Чужая кровь

— Ты куришь? Себастьян Моран вошёл на кухню квартиры Джима Мориарти, с трудом удерживая расползающиеся в руках бумажные пакеты и свёртки с едой. — Только когда выпью, — Джим отвернулся от раскрытого окна, куда пытался выпускать дым и посмотрел на Тигра. Тот заметил, что сигарета дрожит в пальцах, а лицо гениального альфы кривилось от такой гаммы эмоций и чувств, что распознать их было невозможно, но всё же главные Моран уловил: боль и почти отчаяние. Он осторожно сгрузил принесённое на стойку, что заменяла в квартире Мориарти стол и начал разбирать, что положить в холодильник, что на полки. За последние дни они подъели все запасы Джима, и Себастьян сам решил сходить в магазин, уже поняв, что всякого рода доставки Мориарти не жалует, чтобы не светить нигде свою квартиру. Идиотских вопросов вроде «что случилось» Моран тоже задавать не спешил. Захочет — сам расскажет. И Джим рассказал. — Итан Адлер… — Мориарти выдохнул очередную порцию дыма, старательно пытаясь отправить его на улицу, но ветер загонял всё обратно на кухню. — Может слышал это имя? Владелец «Дома удовольствий». Да, он не стал особо заморачиваться, назвал его вот так. Работал под псевдонимом «Ирэн», но и настоящее особо не скрывал… Бета. Мой… не знаю как сказать, друг, любовник? Приятель? Просто пересекались чисто по делам, ничего личного? Он в реанимации. Подстрелили сегодня. Врачи почти не дают шансов. А если точнее — удивлены сверх меры, что он ещё жив. — Хочешь поехать его навестить? — Себастьян стал откладывать продукты, из которых хотел приготовить себе и альфе сэндвичи. — В реанимацию всё равно никого не пускают. Я просто думаю. Он… он очень хороший человек, Басти, клянусь. Лучший из всех, кого я знаю. Ни капли лживости, подлости, зависти. В то время как другие только сетуют на проблемы этого мира, он попытался сделать его лучше, исправить то, что мог. Не просто держал клуб для любителей перепихона без обязательств, он учил своих клиентов доставлять удовольствие себе и другим. Не счесть сколько бет поняли, что могут получить сексуальную разрядку, а скольких альф он заставил осознать, что нужно слушать желания своих омег, а не тупо следовать советам из журнальных статей и драть своих партнёров, как озабоченные… А уж про омег, которых он вытащил из токсичных отношений и научил чувству собственного достоинства и вовсе не сосчитать… — И тебе он давал то, что нужно? — Моран закончил раскладывать и сортировать продукты и подошёл к раковине — вымыть руки. — Да. Он был первый, кому я признался в своих странных вкусах… и кто сумел убедить, что это не отклонение, а просто такая особенность. Что в мире есть не только альфа плюс омега, а остальное — извращение. И… он любил когда мы просто болтали. Улыбался, когда я называл его «Моя звезда». Чёрт! — Джим выдохнул последнюю порцию дыма и загасил окурок о подоконник. Обернулся, и Моран заметил в неистовых карих глазах пламя бешенства. — Он не должен умирать! Моран отошёл от мойки, пропуская туда Мориарти, желавшего выбросить бычок в мусорку. — Кто-то недовольный его деятельностью по изменению мира? — Нет, — Джим сел у стойки и положил перед собой сомкнутые в замок руки. — Стреляли… в НЕГО. Себастьян сразу понял о ком речь, но всё же переспросил: — В мистера Недосягаемого? — Да. Либо в него, либо в его нынешнего любовника. Тот служит в полиции, так что этот вариант исключать нельзя. Но Итан их прикрыл. Я ему безмерно благодарен, но… но не такой же ценой! Не такой… — Джим замолчал, положив голову на руки. И молчал всё время, пока Себастьян обжаривал хлеб на