Чужая кровь

Обычно после окончания течки альфы и омеги вместе не спят, но не в случае Джона с Шерлоком. Джону понадобилось время чтобы осознать, чего ему не хватает, почему любимая кровать стала казаться чересчур широкой и неуютной и почему он вторую ночь подряд беспокойно вертится, и как не ляжет — всё ему неудобно. На третью ночь он босиком пробрался в комнату Холмса, тихонько залез к нему под одеяло, прижался к горячему телу, уткнулся носом в шею, улыбнулся щекотке от кудряшек, обнял, спокойно и счастливо засопел, засыпая. Проснувшись утром он ещё какое-то время смотрел на спящего альфу. Тот явно обнаружил присутствие омеги до пробуждения и не возражал. Лицо гения было спокойно, упрямые кудри улеглись на подушке настоящим облачком безмятежности, а длинные тонкие руки, с будто вылепленными скульптором мускулами, обнимали Джона. Да что там руки, даже ноги Шерлока обнимали Джона. И странно, Ватсону это совершенно не мешало. — Что? — не открывая глаз, спросил не весть когда проснувшийся Холмс, видимо поняв, что омега просто лежит и на него смотрит. «Я тебя люблю. Очень сильно». Вот почему бы Джону не сказать это вслух? И попросить поставить метку. Тогда… тогда сейчас всё было по другому. Никто и ничто не смогли бы разлучить их. Но в тот их день омега только поцеловал своего альфу в кончик носа и чуть лизнул его. — Ты очень красивый. Такой красивый, не могу на тебя налюбоваться. — Я слышал моё лицо сравнивают с мордой выдры, — чуть печально выдохнул тогда Холмс, всё ещё жмурясь. Джон провёл языком от его подбородка, через губы, до носа и снова поцеловал кончик. — А меня сравнивали с фырчащим ёжиком. Шерлок рассмеялся. — Ты и правда похож на ёжика! Особенно когда сердишься! Милого ёжика. Самого любимого ёжика. Такого… ох… чудесного… Холмс не договорил тогда, потому что Ватсон чуть сполз вниз, задрал мягкую серую футболку друга и принялся целовать его живот. Они только недавно выяснили, что это самая эрогенная зона сыщика, после, собственно, члена, и Джон не скупился на ласку: поцелуи и поглаживания. А ещё они узнали, что альфа просто млеет когда омега целует, облизывает и слегка щекочет языком мошонку. А если рот занят зоной живота — то можно гладить пальцами, или только большим, держа чуть на весу, на ладони. — Джон… — шептал тогда Шерлок. — Мда? — поцелуй. Джону безумно нравилось целовать любовника. И в губы, и здесь внизу. Такого тёплого после сна. Нравилось, как начинает прерываться его дыхание, как меняется интонация, как альфа шепчет его имя. И чуть подаётся вперёд, будто наслаждаясь покалыванием утренней щетины. — Сексом же занимаются только во время… ой… теч… боже… ты… течки, и… — Кто тебе такое сказал? — круговые движения языка вокруг пупка, в то время как правая рука нежно гладит мошонку. — Везде пишут… и… ммм… — Ты против? — Нет, но… — Тогда позволь мне. Пока есть это желание, пока наш взаимный жар не пропал, не выгорел… позволь мне ласкать тебя. — Это сколько хочешь, Джон, но… ааа-ааах… я же тоже… — Да, мы ведём себя не как пристало бы альфе и омеге, но… но как же ты великолепен… Ты создан для поцелуев, Шерлок. Твои губы. Твоё лицо. Весь ты. Я… — Ватсон тогда как раз спустился к члену альфы и принялся ласкать его. Целовать и чуть посасывать, не забывая гладить яички под аккомпанемент восхитительных стонов. Джону безумно нравилось когда Шерлок доставлял ему удовольствие, но и сам он полюбил делать это не меньше. «ЛюблюЛюблюЛюблю» — билось в голове, но Джон… Джон был уверен, что это просто нежность, благодарность к первому