в угасающем мире, где нет ни прошлого, ни будущего, где каждая секунда — последняя? В мире, где они никогда не будут вместе...        — Там Пустота. И она постепенно давит на стены улицы Эрстеда, отчего этот мир сжимается. И знаешь что? Пустота поглощает всё. Поэтому сбежать не получится...        Если всё бессмысленно, если всё вокруг — подделка, какая разница между тем, что внутри, и тем, что снаружи?        — Но только здесь всё ещё можно быть счастливым. Даже если мечты здесь не исполняются, даже если наша жизнь — сплошная ложь, этот мир создан ради последнего нашего счастья.        Она мягко улыбнулась и коснулась вспотевшей шеи парня. Он не мог отвести глаз, не мог закрыть уши, и ему оставалось лишь молча отдаваться волнениям. Девушка словно опустила его в воду, наполненную чьими-то душераздирающими мыслями, и душила, душила, душила...        Только на грани смерти он вспоминал о своих чувствах, будто в повседневной жизни на них не хватало времени. Несмотря на это в последнюю секунду мира он стремился к девушке, которую любил, ожидая тёплый приём и ответную нежность. Но, словно месть овладевала ей, она пыталась утопить его в вязких раздумьях, преследовавших её.        Он рвался к ней, когда всё вокруг теряло смысл, а она отталкивала его, потому что мечтала об обратном.        — В последнее время ты слишком часто приводишь к нам парней, — заметил Голубев, оказавшийся рядом. — Я её брат, Данил.        Посчитав эти слова единственно нужными, он равнодушно развернулся и вышел из комнаты. Видимо, он только вернулся домой.        Лина уже не была так близко, и лицо её ничего не выражало.        — А кто ещё знает о крыльях? — успокоившись, спросил Андрей.        — Не знаю, — безразлично ответила девушка, не поворачивая головы. Её профиль освещался последними лучами дня. — Не похоже, что Ева и Максим помнят что-то, а брат не начал бы разговор об этом первым. Возможно, они и знают что-то, но я не могу сказать точно. Да мне и всё равно.        — А Регина?        — Не думаю, что она...        Ангелина замолчала, не сумев подобрать нужных слов. Она решила, что и без них всё понятно.        — В общем, прекрати думать обо всём этом. Честно, было бы лучше, если бы ты ничего не вспомнил или молчал, как это делаю я. Рано или поздно, ты узнаешь, кто такой Эрстед, так что успокойся и отдыхай.        Он не мог понять, как можно смириться с тем, что скоро ничего не станет. Он верил, что можно найти способ выйти из этого мира, если поговорить с Эрстедом. Но он не мог определить, прав ли он или нет.        Если один человек верит во что-то, это ничего не меняет. Если два человека верят во что-то, это может временно стать правдой. Если все люди верят во что-то, это становится всеобщей правдой.        Можешь сомневаться сколько угодно — это ни к чему не приведёт. Но стоит кому-то подтвердить твою мысль, она укрепляется как правда. Решение, принятое одним человеком, никогда не будет верным.        Он решил оставить поиски Эрстеда и вместо этого узнать, как много времени им осталось. Это было куда важнее.        — Какого чёрта Юра пропускает уроки, чтобы заниматься проектом, а я хожу на все, хотя я тоже еду сегодня на конференцию? — жаловался Макс Еве, которая молча улыбалась, слушая его. — Надо было тоже не приходить, так бы речь доработал...        Регина была в школе, но занятия не посещала, продолжая работать над проектом в кабинете информатики. Она попросила Еву придумать ещё пару вариантов ответов на опрос, который Пушко якобы провела, и сейчас составляла диаграмму по ним. Презентация была практически готова, оставалось совсем немного доделать, распечатать исправленный титульный лист, текст речи, отыскать где-то планшетку, потому что имеющаяся была поломана, и скинуть презентацию на флешку. До начала конференции оставалось два часа, а все участники собирались в холле уже через полчаса. «Должна успеть», — решила девушка.        Работать всю ночь напролёт не было чем-то странным для старшеклассников, готовящихся к НПК, поэтому все собравшиеся на первом этаже подходили под определение зомби, как ни посмотри. У одних были огромные картонные коробки, которые не помещались ни в одну сумку и в которых скрывались недоделанные работы, неуклюжие макеты и прочее. Другие пришли налегке — всего лишь двадцать листов A4, плотно забитые запутанным текстом, которые те едва ли читали. Это были ученики самых разных классов, направлений и ожиданий. Кто-то участвовал впервые, а кто-то третий год уже пробовал пройти в следующий этап. Кому-то учителя подсказывали на каждом этапе работы, а кто-то записал в руководители имя только ради галочки. В общем, сборище странных людей, которые уже устали от всего этого.        