сковородке (тостера тут не было), резал овощи и колбасу, раскладывал на ломтиках хлеба и поливал всё соусом. Звякнула тарелка, затем чашка. — Сэндвичи и чай. Поешь, Джим, а потом поедем в больницу. Пускают-не пускают… ты должен быть рядом, — Моран примостился у другого угла стойки, и принялся за свою порцию. Судьба неизвестного Итана, как и мистера Недосягаемого, не особо волновала байкера, но он видел, как это выбило из колеи Джима и сердце разрывалось от сочувствия, но он же был брутальным бетой! Такой должен хранить спокойствие в любой ситуации. И делиться им с другими. — Прости, Басти, я не в настроении есть. — Верю. Но тебе понадобятся силы. Джим отрицательно помотал головой и встал, вроде глядя на Себастьяна, но в то же время и куда-то сквозь него. — Я обещал рассказать тебе, кто я такой… Спасибо, что не торопил, не лез с вопросами, просто был рядом эти дни. Басти, я… думаю, можно сказать просто — преступник. Один знакомый сыщик говорит — гений своего дела. Я не бегаю по улицам со стволом и не палю в людей… но уверен: на моей совести немало смертей и разбитых жизней. Если коротко — я консультирую других, как лучше провернуть то или иное дело. Убрать неугодного человека. Обмануть или обокрасть. И не отслеживаю, хороший человек жертва или плохой. Мне всё равно. Оплатили — работаю. Иногда проворачиваю что-нибудь подобное сам. И всегда думал, что рано или поздно нарвусь на пулю куда раньше, чем мои друзья-противники. Наши отношения с Недосягаемым и его младшим братцем сложно понять. Первый из правительства, второй тот самый сыщик, частный детектив. Но оба испытывают ко мне симпатию, и в том их слабость. Но и моя симпатия к ним не меньше. Потому я уничтожу любого, что решит навредить им. — Кхм, — Моран глотнул ещё чая. Горячего и очень сладкого, как он любил. Чего-то подобного он ожидал. — А если им навредит какое-то дело, что ты помогаешь устроить? — Я всегда отслеживаю и продумываю далеко идущие последствия. Думаешь, меня зря считают гением многоходовок и сложных комбинаций? Никто и никогда ещё не обыгрывал меня. И я с трудом могу поверить, что всё свалившееся на… ладно, назову тебе их фамилию — Холмсов — дело рук одного единственного парня. Какого-то Мэрри из Агры, о котором никто ничего больше толком не знает, и который оказался злодеем, уровнем выше меня! Это всё какое-то дикое совпадение! Комбинация совершенно разных дел! — Которые твой гений не может разобрать и отследить? — Моран решительно пододвинул к Мориарти тарелку и непререкаемым тоном заявил: — Съесть и выпить! Набраться сил и успокоиться! А потом мы поедем в больницу к твоему Итану. Добьёмся, чтобы пропустили. Поболтаем, как показывают в кино. И не дадим ему умереть. А попутно, ты включишь весь свой гениальный ум и распутаешь это всё! И найдёшь Мэрри! Джим хмыкнул и посмотрел сначала на еду, а потом на Себастьяна. — И ты не сбежишь после моего признания? — Не скажу, что всегда мечтал быть правой рукой величайшего злодея современности, — Моран сунул в рот последний кусок сэндвича, прожевал и проглотил. Запил чаем. — Но… я хочу быть с тобой. Кем бы ты ни был. И что бы не ждало нас впереди. — Даже если ничего? Ведь следующую пулю могу словить я. И рядом не будет Итана, чтобы заслонить. — Рядом буду я, — заявил Тигр. — Вот этого я тоже не хочу. В смысле, чтобы ты получил вместо меня, а не чтобы ты был рядом. — Не поверишь, я понял, — Моран встал, собираясь отнести свою посуду в мойку. — Чтобы всех спасти и решить загадку, давай, заряди свой мозг, Джим. И выдвигаемся. Хватит уже сидеть в четырёх стенах. Сам видишь.