в жизни альфе, что прислушался к его желаниям. Уважение к неординарному человеку. Слишком великолепному, чтобы такой простой парень, как Ватсон, мог быть интересен ему слишком долго. Омега не верил, что этот фантастический альфа останется в его жизни и хотел взять от него как можно больше, пока дают. И дать, пока берут. Джон ждал, что пройдя пик, их чувства остынут, успокоятся, и Шерлок уйдёт не оборачиваясь, как и другие до него. А пока дело в том, что Ватсону до Холмса никогда не было хорошо в постели, вот он никак не мог насытиться… Какие там мысли о метке, если это просто порыв страсти, которому суждено угаснуть… Сознательно и осознанно метку ставят на совсем других омег. Ярких, сильных, волевых и страстных. Таких, что сами выбирают себе альф. Таких, за которых идут битвы. Безумно красивых и… Словом, не таких как потрёпанный жизнью военный доктор в отставке. У Шерлока, наверное, тоже слишком давно… а может вообще никогда ничего не было, и он просто ещё не осознал что теперь возможно постоянное присутствие секса в его жизни, детектив не заметил, сколько омег вокруг. И как они смотрят на него. Теперь, со своей разбуженной сексуальностью, он это поймёт, откроет глаза, и скоро… очень скоро пойдёт дальше. Хорошо если Джону будет позволено хотя бы остаться в этой их квартире. Хорошо если о нём хотя бы сохранят тёплые воспоминания, как о первом… хотя первом ли? кто распечатал эмоции и чувства величайшего сыщика всех времён. Да и слишком часто к Джону на приём приходили заплаканные молодые омежки, брошенные своими альфами, с горящими болью метками. Принявшие первое сильное чувство за ту самую истинность, бедолаги расплачивались за недальновидность. А метка, это вам не татуировка, которую можно свести… Так, или примерно так, думал Джон, пока шёл за Грегом в его квартиру. Первым местом куда Ватсон направился, едва переступив порог, оказался туалет. — Прости… — начал Джон, — где у тебя… — Прямо по коридору и налево. Ванная рядом, кухня дальше по коридору. Закончишь — приходи. Пришёл Джон не скоро. Быстро решив туалетные дела, долго стоял перед зеркалом в ванной, рассматривая себя. Обычный. Ну вот совершенно обычный. Ничего особо привлекательно ни в лице (а у Шерлока черты эльфа-аристократа), ни в волосах — пегие какие-то (не то что у его любимого альфы, не просто чёрные кудри — произведение искусства), ни в телосложении (а с Холмса скульптуры лепить, и — в музей, под стекло, на чёрный бархат). Вот что этот гений в нём нашёл? И… как ещё отреагирует, когда пузо начнёт расти, ноги отекать, лицо опухать? Может правда, лучше им не видеться до родов? Но что если… что если Джон эти роды не переживёт? Так и умрёт, не увидев свою любовь? Нет… нет, нет. Нет. Надо искать возможность. А если её нет — создать. Раз в пятый вымыв руки, Джон умылся ледяной водой, надеясь, что она вернёт ему бодрость и смоет следы слёз. Да что такое с ним? Или это беременность истеричность провоцирует? На кухне омегу ждал горячий ужин, состоящий из жареных яиц (но так, чтобы желток остался жидковат), бутербродов с сыром и… большой кружки молока. Как позже оказалось — тёплого и с мёдом. — Грег… — Прости, но время для кофе позднее, как и для чая. Последний, кстати, содержит кофеина не меньше, чем первый. А молоко тебе сейчас полезно. С мёдом — вдвойне. Согреет, успокоит, обеспечит хороший сон. Спальня, она же гостиная, она же все остальные комнаты, у меня одна, кровать тоже. Так что, пока ты ешь, я пойду бельё поменяю и себе спальное место подготовлю. У меня там одно