Пересечённые судьбы

      — Сал, я… — начал Ларри. Он собрался и был готов сказать всё, что он хотел в течении всего месяца. Но он был перебит.       — В общем, тебе сказать мне нечего, — вздохнул Сал и снова взял книгу с очками и наушниками. — Да, ты начал, но тон был именно таким, будто ты хочешь посочувствовать или сказать что-то, что не касается той темы, на которую я желаю говорить. Никто не начинает высказывание о своём состоянии со слов «Сал, я». Иди лучше в холл к остальным.       Наступило молчание. Ларри смотрел на Фишера, что уже не обращал на него своего внимания. Голубоволосый был полностью увлечён не самым весёлым моментом в книге, но его глаза всё равно горели каким-то огоньком, что был похож на тот, каким Салли в шестнадцать смотрел на Джонсона. Этот огонь восхищения, будто его владелец прямо сейчас встанет и начнёт громко аплодировать. А шатен сидел, ожидая чего-то от Сала. Ему стоило прямо сейчас начать говорить, но ведь Фишер всё равно не услышит или заставит его молчать. Ему сейчас нужна была лишь гробовая тишина, что будет незаметна лишь за музыкой, а не голосами людей.       — Поверь, если ты будешь сидеть и ждать, то ничего не произойдёт, — не отвлекаясь от книги, сказал Сал. — Это не дом, полный слуг, любящих родителей и так далее, где все всё делают так, чтобы тебе угодить. А это не одна из комнат, что по праву тебе принадлежит. Я не стану делать то, что хочешь ты: слушать всякий бред. Я в первую очередь врач, а не… — голубоволосый задумался и устремил взгляд в окно, не зная, как выразиться. — А не служанка.       Было ясно, что он хотел бы сказать «друг», но по непонятным причинам он не захотел использовать именно это слово. И не понял бы никто, но Ларри удалось найти смысл этой замены слов: «Он пытается доказать, что ничего и никогда не было». Джонсон заметил, что никакого огонька в глазах уже нет. Сал грустно пробегал глазами по строчкам книги. Наверное, уже дошёл до момента отказа Ретта. Ларри встал и вышел из кабинета, тихо закрывая дверь. Идти ко всем остальным уже не хотелось. Он там будет лишним. Сейчас шатену хотелось запереться в своей палате и подумать. Просто подумать, вспомнить что-нибудь приятное из жизни. «Фишер показывает, что я такой же человек для него, как и остальные», — никак не удавалось перестать думать об этом Ларри. А ему это не нравилось. Он привык получать должное внимание к себе, а когда он его не получает от того, кто просто обязан по его мнению это делать, этого внимания, это просто выводит его из себя. Джонсон закрыл дверь, поворачивая замок, которым до этого момента он не пользовался, и сел на кровать, сразу беря в руки скетчбук и карандаш. Да как Сал посмел? Он выгнал его, не давая и слова сказать, хотя обещал его слушать, когда ему понадобится это. Но с другой стороны Ларри понимал, что он сам виноват. Поступил тогда, как последняя свинья, а теперь чего-то хочет от Салли. Этот парень всегда был злопамятным, хоть и не казался таким никогда. Он мог запомнить, как кто-то не поделился с ним конфетой, и потом не поможет этому человеку через десять лет. Может, я преувеличиваю, но дела именно так и обстояли. И как бы Джонсон не проклинал Фишера, в тетради уже видны очертания этого улыбающегося парня с длинными и безумно красивыми голубыми волосами. Ларри отбросил в сторону скетчбук, закрывая глаза рукой и вздыхая. Снова накатили воспоминания о том самом Сале, который порой надевал очень большую ему футболку Ларри, который порой слишком сильно волновался и вообще мог не устоять на ногах при виде собаки, пока Джонсон уже гладил её. Это был милый мальчик, который всё же был способен обидеть кого угодно, кроме Ларри. Ларри был кумиром и просто человеком, с которого, как он считал, нужно брать пример. Ларри был, по его мнению, красивей всех моделей с обложки, рисовал лучше Да Винчи и был просто самым добрым. Но теперь, кажется, Сал хотел делать больно лишь этому человеку, навести на него все порчи этого мира и так далее, хоть и скрывал это. Но сегодня он дал ясно понять: Ларри Джонсон — это моя ошибка прошлого, хоть и безумно красивая. «Но он не может не любить меня до сих пор, — задумался шатен, смотря в окно, где сквозь ветви деревьев летали птицы. — Тот взгляд на приёме. Это точно не было притворством». Джонсон закрыл лицо обеими руками, начиная смеяться. И всё же тот взгляд был прекрасным. Эти голубые и такие по-детски наивные глаза блестели, как несколько миллиардов звёзд на небе. Эти голубые глаза никогда не врали, они не способны на это. Это просто самые красивые глаза, которые Ларри мог представить. А эта улыбка, она же восхитительна. И какая разница, что всё лицо в шрамах? Они