look ahead, don't turn around

День. Ровно день, пятнадцать часов и сорок восемь минут Ван Ибо не виделся с писателем. Этого времени было достаточно, чтобы всё обдумать, в частности уделить внимание своим чувствам и узнать, чего же хочет его истинное "Я". Проведя день без его хриплого голоса, его присутствия рядом, Ибо чувствовал себя никак. Во время работы часто находился мыслями "не здесь" и путал заказы. Легкие больно сжимало, когда он смотрел на соседний вагон и не имел возможности отлучиться даже на минуту, которая для него была бы вечностью. Он не болеет астмой, но задыхается каждый раз, думая о нём. О его аккуратном почерке, покусанных и обветренных губах, выступающем позвоночнике, что виден сквозь тонкую ткань рубашки, о том, как тепло и уютно в его объятиях. Ибо не может игнорировать все эти чувства, пытается откопать их исток. Неужели он берет начало в сердце? Но он ни разу не любил по-настоящему, да ещё и мужчин, но теперь ему кажется, что, если кто-нибудь покажет, пускай, самое горячее видео с какой-либо женщиной, он поспешит от него отвернуться. Потому что противно. Ван чувствует, что в сердце опять что-то сжимается и спешит поднять упавший поднос. Он снова отвлекся от работы. У него такое ощущение, что он вот-вот сорвётся с места к писателю, как и тогда, после прочтения оригинальной версии «Авеля». Но сейчас хочется увидеть его сильнее, чем в тот день. Ван Ибо из первого дня их знакомства не знал каково быть заключенным в его объятия, а сейчас он остался бы в этой клетке-тюрьме на вечность. Ибо из первого дня влюбился в его искусство, а теперь может сказать всему миру: "Чтобы создавать искусство, нужно самому быть искусством или искусителем". Парень всё-таки допускает в своей голове мысль о симпатии. Самой простой, что обычно бывает у подростков, которые сначала смотрят на обложку, а потом на содержание книги. Ибо же делает все наоборот, видит скрытый смысл между строк, радуется неожиданным сюжетным поворотам, задается миллионами вопросов и, неважно какая у книги обложка, он будет глубоко погружаться в сюжет, стараясь каждое слово через себя пропустить. Так же и с людьми. Так можно ли это назвать симпатией? Перед глазами появляется образ Сяо Чжаня и его сухие, наверное, шершавые губы. Ибо тут же мотает головой, отгоняя эти соблазнительные мысли, и обещает себе, что обязательно подарит писателю один из своих запасных бальзамов. Стрелки часов приближаются к пяти, в семь поезд прибудет в Москву, что означает для Ибо неизбежное - на следующий день Сяо Чжань пересядет на другой поезд. От этой мысли кошки в душе скребут, и необъяснимая тоска душит. Но он вновь натягивает на лицо рабочую улыбку и спешит загрузить себя работой. Сяо Чжань смотрел в окно, за стеклом которого простиралось широкое поле, сменяемое густым лесом. Не зря говорят китайцы, побывавшие в России, что здешняя природа по-своему прекрасна, и воздух в лесу чистый. Писатель мог набросать несколько штрихов на желтоватой странице своей тетради, но его мысли были заняты другим. Он думал, почему Ибо больше к нему не приходит, почему он с ним не пересекается, выйдя из купе, почему не может найти в поезде? Возможно, они постоянно оказываются в разных местах, и писатель слишком сильно волнуется, а судьба жестоко играет с его нервами. Сяо Чжань не знает, чего хочет больше - видеть его или убегать от его взгляда, чтобы не давать себе каких-то надежд. Он сейчас не убегает, Ибо тоже не появляется. Но Сяо Чжаня не покидает чувство, что если они будут друг друга слишком много/долго/часто видеть, то это приведет одного из них к привязанности к другому. Что чувствует парень, ему не известно, но сам он отчетливо понимает, что с каждым пойманным его взглядом и новой очаровательной искренней улыбкой он приближается к грани. Кажется, что осталось всего пару шагов до этой чертовой полосы, именуемой симпатия. Он не отрицает того, что Ван Ибо ему и правда нравится, хотя этот факт до смеха абсурден. Ведь не может человек проникнуться симпатией к первому встречному, которого будет знать только от силы четыре дня. Жаль, что Сяо Чжань прекрасно знает это чувство, испытываемое им всего раз, но оставившее на его сердце неизгладимый шрам. Такого он не чувствует рядом с любовниками, с которыми часто спит, но рядом с ним - да. От этого страшно и