В среднем от параллели шло человек десять, и все эти сорок неуверенных школьников медленно поплелись за провожающим учителем после быстрой переклички. Макс видел, как его одноклассники радостно выбегали из здания школы, и завидовал их размеренной жизни. Он же мечтал стать небом, а для этого от такой повседневности надо было отказаться. «Снова противоречу сам себе», — разочарованно вздохнул парень и продолжил путь.        Снег валил, валил, валил... Он таял, замерзал и снова валил, валил, валил... Скользкий лёд скрывался за огромной серо-бурой мягкой массой, и поджидал следующую жертву неосторожности. Сколько человек поскользнулось за этот день? Сколько эпичных и пугающих падений было? Сколько ни думай, а зима вышла очень тёплой. Казалось, даже в ноябре было холоднее, и это действительно было так.        Воздух был наполнен неприятными запахами, пространство — людьми — для многих одного этого было достаточно, чтобы с неприязнью упереться взглядом вдаль, — и сопровождающий учитель уже загоняла школьников в зелёный автобус. Дверцы неуклюже захлопнулись, кто-то крикнул пару неразборчивых, но явно непристойных слов водителю, и машина тронулась, растолкав пассажиров из стороны в сторону несколько раз. Еле-еле продвигаясь вперёд, она месила влажный снег под колёсами, кряхтела и выпускала прочие непонятные звуки, оставляя за собой тёмный дым. Поворот, руки сжали поручни сильнее, тяжёлые вздохи слились с чьими-то резкими голосами. Дорога, дорога, машины, машины, остановки и грязные стёкла. Сопровождающий учитель крикнула на весь автобус, и только по её голосу стало ясно, что пора выходить.        Вокруг серые дома, серый снег, серое небо, серые голуби. Эта странная толпа школьников двинулась куда-то, шатаясь на каждом шагу, и лёд открывался следующим прохожим. Идти было страшно, неприятно, всё время хотелось куда-то свернуть и спрятаться, чтобы тебя забыли и мир продолжил своё течение уже без тебя.        После нудной речи о том, что участники занимались не проектной деятельностью, а, как оказалось, исследовательской работой, начали называть секции и кабинеты. Постепенно поднимались школьники, их уводили по запутанным коридорам недавно построенной школы — создавалось впечатление, что здание проектировал какой-то ветреный студент, — и людей в зале становилось всё меньше. Регина незаметно кивнула Максу, а он лишь опустил взгляд, слабо улыбнувшись. Наконец, он услышал и долгожданные слова, поднялся и с неохотой последовал за каким-то учителем.        Он выступал первым.        Он волновался, а его беспощадно забрасывали глупыми вопросами, пока один из них не ударил в незащищённое место. Парень пытался повторить уже сказанную мысль, но ему всё твердили: «это не так».        Он рухнул на своё место и поставил лоб на кулак. Он не хотел ничего видеть и слышать, боль в голове всё сильнее билась, и в унисон ей гудел компьютер. Чей-то оживлённый голос зазвучал впереди. Уверенно, твёрдо неслись слова, плавно огибая преграды. До Макса не доходили нотки усталости, беспокойства, и сложно было понять, были ли они вообще. «Разве семь минут ещё не прошли?» — всплывало в мыслях снова и снова.        Идти вперёд легче, если ты знаешь, какие шаги нужно сделать для достижения желаемого будущего. Поэтому важно ставить чёткие цели и задачи. «Хочу стать небом» — о чём это? Восхищения можно добиться разными путями. Достаточно лишь счастливо прожить свою жизнь — и этого уже достаточно для кого-то. Нет, это не то. Обычная счастливая жизнь не настолько далека от повседневности. Хочешь казаться недосягаемым — стань великим человеком, о котором не стыдно написать пару статеек. Да, постарайся сделать то, чего никто другой не добился бы.        А это возможно?        