ведь тоже прекрасны, они по-своему украшают бледное личико этого парня. Он был по уши влюблён в этого странного Салли Фишера, а сам не замечал и не понимал этого до данной секунды. Его привлекает абсолютно всё в нём и неважно, что сейчас он показывает такого человека, каким хочет быть. Ларри всё равно видит, что это тот же Фишер, его нельзя изменить. Нельзя отнять его стеснительности, замкнутости и наивности. Ведь нельзя сделать из пятилетнего ребёнка серьёзного президента! Нужно всего лишь извиниться и сказать, как он сильно его любит…       На следующий день всё было почти так же, как и вчера, разве что Фишер предпочёл до часов десяти вечера гулять по парку с наушниками. Из окна Ларри видел, как голубоволосый заходит в парк, сразу скрываясь за кронами деревьев. Салли смотрел вниз, несильно наслаждаясь красотой природы. Его больше волновали свои мысли. Джонсон решил не идти за ним. Сал сказал, что хочет побыть один, значит, пусть так и будет.       И вот наступила пятница. По словам Лили, сегодня Салли должен быть уже в прекрасном настроении, как обычно и бывает. Но на приёме голубоволосый был снова вялым, нудно задавал некоторые вопросы, слушал Ларри и смотрел на него уставшим взглядом. Но Джонсон надеялся, что это у него не продлится весь день. Ему не очень хотелось, чтобы Салли шёл в бар. На это было много причин, но самая главная: волнение. А что, если Сал не заметит, что выпил уже много? А вдруг он не дойдёт до дома? Только сейчас шатен понял, почему все так стремились помочь ему. Это действительно страшно, когда ты не знаешь, что может произойти с человеком, когда он в нетрезвом состоянии.       Вечером все снова собирались на первом этаже. Всем хотелось отпраздновать в который раз пятницу. Завтра будет работать не так много людей, правда, неполный рабочий день. Мишель подбежала к Джонсону, который только-только сел в кресло, уже настраиваясь на вечер.       — Лили попросила тебя сходить к Фишеру и спросить, будет ли он сегодня здесь.       — Почему именно я?       — Наверное, только тебе доверяет эта рыжая, — фыркнула в ответ Мишель, сразу отходя от Ларри. Ей, видимо, было неприятно, что лучшая подруга не послала её сделать это, или они были в ссоре. Но всё же Джонсон встал и направился на второй этаж.       Уже будучи на втором этаже, Ларри подошёл к кабинет Сала и хотел уже постучаться, как вдруг дверь открылась. Из кабинета вышел Фишер в чёрных джинсах и красной футболке, застёгивая куртку. На лице была чёрная тканевая маска на пол-лица.       — Что уже случилось? — немного нервно спросил Сал, закрывая на ключ свой кабинет.       — А ты куда?       — В бар, — отрезал голубоволосый, бросая ключ в карман и снова застёгивая куртку.       — Зачем? — задал достаточно тупой вопрос Ларри. Но ничего другого ему в голову не пришло, кроме этого.       — Джонсон, тебе не десять лет, чтобы объяснять тебе, что люди делают в баре, — выпалил Салли, наконец справляясь со своей курткой. Он направился к лестнице. — Напоминаю: ты мне не мамочка, чтобы запрещать мне.       — Неужели всё так плохо? — спросил Ларри. Его начинало уже всё бесить. Да что вообще случилось у этого Фишера, что он решил прибегнуть к помощи бармена?       — Ужасно, Джонсон, ужасно, да, — пробормотал Сал, смотря на время. — Тебе ли меня останавливать? По идее, ты наоборот должен меня понять. И вообще, — Сал остановился, поворачиваясь лицом к Ларри, отчего второй остановился, не отводя взгляда от голубых глаз, что сейчас выражали лишь ярость, — Пусть я и выгляжу на пятнадцать, но мне уже двадцать два. Я взрослый человек, и я могу решить, как мне будет лучше, понял?! Какой-то Джонсон не смеет говорить, что мне нельзя делать!       Сал толкнул Джонсона, разворачиваясь и широким шагом уходя подальше отсюда. Голубоволосый прикусил нижнюю губу и проглотил ненавистный комок. Да, ещё поплачь перед Ларри, конечно! Он никто, чтобы видеть его слёзы и потом смеяться над этой слабостью! Так буквально за несколько мгновений Салли оказался на улице, направляясь на несколько часиков в бар, чтобы ближе к ночи вернуться домой и укутаться в одеяло. А Ларри стоял, сверля пустым взглядом всё, что было перед ним. Пальцы сжимались в кулаки и вообще хотелось кричать. «Какой-то Джонсон!» — не мог никак понять Ларри в своих мыслях. Сал показал, что шатен для него — пустое место, по крайней мере, хотел, чтобы Джонсон так думал. И Ларри так думал. Вот до чего он докатился. Он не может уже переубедить Фишера, он не имеет больше над ним никакой власти. На плече шатен ощутил чужую тёплую руку. Ларри обернулся, сразу замечая Бетти, которая не совсем понимала, нужно улыбнуться или сожалеюще посмотреть, поэтому это совместилось на её лице.       — Не принимай близко к сердцу, — всё же улыбнулась она, тепло глядя на Ларри. — У него сейчас не лучший период в жизни, не более. Завтра снова будет, как ребёнок.       — Объясни мне, что с ним не так, — попросил Джонсон, но в ответ получил лишь насмешливый взгляд девушки.       — Отвечу на любые два вопроса, кроме этого и любит ли Сал тебя до сих пор или кого-то ещё. Пойдём в мой кабинет. Ты же не против пропустить минут двадцать вечера?       Джонсон усмехнулся и пошёл за Бетти в её кабинет. Шатенка открыла дверь, заходя и сразу садясь в кресло. Было ясно, что кофе будет лишним в данный момент и не стоит тратить на него время. Ларри сел в кресло напротив, как и обычно.       — Что за боязнь отношений? — спросил сразу Ларри, не дожидаясь никаких команд.       — Всё началось с того момента, когда ты грубо отказал Салу в чувствах. Он в этот же день собрал вещи и переехал ко мне (я тогда недавно переехала в Нокфелл, чтобы учиться), рассказывая во всех красках, что произошло. Через несколько месяцев он всё же перестал об этом вспоминать, зажил счастливо, начал меняться и играть на публику свою роль. И вот настал первый месяц нашей с ним работы здесь. Это произошло полгода назад. Тогда ему попалась одна пациентка. Девушка была очень красивая, я завидовала её длинным и будто шёлковым тёмным волосам. А взгляд этих медовых глаз, м-м-м… Она была действительна красива. Они сразу сдружились. Она понимала его шутки, шутила вместе с ним, им было очень весело вместе. Как мне однажды сказал Сал, она была очень похожа на тебя до того, как твоя мать вышла замуж второй раз, правда, как он же мне сказал, она вряд ли будет рада его видеть в час ночи с кошмарами, — Бетти посмеялась, но потом вернулась к незаконченной теме. — Итак, так прошло около двух месяцев. Сал ещё тогда носил протез, кстати, и она видела его лицо без него. У неё не было отвращения или чего-то подобного. В общем, очень похожа на тебя. Приняла Фишера таким, какой он был. И вот её выписали. Салли сразу пригласил её на свидание. Прости, не помню, как её звали, имя было странное и сложное (да, все поверили). Всё было превосходно. Они пошли в ресторан, насколько помню, а после этого Сал привёл её на какое-то поле, где они запускали в небо фонарики. Салли очень их любит, особенно наблюдать за их полётом вверх. И вот фонарики летят вверх, а Фишер уже готов. Он рассказал ей о своих чувствах, и она сказала, что они взаимны. Она отобрала у него первый поцелуй, — усмехнулась Бетти, но мигом погрустнела. — Сал пришёл ко мне ночью. К тому времени мы уже жили отдельно. У Сала своя квартира недалеко от меня. Он мне рассказал, как всё было прекрасно, он был счастлив. Я его никогда таким не видела, правда. Его глаза горели восторгом, руки он не знал, куда деть, поэтому просто активно перебирал пальцами, как малыш. У него было столько планов на будущее, м-м-м… но они не сбылись, как можешь заметить. Эта тварь не шла на контакт на следующий день. На сообщения и звонки не отвечала, дверь в квартиру не открывала. Сал всё понял и пошёл домой, перед этим написав ей, что он всё понимает, поэтому больше не будет надоедать. Она не ответила, но точно была рада этому. С того дня он боится снова ошибиться. Я ему говорила, что Бог любит троицу и так далее, но он теперь будто выбирает тщательно этого третьего человека. Ему страшно, когда проявляют к нему внимание в плане романтики. Он всех держит в строгой френдзоне и если кто-то посмеет попробовать разрушить её, то он решит перестать общаться с этим человеком. Боится быть снова отвергнутым или тем, с чьими чувствами играли и давали ложную надежду. Он даже перестал носить протез, чтобы все видели, что он не так прекрасен, каким кажется. Он красивый, поэтому в какой-то степени его цели не будут достигнуты. В общем, как-то так, — Бетти вздохнула и налила себе воды. — Он считает себя слабым, но я бы на его месте уже давно бы… ну, ты понял. Я бы не выдержала даже тех унижений, которым его подвергали в начальной школе. Я думаю, ты о них знаешь.       Ларри смотрел в пол. «А ведь я мог быть с ним в тот момент, — задумался он. — Да если бы мы тогда не поссорились, он бы, возможно, вообще не стал бы психологом. Его жизнь бы так не изменилась. Но зато теперь он ходит без протеза и его все любят, не так ли?»       — Второй вопрос? — поинтересовалась Бетти, поставив пустой стакан на стол.       — Если мне будет нужно, ты мне поможешь?       — Да, — улыбаясь, кивнула девушка. — Обязательно помогу. Пусть я не очень поддерживаю тебя в том, что ты сделал тогда, но теперь я помогу тебе всё исправить. И да, это возможно.