***

Джон не мог заставить себя заниматься ребёнком. Он не хотел брать его на руки, плач раздражал настолько, что с трудом подавлялось желание швырнуть источник противного звука об стену. А ведь внимание требовалось малышу постоянно! Кормить, купать, гулять, просто держать на руках, защищая от неведомых детских страхов, укачивать, давая ощущение безопасности. Ничего этого бедный омега делать не мог. Младенец вызывал у него эмоции, какие мог бы вызвать огромный паук у человека с сильнейшей арахнофобией. Дай такому паучка размером с младенца и вели заботиться… Омега знал, что альфа подменил бы его, если бы это было возможно, не смотря на их видовые роли. Холмс полностью брал все заботы о ребёнке на себя, когда был дома, но вот только жизнь в колонии-поселении этого времени ему почти не давала. Колония жила практически на полном самообеспечении и заключённые работали на различных производствах по двенадцать часов в день, практически без выходных и праздников. Свободный день полагался на Рождество и день рождения президента. Четыре раза в месяц рабочие смены длились восемь часов вместо двенадцати, но на этом всё. К концу третьей недели присутствия в их жизни Дина, и в первую после выписки из больницы после родов, когда омега оставался со своим ребёнком один на один, Джон просто опустился на колени перед пришедшим с работы Шерлоком, обнял за ноги, уткнулся носом ему в бедро и горячо зашептал: — Прости. Прости меня, но я не могу. Он кричал сегодня весь день, а я закрыл его в комнате и сидел на улице. Пусть он часть меня, но на вторую часть — тех мразей. В его лице я вижу их рожи, в его крике слышу их голоса. Касаясь его, вспоминаю их липкие пальцы… Шерлок, давай его отдадим. В приют, в дом малютки, куда угодно… Я не вынесу этого больше ни одного дня. — Джон… — Прошу, не ненавидь меня за это! Может, у меня послеродовая депрессия и позже всё пройдёт, но сейчас… меня физически тошнит, когда я чувствую его запах. Меня рвёт, когда я пытаюсь подойти ближе. Любимый мой, я так не могу… Альфа осторожно поднял своего омегу, расцеловал залитое слезами лицо, зажмуренные глаза. Долго гладил по спине, пока тот не перестал дрожать. — Джон, ничто на этом свете не заставит меня тебя ненавидеть. Успокойся. Давай я его покормлю, перепеленаю, и мы поговорим, хорошо? Когда со всеми делами было покончено, и успокоенный Дин уснул на руках Шерлока, тот постарался сесть так, чтобы младенец был как можно дальше от Джона и начал: — Я могу попросить брата забрать его, но… ты же помнишь, что малыш — то условие, что позволяет тебе и мне жить здесь вместе? Выше всего стоят нужды ребёнка. Если мы его отдадим — тебе предпишут уехать, а мне — отбывать наказание как всем, в одиночестве. — Да, — Джон погладил ладонями бёдра, как делал всегда, пытаясь себя успокоить. — Мне было так плохо, что я не подумал об этом. И никакой другой лазейки? Никакой возможности? Холмс, я на всё согласен, только бы жить с тобой, как раньше! Но без него. Без… — Ватсон даже имя не мог произнести, хотя сам дал его малышу. — Совсем как раньше уже никогда не будет, — был вынужден сказать бывший сыщик жестокую правду. — Мы еле-еле добились того, что имеем. Но я понимаю, как тебе плохо. Пытаюсь думать, что понимаю. И постараюсь решить этот вопрос. — Но как?!!! Мне кажется, даже твой гений тут бессилен… — Джон. Посмотри на меня и прими решение. Ты даешь мне добро на попытку реализации одной рискованной идеи? Если получится… мы сможем остаться здесь вместе, и Дин будет с нами. Без этого никак. Но я избавлю тебя от забот о нём. Полностью. Даже подходить не будешь. Но в других аспектах твоя жизнь может стать гораздо тяжелей. Если же план провалится… Ты вновь окажешься под опекой моего брата, уедешь подальше, куда он велит, и будешь под его надзором, пока я не отсижу срок. Ребёнка тебе с собой брать не придётся. — А можно поподробнее про твой план? — Конечно. Ты сумеешь выслушать, тебя не стошнит от близости Дина? Оба уже знали — он молчит только на руках. При малейших попытках уложить в кроватку — заливается так, что сигнальные сирены обзавидуются. Ватсон сделал несколько вдохов выдохов. — Когда ты здесь, твой запах перебивает его вонь… Прости. Но для меня он пахнет мерзко и противно. Как тогда, около помойки. Гниль, моя кровь и их сперма… Холмс кивнул. Он не предполагал, что всё настолько плохо и надеялся, что постепенно всё образуется. Теперь же окончательно понял, что этому не бывать. И значит — покой им только снится и нужно вновь и вновь брать неприступные вершины, налаживая жизнь. Чуть покачивая мирно спящего младенца, альфа был полон решимости спасти своего омегу, как делал это всегда. — Я слушаю твой план, Шерлок, — напомнил о себе Джон.