Для некоторых людей мечта и цель всей жизни — одно и то же. Наверно, они желают чего-то действительно реалистичного и правдоподобного. Но как бы вы это ни называли, всегда стоит выбор: идти к этой цели или нет. В одном этом слове «нет» заключено очень многое. Если говорить более точно, то буквально всё, кроме пути к цели. Решаясь добиться желаемого, вы отказываетесь от всего остального. С другой стороны, жить становится гораздо легче, если всё, что тебе нужно, — это двигаться вперёд. Вопрос только в том, возможно ли это и как сложно этого добиться. Нельзя достигнуть невозможного, но и возможное не так легко обрести. Например, ты хочешь стать журналистом. Самое необходимое — это получить нужное образование. Для начала, сколько процентов всего населения Земли имеет возможность учиться в школе? Далее, сколько из них может обеспечить получение даже среднего образования? Сколько семей способно позволить своему ребёнку обучение в высшем учебном заведении? Сколько студентов способно вынести такую нагрузку? Сколько специалистов находят желаемую работу? А самое главное — каков шанс того, что ты не разочаруешься? Допустим, на последнем курсе ты вдруг осознаёшь: это не твоё. Что дальше? Свернув с выбранного пути, начинаешь всё сначала? Или продолжаешь идти вперёд, к нежеланному будущему? Ты уже отказался от всего. И вернуть себе это всё можно лишь одним способом — достичь поставленной цели. Так каков же в итоге шанс достичь неба?        Послышалась тихая мелодия, Ева сунула руку в карман и прижала телефон к уху.        — Вот как? Ты справился... Это неважно... Ага, — спокойно ответила она, поворачиваясь на месте в разные стороны, но избегая взгляда Лины. — Про Регину знаешь?.. Напишешь мне?.. Ага.        Она опустила лицо, опустила руки и развернулась. Впереди овраг, покрытый снегом, крышами гаражей и тонкими чёрными ветками. Вокруг него старые и новые многоэтажки, над ним серое небо, вдали центр города. За спиной унылая пятиэтажка, стены которой изрисованы граффити. Прямо здесь, между резким спуском и дорогой, детская площадка. Она зарыта слоем снега, и видны только верхушки ржавых конструкций. Там, где были качели, стоит девушка, обхватив руками цепи, и её голова выше балки, к которой они прикреплены. Рядом точно такие же качели, но цепи которых накручены на эту балку так, что сиденье не спрятано под снегом, а под ним вырыта небольшая ямка. Ими ещё кто-то пользовался.        Воробьёва встала на них и раскачалась. Перед глазами быстро сменяли друг друга голубовато-серые облака и серые дома, на лицо падал снег и таял. Голова закружилась, тело не выдерживало непривычного положения и уставало, так что девушка вскоре остановила качели, не слезая с них.        — Максим? — спросила Лина, опустив лицо, чтобы снежинки не липли к нему.        — Третье место, — кратко объявила Ева.        — Наверно, это хорошо, — видимо, этими словами Голубева пыталась подбодрить парня. Её подруга промолчала о некоторых деталях, которые опровергали это. «По крайней мере, он защитился», — решила она.        — У Регины первое, — добавила девушка. — Она в другой секции.        — Насчёт неё... Так всё-таки это другой человек?        — Я этого не говорила. Я просто сказала, что она совсем не похожа на ту Регину, которую мы встретили тогда, — наигранно весело протянула Воробьёва и стянула шапку с головы. В карамельных волосах снежинки не таяли. — Сегодня так жарко.        Начало темнеть, мир окрасился в синие цвета, дорога вдали сверкала жёлтыми огнями.        — Тогда что это было? Регина так подшутила? А на следующий день прикинулась ничего не знающей? — продолжала давить Ангелина. Её холодное выражение лица уже не смогло скрыть волнения, поэтому она скрывала его наклоном головы. Ева тихо вздохнула, ещё раз наполнив грудь прохладным воздухом, в котором не было и намёка на чистоту.        — Неужели странности такие редкие? — спросила она, рассматривая свои светлые пальцы. — Как часто ты встречаешь на улице детей, которые осмеливаются крикнуть тебе под нос что-то неразборчивое? Сколько глупостей ты слышишь вокруг? Неужели среди них не может быть и подобного бреда? Это была трёхминутная встреча, простая шутка, а ты воспринимаешь её всерьёз. Девчонка погулять захотела, наконец, свободна, а ты её оцениваешь по этому импульсу...        Её голос становился всё тише и тише, пока не слился с монотонным шумом города. «Снова задумалась», — подумала Лина, посмотрев на неё. Слабый ветер бездушно теребил её спутанные волосы, снег опускался на плечи. Лязг цепей звучал в голове Голубевой, и эта картина почему-то показалась ей одинокой.