из кресел раскладывается. — Грег, не стоит… — Стоит. Тебе с твоими ранами… Лекарства у тебя есть какие-нибудь? — Есть. С собой. Я в ванной всё обработал… — Джон не стал уточнять «как смог». Просить полицейского о помощи он был не готов. — Ладно, ешь. Холодильник в твоём полном распоряжении. И всё, что найдёшь на кухне. Не стесняйся, — и ушёл. Молоко с мёдом и впрямь оказало поистине волшебное действие. С каждым глотком Джону становилось теплее, легче и спокойнее на душе. С яичницей он тоже разобрался довольно быстро. Словом, ужин прошёл хорошо, не считая того, что есть пришлось всё так же стоя. Как раз когда он закончил, Грег вернулся. — Джон, если что захочешь, что понадобится — не заставляй меня гадать, говори, хорошо? — Спасибо. — И ещё… раз уж ты останешься у меня на неопределённое время… — Грегори… — Да останешься, это очевидно же. Надо будет сходить к тебе домой… К вам домой, — поправился Лестрейд, — и принести сюда самое необходимое. Сможешь? Ватсон молчал. До появления в его жизни Шерлока, не было никого, кого Джон мог бы назвать другом. Грегори он знал несколько часов, и, наверное, рано ещё было называть его так… но а как ещё назвать человека, что проявил такую заботу и участие, явно не ожидая ничего взамен? — Должен смочь… — Ладно. Я сам схожу. Только дашь мне ключи и скажешь, что принести. Ватсон хотел только одну вещь. Ну, точнее, неразрывно связанные две. Первое — свою пижаму. Подарок Холмса. Там вышла забавная история. Когда альфа принёс этот плюшевый на вид костюмчик, оранжевый, с принтом красных яблок на брюках и грибочков на рубашке… и с большущим ёжиком на груди… Ватсон, едва сняв прозрачную упаковку, принялся колотить подарком Холмса, решив — издевается. Но тот только хохотал, уворачиваясь. А смеющийся Шерлок — отдельный фетиш Джона. От драки они перешли к поцелуям, а потом омега обнаружил себя на полу, а свою голову — между бёдер ахающего альфы. А пижама оказалась очень удобной. В ней было не жарко, чего опасался поначалу Джон, а Шерлок радовался каждый раз, видя рисунок на рубашке. А Ватсон, слыша его смех, не мог удержаться от поцелуев. Словом, эту пижаму Джон очень полюбил. И буквально накануне случившейся беды, подарил Холмсу парную к ней. Серую, с коричневой мордой выдры на груди. Детектив не разочаровал. Смеялся так, что был вынужден сесть на постель. А Ватсон представлял, как будет расстёгивать свой подарок утром, чтобы добраться до любимого тела. В ту ночь, они, правда, примерить её не успели, и подарок остался лежать нераспечатанным. А следующую ночь Джон провёл уже в больнице, а Шерлок — в участке. Ватсон рассказал Лестрейду о пижамах и объяснил где их найти. — Отлично. Схожу завтра утром перед работой. Ты будешь ещё спать. А сейчас — по коням. То есть — по постелям. Я чертовски устал. Джон тоже. Он уснул, кажется, прежде, чем коснулся подушки. И не понял сначала где он и что происходит, когда утром Грегори разбудил его. — Джон… прости, но пижамы я не принёс. — Ммм… — Ватсон потёр руками глаза, — почему? — Кхм… видишь ли, Джон… такое дело. Вашей квартиры больше нет. Там половины дома почти нет. Поджог, судя по всему, и работает полиция. Просили тебя привезти для дачи показаний. Ватсон смотрел на Лестрейда, ещё не совсем проснувшись и не веря, что это наяву. — А… скрипка Шерлока цела? Он не может без неё. Грег вздохнул. — Одевайся. Не хочу пугать, но это не просто месть. Это покушение на убийство. Никто ведь не знал, что ты сегодня не придёшь домой. Дверь подпёрли снаружи. Это тебя хотели сжечь, Джон.