тепло одновременно, тупая боль смешивается с наслаждением. До остановки поезда сорок минут. За это время Сяо Чжань планирует всё-таки найти Вана. * * * — Чжань-гэ! — слышит писатель из-за спины и оборачивается. — Помнишь, я обещал тебе, что выпью с тобой? Ван Ибо нашелся сам за пять минут до высадки. На нем был теплый горчичный свитер с глубоким вырезом, черные джинсы, короткая куртка и шарф, спасавший шею от лютого ветра. Было непривычно видеть парня в повседневной одежде, а не в рабочем костюме, ведь так он выглядел ещё привлекательнее, благодаря своей простоте. — Я бы ни за что не забыл, — улыбнулся писатель и, не удержавшись, пригладил взъерошенные волосы Ибо. — Но сначала мне нужно найти подходящий отель. Поезд остановился. Двое мужчин сошли на платформу и вскоре миновали вокзал. Сяо Чжань решил, что ночь проведёт в небольшом отеле для иностранцев и поспешил забронировать номер. Рядом с этим отелем находился клуб "Lonely", украшенный многочисленными маленькими огнями, туда они и отправились. На самом деле Сяо Чжань предпочитает бары, а не клубы - он не любит шумные места, - но Ибо хочет именно туда, поэтому остаётся просто согласиться и поддаться чужим рукам, за плечи заводящим внутрь здания. Из-за громкой музыки немного закладывает уши, и создаётся приятная дымка в голове, туманящая разум и глаза, как запах алкоголя, наполняющего каждый уголок клуба и прячущегося в каждом человеке. Молодые европейские девушки веселятся на танцполе, пока большая часть мужчин вливает в себя рюмки спирта обжигающего, сладкого. У барной стойки много народу, к счастью, по залу ходят официанты с подносами еды и несколькими бокалами шампанского. Сяо Чжань берет предложенный официантом бокал, а второй протягивает Ибо. Тот его принимает, находясь в небольшом смятении. — Я был рад с тобой познакомиться. За тебя, за нашу прекрасную встречу! — писатель поднял вверх бокал, произнося тост. Последовал стук стекла. Горячая жидкость, как казалось Ван Ибо, обожгла горло. Горько-сладкий привкус отпечатался на корне языка, а запах спирта резко ударил в нос. Парень поставил бокал на столик, над которым висела картина какого-то неизвестного живописца и, пошарив в кармане куртки, достал маленький тюбик. — Я тоже очень рад, что встретился с тобой, тем более ты мой любимый автор, — в темном свете клуба глаза парня горели огнями. — Это тебе. Он протянул Сяо Чжаню бальзам для губ. Мужчина одарил его каким-то печальным взглядом, но всё равно широко улыбнулся и принял небольшой, но полезный подарок, тут же намазав на губы. — У тебя губы, наверное, часто обветриваются, ты их так часто облизываешь. Поэтому нужно использовать бальзам, — объяснял Ван, облокотившись на стену. — Спасибо, — Сяо Чжань подошел ближе и взял парня под локоть. — Может, ещё по бокальчику? Ты же не думал, что отделаешься одним? Ван Ибо точно на такое не мог расчитывать, но в глубине души надеялся, что у него получится не напиться в этот вечер. Он, если честно, очень редко пьёт и плохо переносит алкоголь. Но рядом Сяо Чжань, которому он пообещал сегодняшний вечер провести именно в компании спиртного, поэтому он быстро поддается и следует за мужчиной в угол помещения. Там находятся два небольших столика: за одним уже сидят три девушки, а второй пустует. Они занимают этот столик, и писатель заказывает просто две бутылки вина на идеальном английском. Ибо сразу отмечает для себя, что остаться полностью трезвым не получится. Сяо Чжань пьет много, но остается в состоянии связно говорить и самостоятельно передвигаться, твёрдо стоя на ногах, чего не скажешь о Ван Ибо. Парень пьет только третий бокал, но уже клюет носом и шатается на стуле. Писатель это замечает и даже спрашивает, нормально ли себя чувствует Ибо, на что тот отвечает недовольно: — Лучше некуда! — и опять вливает в себя сладкий спирт. Ван Ибо чувствует себя никак. Больно смотреть на человека напротив, смешно из-за самого себя. Он смеётся заливисто, говорит что-то о новом видении, без умолку разговаривает с Сяо Чжанем, но будто находится не здесь. Он понимает, что ему говорят, но в то же время теряет логическую нить и начинает другой разговор. Сяо Чжань понимает, что Ибо уже пьян и точно сам не доберется до вокзала. Посмотрев на полуспящего парня, подпирающего голову рукой, он подозвал официанта и оплатил