Обо всем понемногу

В темной-темной комнате, где свет луны озаряет каждый уголок в ней... ...там нечем дышать, там ветра приносят лишь холод и вьюгу, нельзя укрыться от них, нельзя укутаться в сотню пледов... Витражи рассказывают сказки. Маленькие фигурки скачут с мальты на мальту, слюдяные дорожки загораются мертвым светом следом за ними... Сказки о жизни и смерти. Дружбе и вражде. Величии и падении. Любви и предательстве. Все они в одном клубке, но таком изорванном, нецелом, с сотнями начал и концов. Распутать его нельзя. Леваллану не нужны сказки. Ему нужна тишина. Голоса говорят, нашептывают, поют песни о прошлом, которое погребено под пластами лжи и рабства. Оно истоптано в пыль, на нем выстроены сотни других миров, его увидеть нельзя, но почувствовать - мучительно. Он хочет закрыть глаза, но понимает, что это бесполезно. Не уснуть, не забыться - не дадут, эти проклятые голоса не дадут успокоить сознание и уплыть в мир сновидений. Вместо снов - картинки из были, лица давно умерших существ, такая мощь в руках и боль в голове. Чьи-то сказки зовут. Лавеллан пытается закрыть уши руками, сжимает свою черепушку до хруста костей под ладонями, но все тщетно. Оно внутри, оно зовет, оно тянет сознание на себя, будто оно одеяло. Заманчивые голоса говорят: "Прими наш дар. Прими свою награду. Прими себя". "Проклятье", - думает он, -"Это не дар, нет, ни разу. Проклятье как есть". И поэтому он кричит. Вжимаясь в подушку, чтобы никто не услышал, и закусывая мягкую ткань, он истошно кричит, чтобы эти лишние ушли от него, из него, дали передышку. Его не слышат. В одну из ночей, снова долгих-мучительных-бессонных ночей, кто-то заходит к нему. Он уже не слышит, голоса настойчиво вытесняют его из собственного сознания. Гость приближается к его постели. Горячего лба касается холодная-холодная ладонь, мягкий зеленый свет струится меж паучьих пальцев, обволакивая разум в такое желанное небытие. Лавеллану легче. Ему хочется плакать от облегчения, ибо он был больше не в силах терпеть эту боль. Голоса на время затихают, и в голове воцаряется блаженная пустота и такое огромное ничто. Никто не зудит на краю сознания, потоки крови перестают давить на черепушку изнутри, веки будто отяжелели на несколько тонн, и причиной всему этому - такая знакомая ладонь, знакомая магия, и шепот - не раздражающий, от него не появляется приступ тошноты. Эльф даже почти понимает смысл фраз, но он ускользает от него так же неотвратимо, как дремота забирает его в свое царство. Лишь только в последний миг острый шип страха пронзает его - обладатель этого шепчущего голоса считается пропавшим уже почти два года.