заказ. Вторую бутылку вина, что осталась не тронута, прихватил с собой. — Ван Ибо, я ухожу, — достаточно громко сказал мужчина, чтобы его точно услышали. — Ты хочешь тут остаться? Ван тут же поднялся на ватных ногах и направился к выходу. Это выглядело немного забавно. Улыбка заиграла на губах писателя и он, нагнав младшего, схватил его за руку, дабы тот не шатался. Когда они покинули "Lonely", с неба падал хлопьями снег. Ибо замер, смотря в освещенное ночными огнями небо, и ловил пальцами снежинки. Сяо Чжань смотрел ему в спину и не верил, что чувствует это вновь. Опять это чувство, щемящее сердце, царапающее изнутри, боль приносящее. Сейчас, по сюжету, Ибо должен уйти вперед, оставив его одного. Писатель не двигается и ждет каких-то действий. И вот Ибо срывается с места, бежит, шатаясь, метров шесть, а потом оборачивается с яркой улыбкой. — Сяо Чжань, давай играть в догонялки! Мужчина облегченно улыбается с кристаллами слёз на глазах, и бежит за ним. Никого не волнует, как они выглядят со стороны, главное, что счастье, которым они переполнены, неподдельное. Сяо Чжань, нагнав парня, ловит его со спины в свои объятия и ведёт в отель, что находится в нескольких метрах от них. Ибо не хочет, но со старшими не спорят, его учили этому ещё с детства. Войдя в номер, первым делом писатель стаскивает с Ибо обувь и куртку с шарфом, ведет того до кровати. Ван хмурит брови, жмурит глаза из-за яркого света и старается стянуть с себя и свитер, но чужие руки не дают этого сделать. — Тут не так жарко, я могу выключить свет, если тебе так будет лучше, — писатель бросил своё пальто на маленькое кресло, погасил в комнате свет и сел на край кровати. В руках тут же оказалась тетрадь. Сейчас самое подходящее время, когда приходят новые идеи, вдохновение бьёт ключом, голова затуманенна, а перед глазами плёнка. Хочется писать о снеге, падающем с неба, будто хлопок или кусочки ваты, о ветре, что терзал иглами шею, о парне, с которым он видится в последний раз. — Сяо Чжань. С мыслей сбил чужой хриплый голос, но мужчина не спешит отвечать. — Сяо-о Чжа-а-ань, — позвал вновь Ибо, а потом перешёл на шепот. — Чжань-гэ. Мужчина нехотя закрывает тетрадь и ложится рядом, лицом в подушку. Ван Ибо будто о чем-то задумался, смотрит в потолок не моргая, так же тихо продолжая: — Поцелуй меня. Сяо Чжань привстает на локтях. У Ван Ибо щеки красные, алые приоткрытые губы, взъерошенные волосы, рассыпанные по простыне, горящий взгляд и тяжелое дыхание. На такого Ван Ибо нельзя смотреть, опасно. — Зачем? — рванно шепчет мужчина. — Я хочу узнать, чувствую я что-то к тебе или нет, — оголил правду Ван, продолжая мямлить под нос. Сяо Чжань придвинулся ближе к Ибо, полностью осознавая свои действия. Он не понимал, как это поможет что-то понять Вану, но надеялся, что его после этого оттолкнут. Наклонившись над ним, он прижался губами к его губам. Они напоминали зефир и хранили вкус вина вперемешку с недавно подаренным бальзамом. Сяо Чжань прихватил нижнюю губу Ибо, потом верхнюю и, наконец, отстранился. Что сейчас он должен сказать? Что он хочет сказать? Что ему бы хотелось продолжить, но он этого, конечно, не озвучит. Завтра они разойдутся, и каждый пойдет своей дорогой, зачем сейчас всё усложнять и навязывать ещё больше чувств? Но в противовес своим мыслям писатель не может оторвать глаз от раскрасневшихся и припухших губ Ибо. Тот лежит неподвижно и смотрит в глаза Сяо Чжаня, пытаясь отыскать отблеск нужной эмоции. Ибо тянется рукою к лицу мужчины и, зарываясь пальцами в густые волосы, нажимает на затылок, вновь ловя губами его губы. Парень посасывает сначала одну губу, потом другую, переворачивает Сяо Чжаня на спину и сам оказывается сверху. Руки лезут под чужую рубашку, и кожа писателя покрывается мурашками. Сяо Чжань отвечает на поцелуй и проникает языком в чужой рот, проводя по нёбу. Он кусает губу Ибо до крови, улыбается, когда слышит его шипение, и не замечает собственных слёз в уголках глаз. Ибо спускается ниже, целует подбородок, сонную артерию, вгрызается в адамово яблоко и мажет по коже кровью. Всасывает, кусает, лижет, заставляет сходить с ума. Сяо Чжань не знает такого Ибо, а познавать новое всегда хочется. Но это так невыносимо больно. Этой ночью Я не видел драмы нелепей: Сегодня я буду фениксом, А завтра обращусь в пепел.